Иванов и Рабинович, или Ай гоу ту Хайфа - Владимир Кунин

— В этом состоянии — не больше пяти-шести миллионов долларов. Но если ее поставить к нам в док и истратить на ее реставрацию еще тысяч двести… — раздумчиво прикидывал капитан, не прекращая своих мужских занятий. — То на любом аукционе она потянет не меньше десяти, двенадцати миллионов.

— О'кей, Билли! Я подумаю. А если они не захотят продавать яхту, во сколько нам может обойтись компенсация? — спросила Грета-Нюся, начиная помогать капитану в его упражнениях. — Сколько может стоить сегодняшняя пьянка мистера Флеминга? Как по-вашему?

— Судя по тому, что о них пишет пресса — в нашем деле они ни черта не смыслят и вряд ли будут претендовать больше, чем на сорок, пятьдесят тысяч долларов. Осторожнее, миссис Флеминг! Не ставьте локти вон ва ту кнопочку. Это включение аварийных двигателей…

— Не смейте мне делать замечаний, Билли! Первый раз, что ли? — огрызнулась Грета-Нюся.

Воспользовавшись отсутствием жены, краснорожий миллионер Майкл разговорился во всю!

— Зачем, зачем вы эмигрируете из России?! — восклицал он, сидя на белом ковре со стаканом в руке. — Что вас всех так тянет на Запад?! Какое-то массовое помутнение умов! Раньше ваши советские идеологи врали, как на Западе плохо, а у вас хорошо. Теперь они же врут, как на Западе хорошо и как ему нужно подражать! Наливай, Арон!.. Тебе со льдом, Вася?.. Конечно! Первое, что вам бросится в глаза — изобилие в магазинах!.. «Каждому по потребности» — основной принцип реализованного коммунизма… Но это же не даром! Ну-ка, влезайте в нашу шкуру — людей, постоянно живущих на Западе! Мы добываем средства к существованию ценой таких усилий, о каких в России и понятия не имеют!.. Высокий уровень жизни на Западе принудителен. Ты просто обязан хорошо жить, иначе будешь выброшен за борт… Вот отвратительная суть капитализма! В Советском Союзе даже люди, живущие от получки до получки, и то выставляют на стол все, что есть в доме, когда к ним приходят гости. У нас на Западе такое не увидишь! Мы общество жмотов! И это есть один из источников нашего западного благополучия! А частное предпринимательство? Проклятая частная собственность?! Она не менее страшна, чем тоталитарный коммунистический режим! Я абсолютно согласен с критиками капитализма, что отказ от частной собственности и частного предпринимательства освобождает людей от самой страшной формы социального закабаления. Но сегодня в России это закабаление изображается, как подлинная Свобода!.. Слепо перейти на путь Запада равносильно гибели России!..

Майкл залпом осушил стакан и зарыдал…

Арон и Василий растерянно переглянулись.

Поправляя прическу, в салон вошла Грета-Нюся. Увидела рыдающего Майкла, коротко спросила:

— Плач по гибнущей России?

— Ага… — кивнул Вася.

— Про ужасы западной «системы» было?

— Да, — сказал Арон. — Просто лектор райкома!..

— Это наша обычная программа. Как нажремся, так несем капитализм по всем кочкам. — Грета-Нюся уселась в кресло, закурила длинную коричневую сигарету. — Не обращайте внимания.

— Все равно жалко, — Василий осторожно тронул за плечо рыдающего миллионера: — Миша, а Миша… Послушай-ка! Может, тебе эмигрировать в Советский Союз? А, браток?..

— Или попросить там политического убежища, — сказал Арон.

— Точно! — обрадовался Василий. — Ты же часто бываешь в Москве. Как наши за границей делают? Вышел втихаря из гостиницы, и в милицию. Так, дескать, и так — прошу предоставить мне убежище в вашей чудесной стране…

— Только надо обязательно напирать на то, что ты был всю жизнь не согласен с капитализмом, — добавил Арон.

— И кровь мешками проливал в борьбе с собственным классом, — присоветовал Василий.

— Тебя сразу примут! — сказал Арон. — У нас, знаешь, как любят страдальцев из-за бугра?!

— Это у нас на своих насрать, а к зарубежным у нас отношение будьте-нате! — подтвердил Василий.

— Получишь советский паспорт, однокомнатную квартирку в новостройке, — пообещал Арон.

— Эй! Эй! Эй!.. — в панике закричала Нюся-Грета. — А ну, кончайте!.. Он же с пьяных глаз может сейчас такое натворить!.. Я не для того в него пять лет втюхала, чтобы… Все! Закрыли эту тему! Лучше поговорим о деле.

На следующие сутки погода изменилась неузнаваемо! Ярко светило солнце, где-то на дальних островах, материках и вообще — на земле, наверное, стояла удушающая жара, но здесь в самом центре Средиземного моря дул освежающий легкий бриз, и добротно починенный «Опричник» мчался под всеми парусами к долгожданной неизвестной Хайфе…

Вахту нес Арон, а Василий сидел на крыше рубки и возбужденно кричал:

— Как же! Отдадим мы им яхту за три миллиона!.. Держи карман шире! Нашли дураков! Они думают, что они хозяева жизни, а мы такие маленькие дешевые фрайера!.. А на вот, выкуси! «У советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока…» Три миллиона!.. Да мы за нее у нас в Израиле минимум восемь миллионов возьмем!

— Да… — сказал Арон. — Ушлая баба! Но я ее шпокнул… Что-то, Васька, у меня по этому делу тоска начинается… Сны разные вижу, Клавку вспоминаю…

— Потерпи, Арончик. Продадим яхту, устроимся, купим дом, заведем серьезное, солидное дело — за нами девки будут табуном ходить. Потерпи!..

— Придется, — согласился Арон. — Жаль только, что теперь до самой Хайфы нет ни одного порта… Можно было бы там раскрутиться. Бабки теперь есть…

— Что ты! — воскликнул Василий и счастливо засмеялся.

— Бабок у нас теперь навалом!..

Он стал выгребать из левого кармана штанов доллары:

— Двадцать долларов подарил капитан «Академика Сахарова»… Команда собрала нам — тридцать семь… Это уже пятьдесят семь? И самое главное! За это мы давали расписку, что претензий к мистеру и миссис Флеминг не имеем?

— Компенсация?

— Конечно! Я же говорил тебе — ЛЕВЫЙ борт очень дорого стоит. Итак…

Василий сделал роскошную театральную позу, нагнетающую волнение зрителей, медленно засунул руку в правый карман и с криком:

— От представителей мирового капитала, в компенсацию за нанесенный ущерб бедным советским эмигрантам ровно ОДНА ТЫСЯЧА долларов!!! — и выдернул из кармана десять стодолларовых купюр.

— Ура-а-а-а!!! — закричал Арон на все Средиземное море.

Василий сел, скрестив ноги, развернул доллары веером и стал томно обмахивать ими себя.

— Ну, как? Идут мне доллары? — спросил он у Арона.

— Очень! — искренне восхитился Арон. — Сфотографироваться бы с ними…

Василий сложил все деньги в одну пачку и слез на палубу. Осмотрел бывшее место пролома, по-хозяйски подергал новые ванты:

— И починили они нам все шикарно! Ни хрена не заметно…

— Починили здорово, ничего не скажешь, — согласился Арон.

— Василек! Ты бы не телепался с бабками, а спрятал бы их куда-нибудь от греха подальше. Жратва у нас есть…

Арон оглянулся на корму, улыбнулся зеленому шелковому флагу с золотым драконом:

— Флаг мы уже имеем… Так что до берега нам деньги вроде бы ни к чему.

— Точно! — сказал Василий.

Он спрыгнул в кокпит и направился к дверям каюты. Остановился в проеме, повернулся к Арону, прищурился и сказал:

— Нет! Но как мы этих Флемингов сделали на тысчонку?! А?..

— Гениально! — ответил Арон. — Мне их даже немножко жалко…

А потом, на смену бурным впечатлениям и событиям, пришло тоскливое, выматывающее, однообразное плавание — без берегов, без островов, без лагун, без заходов в чужие бухты и порты, без единого нового человеческого лица…

В ушах — томительный, ни на секунду не прекращающийся скрип снастей, комариный писк ветра в такелаже, редкое похлопывание парусов, негромкий, надоедливый плеск маленьких, частых волн о борта яхты…

Вокруг только одна вода и вода — то зеленая, то синяя, то серая, то черно-фиолетовая…

А над головой — слепящее солнце, коварное солнце, страшное солнце!..

Видишь только свет его, но под свежим морским ветром не чувствуешь его разящих лучей. Зато к вечеру все тело горит, голова раскалывается, лохмотьями слезает со спины и плеч сожженная кожа, к груди не притронуться…

В ночи холодным светом посверкивают тысячи и тысячи звезд.

Сон свободного от вахты тяжек и удушлив. И короток. Невероятно короток! Только уронил многопудовую голову на жесткую, постоянно влажную подушку, как из кокпита несется:

— Эй! Подъем!.. Ветер переменился. Вылезай, мать твою! Берись за паруса!..

А поспал человек всего лишь двадцать минут, не больше…

Матерясь, вылезает из каюты, спит на ходу, но уже тянет шкоты, вяжет узлы на утках, крутит рукоятки лебедок…

Только лег, только прикрыл глаза, — снова крик:

— Проснись!.. Проснись же, тебе говорят!

— Ну, что?.. Что еще?.. — чуть не плачет «отдыхающий».

— Я курс изменил. Нанеси на карту и проставь время! А то опять заблудимся к едрене-фене!..

Зажигается свет в каюте, расстилается на столе карта. Глаза закрываются, ничего не видят, пальцы не держат карандаш, транспортир…