Колхозный помещик образца XIX века - Михаил Леккор

Николай пожал руку, как бы завершая тему соли, показал на стол, предлагая перейти к делу.

— Да, кстати, а почему тебя соль? — спохватился он напоследок, уже садясь на свой стул.

Два гривенника и три копейки, — ответил Андрей Георгиевич и, откровенно говоря, несколько удивился прохладной реакциигосударя. Уже много позже, когда к теме было неудобно возвращаться, сообразил, что он-то говорил в пудах, но, правда, без налогов, как и водится на производстве, а его августейший собеседник же спрашивал о золотниках, как это водится в розничной торговле. Тогда дороговато, даже с налогами. Думать надо!

До обеда они еще успели разобрать несколько бумаг, что никак не отразилось на отложенной стопке.

— Придется во второй половине работать подольше и даже взять к себе на вечер с разрешения государя. Иначе никак не успеть, — озабоченно подумал Макурин, — а висеть на шее императора не хочется.

Николай меж тем посмотрел на настенные часы, висевшие в кабинете и продолжил пообедать. Сам он был человеком весьма пунктуальным и не любил, когда его собеседники опаздывают. И, конечно же не позволял себе приходить не вовремя.

Андрей Георгиевич, зная об этой сильной стороне монарха, а, может быть, слабости, не прекословя, поднялся. Несессер он оставил. После обеда они хотели снова поработать, а нести в столовую было нечего, поскольку солонку император взял с собой, как само собой разумевшееся.

— Жаль солонку, — констатировал Макурин, понимая, что император вместе с солью взял и посудину. То есть не то, что бы он ее жалел, но так и без посуды окажешься. Кстати, надо поинтересоваться, нет ли в поместье древорезцев. Или, может быть, гончаров?

В столовой они в кое-то время пришли первыми. Николай удовлетворенно почмокал и пригласил Макурина столу, поставив почти на его середину солонку с полученной от помещика солью.

Ел он всегда пищу простую, но питательную. Так что Андрей Георгиевич знал, что изысканными блюдами его не удивят, но после обеда он будет обязательно сыт.

В столовую торопливо вошла императрица с взрослыми детьми и стайкою фрейлин.

— Дорогой, ты, конечно, знаешь, что Андрей Георгиевич и Анастасия решили сыграть свадьбу? — поинтересовалась она.

Николай с улыбкой согласился.

— Мы сейчас подбирали наряд невесты, — объяснила она их опоздание. С упреком сказала: — что-то ты, Андрей Георгиевич, на свадьбу, как на пожар. Видано ли дело, недавно только Пасха была, а он уже на Ильин день празднества планирует!

Фига се! — обалдел про себя попаданец, — между этими датами еще полгода. Ну и медлительность у некоторых в XIXвеке!

Император Николай тоже оказался не в твоей тарелке:

— Нет, я понимаю, дорогая, что к свадьбе надо готовится. Но не по полгода же!

Он укоризненно посмотрел на жену.

По-видимому, между супругами это был старый и очень болезненный спор, хотя бы с женской стороны. Во всяком случае, Александра Федоровна даже о пище забыла, аргументируя свою позицию:

— А свадебные наряды, а приглашения, стол, как ты все приготовишь за такой короткий срок? Или бухты = барахты, чтобы потом стеснятся?

Андрею Георгиевичу даже стало интересно. Вначале он думал, что монархи отталкиваются от своей свадьбы, но от нее прошло где-то около почти двадцать лет (!) а августейшая чета слишком уж возбуждена. Сына Александра, будущего Александра II Освободителя собирается женить?

Вопрос, кстати, так и остался для попаданца открытым, поскольку ее дражайший муж не стал пререкаться с императрицей Александрой Федоровной. Вместо этого он развернул, так сказать, рекламную капанию, всячески хваля соль Макурина. Видимо, он так хотел отойти от опостылевшей свадебной темы, что уж чрезмерно одобрял ее. Помещик обалдевши, с удовольствием узнал, какая она приятная и лечебная, с каким-то малиновым вкусом.

Было очень неприятно опровергать императора, но Андрей Георгиевич уже собирался открыть рот, зримо представляя последствия даже небольшой стычке. К счастью, Настя, как и любая прелестная девушка, уже влезла в слова императора. И, как всегда, неудачно. Ведь красавице все можно!

Наступила почти звенящая пауза. Александра же Федоровна, как ни в чем не бывало, ложкой подцепила соль в солонке, почмокала, оценила:

— Недурственна. Не так, естественно, божественна, как ты сказал, но гораздо лучше, чем сейчас.

Она двусмысленно посмотрела на мужа.

Тот, не смущаясь, сказал:

— И все это совсем недалеко от столицы, там, где наши мудрецы бюрократических столов уже твердо заявили, что здесь никогда не было и не будет ничего, кроме воды и камней! А вот деятельногои сметливого это не остановило. Он просто взял и организовал ее добычу. Андрей Георгиевич, я от всей своей души благодарю тебя за такой благородный и честный труд. Скажи откровенно, что ты хочешь? Скажи, я прикажу!

Что хочешь. Хо, проще сказать, что не хочешь. Да и без этого, благодарность августейшего монарха сама по себе много стоит. Орденов множество, поместьев никогда не хватит, зато доброе слова правящего правителя не забудет.

— Ваше императорское величество, одно ваше слово благодарности стоит так много, что я не осмелюсь что-то еще просить.

Император не поверил:

— Неужели тебе ничего не надо? Совершенно? Никак е поверю! Извольте признаться, ха-ха!

— Ах, ваше императорское величество! — спокойно ответил Макурин, — как — то не надо! Прошу прощения, даже очень. Какая красавица рядом, какие блага кругом. Только одно я и сам могу добиться, другое просто обожду, а третье с годами и так придется. Менять же земные блага благодарность почти земного бога, или, по крайней мере, наместника божьего на Земле, это уж кощунство!

Ответ оказался твердым и убедительным. Андрей Георгиевич сам почти уверовал в своих словах. Особенно с учетом того, что в понятие наместник божий, он включал в материальное значения не только в первое слово, но и второе. И еще какое более значимое из них оказалось.

Слова Макурина, подкрепленные внутренним утверждением, оказало большое впечатление для всех.

Император Николай I только изумленно покачал головой, а императрица Александра Федоровна выдохнула что-то неразборчиво между «ах эти русские» и «какие они благородные». Цесаревич же Александр, который не очень уж много и говорил, но всегда помнил, что и ему когда-то быть императором после смерти отца, сказал:

— Ах как это красиво и благородно! Я вас уверяю, господин Макурин, что не только папа (ударение на вторую гласную, по-французски), но и я буду помнить о вас!

А его невеста Настя не сказала, но она так схватила его за руку и восхищенно посмотрела, что становилось ясно — в этой семье будет патриархат, а жена никогда не осмелится сказать поперек.

Николай все же первый осмелился пойти против общего молчания, сказав жене:

— Разумеется,