Крёстный тесть - Рахат Алиев

У президента же были свои основания побаиваться народных выступлений. Он видел в декабре 1986‑го, как полыхнуло недовольство и как быстро ситуация вышла из–под контроля властей. Тогда это сыграло в его пользу, ведь он только шел к власти, но фантомный страх перед толпой протестующих остался. И завтра такая же демонстрация могла пойти уже против него, правителя независимого Казахстана. И после 91‑го года рассчитывать на помощь Москвы, с ее всесильным КГБ, не приходилось.

А потом был Новый Узень, где власть просто ввела внутренние войска МВД и погасила пламя народных волнений пулями. Город блокировали, трагедию замолчали.

Позже такой же сценарий повторится в узбекском Андижане, и об этих событиях будет говорить весь мир. А Нового Узеня как будто не существовало. Остались только безымянные могилы, месторасположение которых строго засекречено КНБ и МВД (архивы по указанию Президента уничтожены). Еще долго министр внутренних дел Сулейменов эксплуатировал на этой бойне со своим народом. Что он сам, якобы без Назарбаева, принял решение воевать с демонстрантами. Назарбаев до сих пор держит Сулейменова при себе. Ведь он с тех пор повязан кровью казахских демонстрантов, выходцев из западных регионов страны.

Но власть была напугана. В отличие от граждан, она знала все страшные подробности тех событий, и желание изолировать себя от народа укрепилось еще сильнее.

Однако настоящий страх пришел намного позже, когда новая столица уже возвела свои фортификационные сооружения на левом берегу Ишима. Сначала грянули цветные революции в Грузии и Украине. Сразу следом Аскар Акаев покидает президентский кабинет в митингующем Бишкеке. В Астане паника. Чем выше кабинеты, тем сильнее уверенность, что очередная цветная революция вот–вот охватит и наш Казахстан. Вот тогда президент не уставал повторять в узком кругу, что он был трижды прав, перенеся столицу в безопасное место.

И все–таки из Алма — Аты президента гнал не только страх. Еще ему досаждало все возрастающее чувство дискомфорта. Потому что здесь он не чувствовал себя защищенным не только от простых граждан, спешащих по своим делам по соседним улицам, но, что еще хуже ему досаждала местная элита. Приходилось тратить часы на утомительные разговоры со старейшинами, с интеллигенцией, с влиятельными людьми. И каждому приходилось давать какие–то обещания, а некоторые из них потом даже выполнять.

В таких условиях — одно название, что «авторитарный», I на самом деле даже непонятно, кто от кого зависит. И ведь не откажешь во встрече, нельзя обидеть уважаемого аксакала — уважаемого старейшину. По неписанным казахским законам — Старших нужно чествовать, с писателями общаться, родственников и земляков выслушивать. А все его визави от разговоров с высоким лицом только добавляли себе влияния, отщипывая по кусочку от пирога Его власти.

Этому нужно было положить конец. Но Алма — Ату не изменишь, здесь он всегда был бы в заложниках уже сложившейся клановой системы. Единственный выход — бежать, «в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов». А вместе с собой увезти в эту глушь и столицу. А всю эту интеллигенцию, старейшин и уважаемых оставить позади, и пусть они друг с другом сколько угодно собираются.

Что было дальше, мы все знаем. Те, кому повезло больше, наблюдали за историей со стороны. Нам, государственным служащим, пришлось пережить ее на своей шкуре. Вы тоже в сорокаградусный мороз не могли открыть дверь дома, потому что ее придавило шквальным ветром? Вы тоже наслаждались качеством воды в душе, после которой автоматически становишься клиентом клиники «Hair Transplant»? Вы тоже поражались обслуживанием в этих ресторанах? Значит, это были мы с вами, те кто творил эту историю — ради того, чтобы один человек, наконец, почувствовал себя в комфорте и безопасности.

И он почувствовал. Теперь для уважаемого человека попасть в Астану, в высочайший кабинет — это уже исполнение мечты. А проделав такой путь в тысячу километров, он уже никаких наставлений давать не будет, как эно случалось раньше — он будет только благодарить «за наше счастливое детство». Ну, может быть, попросит под конец новую квартиру и стипендию «Болашак» для дочери, но это несложно, это можно помощникам поручить — если, конечно похвалы старейшины были достаточно изобретательны. А то ведь в последнее время всё сложнее что–то новое услышать — сплошные «великий хан», «отец нации» да «хозяин».

К президентскому дворцу нельзя подъехать на машине. Хотите попасть в наш Тадж — Махал — извольте выйти из авто и пройтись полкилометра пешком. Дождь, ветер — а вы терпите. Вам дают понять, что власть сакральна, она выше вас, вы не можете добраться до нее ни на такси, ни на своем персональном лимузине.

Вот теперь управлять этой страной — одно удовольствие. Астана уже достаточно фортифицирована, бюджет накачан нефтяными деньгами — можно ни на Запад не оглядываться, ни на своих граждан. И депутаты уже не спорят. Лучше того, они теперь сами соревнуются, кто быстрее и точнее предугадает желания владыки.

Он ведь их и не просил вписывать в конституцию строку, что два срока положены любому, кроме Него — первого неизменного президента. Он был даже против такой поправки. Но «независимые депутаты» все сделали сами, умницы. А потом пустили себе пулю в голову и самораспустились. Вот это порядок.

Вот это и есть Проект Астана в действии. Ради этого и закапывались в землю наши народные миллиарды.

Любой правитель, который пробыл на троне слишком долго и который забрал в свои руки слишком много власти, хочет верить, что он действительно Избранный и, непременно, Всевышним.

Он хочет верить, что народ действительно любит его так, как расписывает правительственная пресса и как поют придворные лизоблюды. Ему хочется войти в историю не тираном, а просветителем. Но поскольку надеяться на благодарность потомков — дело рискованное, он начинает строить себе памятники уже при жизни.

Наш правитель решил, что его пирамидой будет Астана. Он начал строить этот город как крепость, где чувствует себя за каменной стеной — он искренне уверовал, что строит для Казахстана свой Петербург. И что благодарные потомки будут с благодарностью вспоминать его имя каждый раз, как будут произносить название казахской Пальмиры, а его сравнивать с Петром Первым.

Разумеется, он назовет столицу своим именем уже при жизни. Вернее, он будет противиться этому — также, как сопротивлялся своему пожизненному президентству, — но и в этот раз ему не удастся остановить волну народного волеизъявления. Сначала выступит какой–нибудь заслуженный. Потом пойдет волна писем в «КазПравду» от народных писателей, надеющихся на очередную подачку из–за президентского забора. А потом соберется неподконтрольный парламент и проявит свою принципиальность.