Иисус Христос в документах истории - Борис Деревенский

Гай Плиний Цецилий Секунд (61-114 гг. н. э.) был римским государственным деятелем и, так же как и Тацит, занимал ряд высших должностей, в том числе консула (100 г.). Известно, что он написал несколько сочинений, судебных речей и поэтических произведений, но до нас дошел только сборник его писем. Эти письма содержат ценный материал по экономической и политической жизни Римской империи; в них предстает целая галерея портретов его современников.

Будучи в 111-113 гг. легатом императора Траяна в провинции Вифиния и Понт, Плиний столкнулся с христианскими общинами и в письме к Траяну отозвался о них весьма презрительно и враждебно. Преследования христиан начались по религиозно-политическим мотивам. Так, Плиний вменяет им «преступления», связанные с самой принадлежностью к христианской общине, буквально с «именем (nomen) христианина». Подразумевается прежде всего отказ христиан от соблюдения традиционных культов, в том числе официального культа римских императоров. Такие лица рассматривались в те времена как государственные преступники. Впрочем, Плиний признается, что «не обнаружил ничего, кроме низкого грубого суеверия». Его расследование не выявило никаких фактов уголовного характера. Отсюда и единственное требование к арестованным: отречься от Христа и вернуться в лоно узаконенной религии.

Исследователи не подвергают сомнению подлинность послания в целом. Споры идут лишь о стт. 9-10, где сообщается об огромном числе христиан Вифинии и Понта. Многие сомневаются, что в начале II века, когда христианская церковь только складывалась, можно

было говорить о «многих лицах всякого возраста и сословия». Приверженцы «мифологической школы» рассматривают это место как христианскую интерполяцию, призванную придать вес противостоящей римским властям организации. Однако нужно учесть, что Плиний имел дело с доносами, у него не было точных данных о количестве христиан, а доносчики вполне могли преувеличивать их число. В нашем распоряжении имеется короткий пересказ этого письма Тертуллианом, писавшим на рубеже II-III веков, где прямо говорится, что Плиний ужаснулся от множества христиан (документ 26). Несомненно, Тертуллиан имел в виду стт. 9-10, а это значит, он обладал текстом Плиния в том же виде, что и мы. К настоящему времени среди исследователей остается все меньше тех, кто считает стт. 9-10 неподлинными.

Плиний упоминает Христа персонально. Правда, в его письме не содержится никаких сведений об этой личности, не ясно даже, как именно он себе ее представлял. Так, на основании слов, что христиане «имели обычай… читать гимн Христу как Богу (quasi Deo)» Д. С. Мережковский, а затем А. Мень сделали вывод, что Плиний слышал о Христе как о жившем некогда человеке; иначе он говорил бы просто о «боге Христе» [311]. Однако ничего такого из замечания Плиния не следует. Под словами «quasi Deo» вовсе не понимается различие между богами и простыми смертными. Плиний хочет сказать, что христиане поклоняются Христу как высочайшему единственному Богу. Тем самым он подчеркивает несовместимость христианства с господствующим в Империи пантеизмом и культом императоров. В глазах римлян вина христиан заключалась не в том, что они почитают Христа богом (Рим допускал множество местных культов), а в том, что они не признают богом никого, кроме Христа. Этот момент особенно важен для понимания Плиния, равно как и его взглядов на личность основателя христианства. Плиний ничего не имел против Христа персонально и, вероятно, даже не особенно интересовался этой личностью; его заботило то, что культ Христа вытесняет традиционную религию. Именно поэтому и появилось требование к арестованным христианам отречься от своей веры, то есть от единобожия. При этом нужно было публично похулить Христа и поклониться традиционным богам.

Текст письма Плиния и ответ Траяна на языке оригинала приводятся по изданию: Plinius der Jungere. Brife. Lateinisch und Deutsch. Von H. Kasten. Berlin, 1982. S. 640-644. Перевод А. Б. Рановича (1933).

2a. Epistolae, X LXXXXVI. C. Plinius Traiano Imperatori

(1) Sollemne est mihi, domine, omnia, de quibus dubito, ad te reffere. Quis enim potest melius vel cunctationem meam regere vel ignorantiam instruere?

Cognitionibus de Christianis inter fui numquam; ideo nescio, quid et quatenus aut puniri soleat aut quaeri. (2) Nee mediocriter haesitavi, sitne aliquod discrimen aetatum, an quamlibet teneri nihil a robustioribus differant, detur paenitentiae venia, an ei, qui omnino Christianus fuit, dessise non prosit, nomen ipsum, si flagitiis careat, an flagitia cobaerentia homini pumiantur.

Interim in us, qui ad me tamquam Christiani deferbantur, hunc sum secutus modum. (3) Interrogavi ipsos, an essent Christiani. Confitentes iterum ac tertio interrogavi supplicium minatus; perseverantes duci iussi. Neque enim dubitabam, qualecumque esset, quod fateruntur, pertinaciam certe et inflexibilem obstinationem debere puniri. (4) Fuerunt alii similis amentiae, quos, quia cives Romani erant, adnotavi in Urbem remittendos. Mox ipso tractatu, ut fieri solet, diffundente se crime plures species inciderunt.

(5) Propositus est libellus sine auctore multorum nomina continens. Qui negabant esse se Christianos aut fuisse, cum praecunte me deos appellarent et imagini tuae, quam propter hoc iusseram cum similacris numinum adferri, ture ac vino. Supplicarent, praeterea malediserent Christo, quorum nihil codi posse dicuntur, qui sunt re vera Christiani, dimittendos esse putavi.

(6) Alii ab indice nominati esse se Christianos dixerunt et mox negaverunt; fuisse quidem, sed dessise, quidam ante triennium, quidam ante plunes annoc, non nemo etiam ante vidinti. Hi quoque omnes et imaginem tuam deorumque simulaira venerati sunt et Christo maledixerunt. (7) Adfirmabant autem hanc fuisse summam velculpae suae vel erroris, quod essent soliti stato die ante lucem convenire carmenque Christo quasi Deo dicere secum invisem seque sacramento non in scelus aliquod obstringere, sed ne furta, ne latrocinia, ne adulteria committerent, ne fidem fallerent, ne depositum appellati abnegarent. Quibus peractis morem sibi discendendi fuisse rursusque coeundi ad capiendum cibum, promiscuum tamen et innoxium, quod ipsum facere dessise post edictum meum, quo secundum mandata tua hetaerias esse vetueram. (8) Quo magis nessesarium crededi ex duabus ancillis, quae ministrae dicebantur, quid esset veri, et per tormenta quaerere. Nihil aliud inveni quam superstitionem pravam, immodicam.

(9) Ideo dilata cognitione ad consulendum te dicurri. Visa est enim mihi res diqna consultatione, maxime propter periclitantum numerum; multi enim omnis aetatis, omnis ordinis, utriusque sexus etiam, vocantur in periculum et vocabantur. Neque civitates tanturn, sed vicos etiam atque agros superstitionis istius contagio pervadata est; quae videtur sisti et corrigi posse. (10) Certe satis constant prope iam desolata templa coepisse celebrari et sacra collemnia diu intermissa repeti passimque venire victimarum carmen, cuius adhuc rarissimus emptor inveniebantur. Ex quo facile est opinari, quae hominum emendari possit, si sit paenitentiae locus.

(1) Actum, quern debuisti, mi Secunde, ni excutiendis causis eorum, qui Christian! ad te delati fuerant, secutus est. Neque enim in universum aliquid, quod quassi sertam formam habeat, constitui potest. (2) Conquirendi non sunt; si deferantur et arguantur, puniendi sunt, ita tamen, ut, qui negaverit se Christianum esse idque re ipsa manifestum fecerit, id est supplicando dis nostris, quamvis suspectus in praeteritum, veniam ex paenitentia impetret. Sine auctore vero propositi libelli in nullo crimine locum habere debent. Nam et pessimi exempli nee nostri saeculi est.

(1) Я имею официальное право, господин, все, в чем у меня возникнет сомнение, докладывать тебе. Ибо кто лучше тебя может руководить моей нерешительностью или наставлять меня в моем невежестве?

Я никогда не участвовал в изысканиях о христианах; поэтому я не знаю, что и в какой мере подлежит наказанию или расследованию. (2) Я немало колебался, надо ли делать какие-либо возрастные различия, или даже самые молодые ни в чем не отличаются от взрослых, дается ли снисхождение покаявшимся, или же тому, кто когда-либо был христианином, нельзя давать спуску; наказывается ли сама принадлежность к секте [312], даже если нет налицо преступления, или же только преступления, связанные с именем (христианина).

Пока что я по отношению к лицам, о которых мне доносили как о христианах, действовал следующим образом. (3) Я спрашивал их: христиане ли они? Сознавшихся я допрашивал второй и третий раз, угрожая казнью; упорствующих я велел вести на казнь. Ибо я не сомневался, что, каков бы ни был характер того, в чем они признавались, во всяком случае упорство и непреклонное упрямство должно быть наказано. (4) Были и другие приверженцы подобного безумия, которых я, поскольку они были римскими гражданами, отметил для отправки в Город (Рим). Скоро, когда, как это обычно бывает, преступление стало по инерции разрастаться, в него впутались разные группы.

(5) Мне был представлен анонимный донос, содержащий много имен. Тех из них, которые отрицали, что принадлежат или принадлежали к христианам, причем призывали при мне богов, совершали воскурение ладана и возлияние вина твоему изображению, которое я приказал для этой цели доставить вместе с изображениями богов, и, кроме того, злословили Христа, – а к этому, говорят, подлинных христиан ничем принудить нельзя, – я счел нужным отпустить.

(6) Другие, указанные доносчиком, объявили себя христианами, но вскоре отреклись: они, мол, были, но перестали – некоторые три года назад, некоторые еще больше лет назад, кое-кто даже двадцать лет. Эти тоже все воздали почести твоей статуе и изображениям богов и злословили Христа. (7) А утверждали они, что сущность их вины или заблуждения состояла в том, что они имели обычай в определенный день собираться на рассвете и читать, чередуясь между собою, гимн Христу как Богу, и что они обязываются клятвой не для какого-либо преступления, но для того, чтобы не совершать краж, разбоя, прелюбодеяния, не обманывать доверия, не отказываться по требованию от возвращения сданного на хранение. После этого (т. е. утреннего богослужения) они обычно расходились и вновь собирались для принятия пищи, однако обыкновенной и невинной [313], но это они якобы перестали делать после моего указа, которым я, согласно твоему распоряжению, запретил гетерии [314]. (8) Тем более я счел необходимым допросить под пыткой двух рабынь, которые, как говорили, прислуживали [им], [чтобы узнать], что здесь истинно. Я не обнаружил ничего, кроме низкого, грубого суеверия. Поэтому я отложил расследование и прибегнул к твоему совету.