Реквием машине времени - Василий Головачев

Иван подхватил покачнувшуюся девушку и втиснулся в кабину. Тотчас же дверь за ним закрылась, знакомое ощущение падения, жаркого ветра и навалившейся тяжести охватило людей. Лифт двигался недолго, несколько минут. Остановился. На индикаторе этажа горела волнистая зеленая линия, упиравшаяся в пульсирующий голубой огонек, и больше ничего. Дверь открылась, пауки торопливо разбежались по своим делам.

Иван взял Таю под локоть и вывел из кабины в фиолетовый сумрак нового зала.

Этот зал не был похож на прежние, где останавливались лифты. Он был не круглым, а квадратным и «зарос» лесом колонн, подпиравших низкий потолок. Материал потолка напоминал пористую губку и местами светился угрюмым фиолетовым светом. Пол был металлический, блестящий, колонны — черные, матовые, теплые и шелковистые — мелко вибрировали. В зале было холодно, гулял сквозняк, принося знакомые запахи, чаще — запахи плавленого камня и асфальта.

Пол зала часто вздрагивал, из недр здания прилетал хриплый низкий рык.

Иван обошел зал по периметру и нашел только два выхода: один на лестничную клетку, другой в треугольный коридор с рядом узких окон, забранных решетками и черным стеклом. В иных «стеклах» мерцали отблески огня, словно за ними горели костры, на других высвечивались разные цифры или непонятные знаки. И везде было полно пауков, блестящих «усатых» полусфер, «черных всадников» и летающих «морских ежей», иглы которых то удлинялись, то укорачивались, отчего казалось, будто «ежи» дышат.

Коридор закончился тупиком с круглым черным окном. Под окном на отогнутой панели торчал штурвальчик и несколько тонких стерженьков. Когда люди приблизились, на панели загорелся красный глаз, словно предупреждая об опасности.

— Это нам знакомо, — пробормотал Иван, пробегая глазами значки над стерженьками. — Откройте дверь!

На панели вспыхнула зеленая стрелка, указав на один из стерженьков.

Иван победно взглянул на Таю и пошевелил стерженек. Красный глаз запылал ярче, из стены раздался голос:

— Прошу надеть ТФЗ. Наденьте ТФЗ. Выход без ТФЗ запрещен!

Тая улыбнулась.

— Ну что же ты? Где твой ТФЗ? Надевай и иди.

Иван смущенно почесал затылок, потом с усиленным вниманием начал изучать знаки над сенсорной клавиатурой панели.

— Ага, — сказал он наконец. — Вот этот рычажок должен, по-моему, включать телеобзор.

Черное окно перед ними вдруг побледнело и исчезло, открыв невиданный пейзаж. За окном вырастала горная страна, хаос скал, ущелий, каменных стен и полок, гребней и провалов. Склоны гор были черного, коричневого или фиолетового цвета, курились сизыми дымками. А над ними дрожал колоссальный бело-золотой столб, вспухающий фонтанами, факелами и облаками оранжевого огня. При каждом появлении фонтанов дергался пол коридора и доносился низкий торжественный гул…

Автомат продолжал настойчиво бубнить свое: «Без ТФЗ выход запрещен», — но люди не слушали. Перед ними простирался ландшафт криптозоя Земли, жизнь еще только-только начинала свое шествие по океанам — в виде эобионтов, белковых капель. Впереди простирался океан времени глубиной в три с половиной миллиарда лет — именно столько отделяло узников «здания бога Хроноса» от родного двадцатого столетия…

Коридор заметно «поехал» влево, потом вправо, словно закачался на волнах. Иван еле устоял, помог подняться упавшей Тае.

— У нас нет иного выхода, — глухо сказал он, глядя ей в глаза, — надо попытаться идти по лестнице вверх. Когда-нибудь да выберемся. «Ниже» — предыстория Земли, если судить по тому, куда нас забрасывал лифт.

Тая молча обняла его, по ее щеке скатилась слеза, отзываясь в груди Ивана щемящей болью нежности и сострадания.

Они поднимались по лестнице третьи сутки, совершенно обессилев от голода и усталости. Иван насчитал сто тридцать этажей, сбился со счета и перестал считать. Вода во фляге не иссякала, и лишь одно это поддерживало силы путешественников.

Время от времени они бродили по этажам, пугая единственных их обитателей — пауков, но следов людей не встречали. Видимо, «обитаемые» этажи шли гораздо выше, а может быть, наоборот, ниже.

Маятник чувств кидал Ивана из одной крайности в другую: то он верил, что все обойдется, что их найдут в самое ближайшее время, то, не видя выхода из положения, проклинал все на свете в отчаянии, царапавшем горло осколками невыговоренных слов. Однако свои переживания он держал в себе, зная, что Тае будет гораздо тяжелее делить еще и его сомнения.

Приступы голода, сначала злые и длительные, становились глуше и преследовали их все реже — верный признак попытки организма бороться за жизнь. Тая похудела так, что на лице выделялись только глаза и губы, у Ивана это было менее заметно из-за бороды и усов.

Иван иногда пытался завести разговор. Тая не отвечала, но однажды Ивану послышался шепот. Он прислушался и услышал:

Вы говорите, что время идет…Ах, к сожалению, нет!Время стоит, мы же идемЧерез пространство лет…

Тая, не замечая, что говорит вслух, читала Добсона. К концу третьих суток, когда робинзоны устроились «на ночь» в одном из пустынных коридоров и Тая забылась тяжелым прерывистым сном, их посетили два паука. Иван безучастно смотрел на них, теряя из виду — от голода и слабости что-то творилось со зрением, потом все же решил прогнать — не из страха, скорее по привычке. Он поднял потяжелевшую свою «дубинку тонкой работы» — белый стержень и помахал им в воздухе. Пауки дружно кинулись наутек. Иван невольно усмехнулся и тут заметил, что пауки что-то оставили на полу. Он поморгал, напряг зрение и увидел небольшую плоскую коробку величиной с книгу. Подполз поближе.

Коробка была желтая, с зеленой полосой, на которой были выдавлены красные буквы НЗ. С минуту Костров тупо смотрел на нее, потом его осенило: «НЗ! Неприкосновенный запас! Неужели киберы принесли еду?»

Он дрожащими руками поднял коробку с пола, удивляясь, что она намного тяжелее, чем можно судить по объему, повертел с боку на бок. Коробка была совершенно гладкая, без деталей, выступов и впадин, лишь на ее торце виднелись едва заметные штрихи и черная линия. Иван погладил линию пальцем, колупнул, и коробка распалась на две половины. В ней оказались разноцветные тубы наподобие тех, в которых продается зубная паста. Иван насчитал шесть туб: красную, желтую, белую, коричневую, розовую и зеленую. От возбуждения он даже почувствовал прилив сил и приступ беспричинного, почти детского смеха. Подавив смех, взял красную тубу, отвинтил колпачок и сжал бока тубы. В ладонь ему свалилась красноватая колбаска, с шипением вскипела, так что эксперт от неожиданности отдернул руку. Источая дикий аромат жареного мяса, на пол упал розово-коричневый пласт.

Иван понюхал руку и уставился на этот пласт величиной с ладонь. Потом поднял его с пола. Это был кусок мяса, еще горячий, словно только что обжаренный в масле!

Зашевелилась Тая, принюхиваясь, не открывая глаз.

— Знаешь, мне приснилась отбивная…

— Мне тоже, — ровным голосом сообщил Иван.

Тая открыла глаза, села, упираясь рукой в пол.

— Что это?

— Пауки принесли. — Он колебался некоторое время, откусил и добавил, жуя: — По-моему, натуральное жареное мясо.

Тая во все глаза смотрела на него, потом сильно зажмурилась, потерла виски.

— Ущипни меня! Оно пахнет, как… как шашлык!

— Не только пахнет. Вкус — не передать!

Тая потянулась к мясу, но Иван отвел руку.

— Подожди, нам вредно начинать с мяса. Тут есть еще тубы, посмотрим, что в них.

Он достал желтую тубу, отвинтил колпачок, подставил ладонь и выдавил желтую массу. Мгновение масса лежала неподвижно, потом зашипела, задымилась и… превратилась в кусок сыра, ноздреватого, знакомо и влекомо пахнущего, свежего и аппетитного.

Тая красноречиво проглотила слюну, расширенными глазами глядя на чудо в руках Ивана. Тот осторожно положил рядом с мясом сыр и вытащил из коробки остальные тубы.

В белой оказался творог, в коричневой — хлеб, в розовой — сладкое малиновое желе, в зеленой — что-то «стеклянное», пористое, чрезвычайно аппетитное, вкусное, тающее во рту и бодрящее. Решили, что это какой-то стимулятор или тонизирующее средство.

Для начала пожевали немного творога с хлебом и сыром, заели малиновым желе и запили водой. Уснули. Но через час проснулись и снова поели. Иван сделал бутерброды: пласт мяса, потом сыр и хлеб, снова закончили трапезу малиной. Наевшись, проспали несколько часов с ощущением тяжелой сытости. Окончательно проснувшись, позавтракали мясом и творогом, попробовали «стимулятор», нашли вкус его превосходным, хотя сравнить его было не с чем: ни Тая, ни Иван в жизни не пробовали ничего подобного.