Журнал «Если» 2008 № 09 - Далия ТРУСКИНОВСКАЯ

Крысетки, получавшие от Миры четкие указания, стали стягиваться к середине бассейна. Они имитировали движения животных – не крыс, а каких-то других, возможно, обезьян. Время от времени они делали стойку любопытной крысы – на задних лапках, с опущенными передними, вытянутой шейкой и искусными движениями фальшивого носа, как если бы он принюхивался. У Радмилы было полное ощущение того, что она попала в вольер к грызунам.

Первой навстречу вышла белая крысетка с черными пятнами. Она по-обезьяньи, на полусогнутых, касаясь передними лапами пола, подошла к Радмиле, совершила ритуальное обнюхивание – и вдруг укусила ее за переднюю меховую лапу. Укус был не болезненный, скорее уж предупредительный, мог означать на языке крысеток: «Убирайся, самим жрать нечего».

Радмила никогда не держала домашних животных и не понимала языка хвостов, прижатых ушей и оскалов. Все было для нее одинаково страшно. Однако она шлепнула пегую крысетку лапой по морде, шлепнула с перепугу, и что-то это явно на примитивном крысеточном языке означало. Пегая отскочила и издала возмущенный писк. В переводе на человеческий это звучало, наверное, так: «Наших бьют!»

Радмила корчила под маской страшные рожи, пытаясь выпихнуть изо рта меховой шарик. При этом она еще озиралась в поисках безопасного места. В дальнем конце бассейна, если подняться по металлической лесенке и пройти шагов десять направо, была в углу неприметная дверь. Но если побежать туда, Рогнеда достанет выстрелом, да и не одним. А может, и промахнется.

Пожалуй, следовало рискнуть, что бы там ни было, даже если дверь вовсе закрыта. Другого шанса для себя Радмила не видела.

Крысетки, повинуясь приказам, окружили ее.

– Не бойся! – зазвучал прямо в ушах голос Рогнеды. – Всерьез бить не будут! Это простой файт. Ты дерись, а они будут поддаваться. Форвард!

Рыжая крысетка ударила Радмилу лапой по плечу. Радмила закатила ей такую оплеуху, что у той чуть маска не слетела.

– Сплендид! – воскликнула Рогнеда. – Так их! Бейся! Зарабатывай свой фуд!

Но рыжая крысетка тоже явно получила приказ не сдаваться. Она ответила Радмиле не менее увесистой пощечиной.

– Так! Так! – кричала Рогнеда. – Ставки растут прямо на глазах! Бей ее, Милочка! Бей!

Но Радмиле было не до рыжей крысетки. Крупная черная тварь поднялась с коврика и, отпихнув пегую, вышла навстречу новенькой, подхватив длинный хвост и поигрывая им, как бичом. Тут Радмила сообразила, что ведь и у нее есть хвост, стала его искать – и нашла что-то вроде мягкой веревки. А у противницы хвост и на вид был тугой, упругий.

Рыжая запищала, и в тонком голоске было торжество. Рыжая даже сделала несколько мелких прыжков, оказалась рядом с крупной черной и съежилась возле ее мехового бока, всем видом показывая: вот кто тут главная, а я у нее на побегушках, она не даст меня в обиду!

Радмила поняла, что пропала. Она прокляла тот миг, когда сунула в коммуникатор флешку-визитку. Захар явно ничего не понял из ее сообщения. А Ферапонт, наверное, был уже очень далеко.

Шарик во рту не мешал писку. И Радмила издала отчаянный скрип. Это было предостережение: «Не суйтесь – убью!» Но что делать, она понятия не имела.

Захар внимательно смотрел в щель, Герасим тоже не отводил взгляда от событий в бассейне. Уже стало ясно, что Радмила попала в компанию крысеток, но Захар не был уверен, она ли это, в голубоватой шкурке, стоит посреди бассейна, перед большой черной крысет-кой. Коммуникатор исправно передавал ему все писки и визги в бассейне, только непонятно было, отчего Радмила замолчала. Догадаться о кляпе Захар, естественно, не мог, а Герасим, если и догадался бы, не сумел бы передать это своим забавным наречием.

– Что делать, малай? – спросил он махмудку, не рассчитывая на ответ. Однако ответ был – Герасим оказался сообразительнее, чем думал Захар.

– Шайтан-глаз бей, да?!

– Шайтан-глаз? Это что за новость? Шайтан-трубка была… Камера, что ли?

—   Якши-думай, да!

—   И как прикажешь их бить?

Герасим пожал плечами и опять приник к дверной щели.

Захар задумался: если это реалити-шоу и всюду понатыканы камеры, то посторонний человеке бассейне – хуже смерти. Может, достаточно просто выйти, и хозяева этого дурного заведения вступят в переговоры, чтобы чужак не загубил им весь бизнес?

Приняв решение, он отодвинул Герасима и потянул дверь на себя. Она отворилась, Захар встал на пороге и оглядел потолок и стены бассейна. Поле боя его интересовало меньше – он искал камеры и нашел семь штук. Теперь нужно было оказаться там, куда они главным образом нацелены, то есть в самой середине, где большая черная крысетка лупила хвостом по маленькой голубой, но лупила не всерьез, давая противнице возможность увернуться.

Захар подумал, в чем больше смысла – оказаться посреди бассейна и там защитить голубую крысетку (причем неизвестно, Радмила это или совершенно посторонняя особа) или же просто попасть в поле зрения одной из камер. При этом он внимательно слушал звуки, передаваемые коммуникатором Радмилы, и что-то они уж слишком соответствовали событиям в бассейне.

Наконец он решился, открыл дверь пошире, подхватил скутер и шагнул на галерейку, опоясывавшую бассейн. Герасим, то ли из солидарности, то ли из любопытства, как показалось Захару, последовал за ним.

Оказалось, на уме у махмудки было нечто иное! Выйти-то он вышел и даже дверь за собой притворил, но, когда Захар собрался спуститься по лесенке, удержал своего спасителя за плечо.

– Йок, шампур-батыр, – сказал он тихо. – Ходи-йок…

Захар уж собрался ругнуть его покрепче, но Герасим, прижав палец к губам и прилипнув к стенке, пристроил ухо к дверной щели.

– Ищак-бабай слушай, – шепотом объяснил он свое поведение. И точно – Ферапонт ведь мог быть только там. Если бы его занесло в бассейн – хозяйки бассейна подняли бы немалый переполох, может статься, и со стрельбой.

Захар никогда не изучал анатомию и не поражался странному устройству человеческого тела. Казалось бы, вот Ферапонт – дядька в годах, в тех самых годах, когда изначально худощавая и плоская мужская фигура уже не может удержать выпячивающийся животик. А вот умудрился же так распластаться под стопкой татами, что ввек его там не углядишь! И ведь до чего же быстро это сделал!

– Ишак-бабай хватай! – воскликнул Герасим, тыча в темную комнату лучом Захарова фонарика. – Хватай, шайтан! Уйдет, гад!

Там Ферапонт стремительно освобождался от японских циновок. Тут-то Захар и окаменел.

Он дожил до двадцати пяти лет, почти не сталкиваясь с проблемой выбора. Объяснялось это просто – он был всегда прав.