Распутин и евреи - Арон Симанович

ЗАВЕЩАНИЕ РАСПУТИНА

После убийства Распутина царь продолжал оставаться в подавленном состоянии. Он потерял всю жизнеспособность. Только этим можно объяснить то, что он без особого противодействия подписал свое отречение. Еще до наступления революции царь был уверен в неизбежности катастрофы. Несомненно также, что решающую роль при этом сыграло предсказание Распутина, которое он незадолго до своей смерти в письменной форме передал царю. Оно имело громадное влияние на все действия царя во время переворота. Предсказание Распутина, о котором идет речь, создалось таким же путем, как создавались все его предсказания, и он очень им гордился. Весь день он находился в приподнятом настроении. Вечером он лег спать. На другой день он поручил мне вызвать к нему его любимца адвоката Аронсона. Он собирался писать свое завещание. Я изумился его намерениям, но исполнил его просьбу. Аронсон провел с нами весь вечер. Распутин написал следующее прощальное письмо:

"Дух Григория Ефимовича Распутина Новых из села Покровского. Я пишу и оставляю это письмо в Петербурге. Я предчувствую, что еще до первого января я уйду из жизни. Я хочу русскому народу, папе, русской маме, детям и русской земле наказать, что им предпринять. Если меня убьют нанятые убийцы, русские крестьяне, мои братья, то тебе, русский царь, некого опасаться. Оставайся на твоем троне и царствуй. И ты, русский царь, не беспокойся о своих детях. Они еще сотни лет будут править Россией. Если же меня убьют бояре и дворяне и они прольют мою кровь, то их руки останутся замаранными моей кровью, и двадцать пять лет они не смогут отмыть свои руки. Они оставят Россию. Братья восстанут против братьев и будут убивать друг друга, и в течение двадцати пяти лет не будет в стране дворянства. Русской земли царь, когда ты услышишь звон колоколов, сообщающий тебе о смерти Григория, то знай: если убийство совершили твои родственники, то ни один из твоей семьи, то есть детей и родных не проживет дольше двух лет. Их убьет русский народ. Я ухожу и чувствую в себе Божеское указание сказать русскому царю, как он должен жить после моего исчезновения. Ты должен подумать, все учесть и осторожно действовать. Ты должен заботиться о твоем спасении и сказать твоим родным, что я им заплатил моей жизнью. Меня убьют. Я уже не в живых. Молись, молись. Будь сильным. Заботься о твоем избранном роде. Григорий".

Это пророческое завещание я передал царице. Какое оно на нее оставило впечатление, я не знаю. Она никогда мне об этом не говорила. Она только просила меня не показывать его царю. Я передал его на хранение митрополиту Питириму(1). Царь познакомился с завещанием только после смерти Распутина. Я думаю, что царица сама сказала ему о завещании. Царь опасался, что задуманный "Национальным клубом" заговор направлен не только против Распутина, но и против него. Отношение к нему его родни становилось все более угрожающим. После убийства Распутина Николай II считал себя в серьезной опасности. Он неоднократно совещался с представителями Департамента полиции. С тех пор он уже не имел ни к одному человеку на свете доверия. Это делало его положение еще более безнадежным.

ПОСЛЕ СМЕРТИ РАСПУТИНА

Вскоре после погребения Распутина царь меня подробно расспрашивал о последних днях Распутина и об обстоятельствах его убийства. Особенно он интересовался дальнейшими планами заговорщиков. Я сообщил ему все, что знал сам. Я не скрыл также то, что Распутин согласен был сам исчезнуть, как только был бы заключен мир с Германией, и что он больше всего стремился к созданию такого кабинета министров, который не был бы против заключения мира. Царь старался выяснить, не участвовал ли в заговоре кто-нибудь из министров или был посвящен в план убийства. Я сообщил, что министр юстиции Макаров и военный министр Шуваев если не поддерживали сношения с заговорщиками, то, во всяком случае, им был известен план убийства. - Мне они ничего не сказали, - грустно промолвил царь. - Впрочем, Григорий не любил Макарова и хотел заменить его Добровольским. На другой день Макаров и Шуваев были уволены. - --------------------------------------(1) Отец митрополит Питирим, отец Окнов, по происхождению латыш и был священником в Кокенгузене. В последующее время после этих событий я часто вызывался к царю. Он требовал все более подробных сведений об убийстве Распутина, о впечатлении, произведенном убийством в Петербурге, но особенно он интересовался мнением Распутина, высказанным в последние дни его жизни. Он старался исполнить его желания. Добровольский был назначен министром юстиции, а Беляев военным министром. Царь добросовестно исполнял все мои указания относительно назначения новых министров. Я как-то сказал царю: - Григорий не доверял Алексееву. - Невозможно, - воскликнул царь, - кому же тогда он доверял? - Генералу Гурко, - ответил я. - Но я не могу уволить генерала Алексеева, - ответил царь, - ему известны все наши военные тайны, и я должен его терпеть. Царская чета имела намерение квартиру Распутина превратить в часовню-музей. Царица вручила мне 12000 рублей на устройство новой квартиры для дочерей Распутина. Я нанял для них квартиру на Коломенской, в доме № 13, хорошо обставленную и принадлежавшую какому-то поляку, за 25 000 рублей; я прибавил своих 3 000 рублей. Дочери Распутина на новой квартире почувствовали себя неважно и наконец заявили мне, что они не хотят тут оставаться. Тем временем царица отказалась от плана устраивать часовню и позволила девушкам вернуться на их старую квартиру. Она подарила им на новое обзаведение 50 000 рублей. Когда Вырубова узнала, что для квартиры на Коломенской я добавил три тысячи рублей, то она мне их возместила. Дочери Распутина ежедневно навещали царицу. Она старалась утешить девушек и заказала для них меховые пальто. Из бережливости она эти пальто купила в рассрочку.

БОРЬБА ЗА МИНИСТЕРСКИЕ ПОРТФЕЛИ

Смерть Распутина вызвала во дворце настоящую панику. Теперь казалось, что единственным человеком, могущим устранить страшную опасность переворота, является только Протопопов. Все мы были озабочены враждебным настроением Государственной Думы и считали необходимым принять действенные меры к успокоению народных представителей. Вырубова предложила добиться примирения между Протопоповым и председателем Думы Родзянко. Это предложение казалось приемлемым и легко осуществимым, и Вырубовой удалось получить на него также согласие императора. Однажды, когда Родзянко должен был быть у царя со своим очередным докладом, государь вызвал к себе также Протопопова. Председатель и министр встретились в царском кабинете. Царь упрекал Родзянко в том, что он воевал против Протопопова только потому, что последний сделался царским министром. Если Родзянко не хочет идти против царя, то он должен помириться с Протопоповым. Родзянко все же на предложение царя в знак примирения подать Протопопову руку от этого отказался. Николай был вне себя. Он вскочил, повернулся к Родзянко спиной и, не простившись, сказал Протопопову: - Идем, Александр Димитриевич! Час спустя Протопопов послал Родзянко свой вызов. Родзянко принял вызов. Протопопов сообщил мне по телефону все подробности бурной сцены в кабинете царя и о вызове Родзянко. Непосредственно после приема Протопопова царь уехал в Ставку, чтобы, как думали, не присутствовать на открытии Думы. Я старался убедить Протопопова отказаться от бессмысленной дуэли с Родзянко. Но он об этом и слышать не хотел. Я предложил, по крайней мере, уведомить царицу по телефону и во всем ей признался. Царица была поражена. Почти целый час они говорили по-английски. Протопопов мне передал, что царица была того мнения, что Протопопов поступил еще хуже, чем Родзянко, и что она не может допустить, чтобы Протопопов подставлял себя вражеской пуле. Мы все боялись, что смерть Протопопова могла иметь наихудшие для всех нас последствия. Царица немедленно послала с курьером в Ставку очень взволнованное письмо царю. Николай телеграфно вызвал к себе Родзянко. Это послужило в Петербурге поводом к слухам, что царь вызвал Родзянко в Ставку, чтобы поручить ему составление ответственного перед Думой кабинета министров. Но в этих слухах не было ни слова правды. Царь приказал Родзянко отказаться от дуэли с Протопоповым. Родзянко написал Протопопову письмо, в котором он соглашался на дуэль лишь в том случае, если Протопопов получит на это письменное разрешение царя. Я был очень рад, что все закончилось столь благоприятно, и заказал для секундантов несколько безделушек в память о несостоявшейся дуэли. Следовало бурное время постоянной смены министров. Был момент, когда казалось, что возьмет верх партия Родзянко. Штюрмера сменили Треповым. Он поставил царю условие, что в будущем министры должны были назначаться не царем, а председателем Совета министров. Он вызвал к себе Протопопова, Добровольского, генерала Беляева и Раева и предложил им подать прошения об отставке. Протопопов возразил, что он назначен царем и подаст в отставку только по приказанию царя. Положение казалось мне очень серьезным. Главная опасность по моему мнению, была в том, что посмертное влияние Распутина начинало уменьшаться. Я же считал необходимым любой ценой его поддерживать и поэтому сказал Протопопову, что положение возможно спасти лишь новым оживлением влияния Распутина. Удивленный Протопопов не мог себе представить, как это сделать. Я изложил ему мой план, который он с воодушевлением принял. Распутин имел привычку записывать называемые нами имена кандидатов в министры на отдельных записках. Иногда эти записки снабжались также его замечаниями. Незадолго до своей смерти Распутин обсуждал со мной план составления такого кабинета, который соответствовал бы нашим требованиям. Положение было очень тяжелым, так как количество лиц, которым можно было вполне довериться, было весьма ограниченно. Распутин никогда не намечал кандидата, заранее со мною не посоветовавшись. Непосредственно после смерти Распутина мое влияние было решающим. Царь верил, что только я один был посвящен в планы Распутина. Также Вырубова очень доверяла мне. Она не вмешивалась в политику и, зная, что я имею отношение к влиятельным петербургским кругам, была уверена, что я могу выбрать более подходящих кандидатов, чем она. Если у меня имелся надлежащий кандидат, то я всегда обращался за ее поддержкой и никогда не получал отказа. В критическую минуту, когда мы уже начали терять почву под ногами, я вспомнил, что записки Распутина были мною потом спрятаны в надежном месте. Царь хорошо знал почерк Распутина, и поэтому я был уверен, что он не станет сомневаться в подлинности записок Распутина. - Но где же эти записки? - спросил Протопопов. Я рассказал ему, что после смерти Распутина все документы, письма и бумаги Распутина, в том числе и много писем царской четы, мною были из предосторожности изъяты из квартиры Распутина. Об этих предосторожностях я уже докладывал царю. Очень довольный царь меня долго хвалил. Часть бумаг я передал на хранение княгине Софии Тархановой, а остальные находились у митрополита Питирима. Среди находившихся у княгини Тархановой бумаг записки не нашлись, и мы нашли их у митрополита Питирима, с именами Добровольского, генерала Беляева и Раева. Все эти кандидаты были уже назначены. Но, наконец, мы также нашли новые имена, которые нам казались очень подходящими кандидатами. Нашим кандидатом в министры-президенты был князь Голицын, старый и болезненный человек, но близкий друг Протопопова и очень милый человек. Содержанки Протопопова и Голицына были подругами, и когда Протопопов был назначен министром, то они решили добиться также для князя высокого назначения, чтобы одной подруге не остаться сзади другой. К нашей радости, мы нашли также фотографию Голицына с надписью Распутина "старик", то есть министр-президент. Мы были уверены, что царь обязательно исполнит это посмертное указание. С этими документами в пользу Голицына мы отправились к Вырубовой. Мы уверили эту сердечную и доверчивую даму, что Распутин еще при жизни наметил следующий состав кабинета министров: князь Голицын - председатель, Кульчицкий - министр образования, Покровский - министр иностранных дел и Кригер-Войновский - министр путей сообщения. Покровский не знал ни одного иностранного языка, но все же Распутин его наметил министром иностранных дел, и мы вполне поддерживали эту кандидатуру. Изумленная Вырубова передала наш список царице. Последняя была счастлива иметь составленный самим Распутиным список. Она послала его с курьером к царю в Ставку. Николай вызвал Протопонова, показал ему список Распутина и спросил его, знает ли он намеченных Распутиным лиц. Царь сам не имел понятия о них. Протопопов изобразил, что он записку видит впервые, но сказал, что намеченных лиц он всех знает и они являются наилучшими кандидатами. Следствием этого было то, что уже на другой день Трепов должен был оставить должность министра-президента, которую он занимал не более недели. Совершенно неизвестный князь Голицын назначался министром-президентом. Его самого это изумило больше всего. Протопопов был очень доволен. Но через несколько дней он меня очень неприятно изумил. Он рассказал, что министр юстиции Добровольский на первом же заседании кабинета предложил сослать меня в Сибирь, так как я мешаю работе министров и им не подходит быть зависимыми от меня. Протопопов ответил, что обсуждение подобного рода предложений он не может допустить. Я являюсь причисленным ко дворцу, и царь выразил ему свое желание, чтобы моя деятельность не нарушалась бы вмешательством полиции. Этим вопрос был исчерпан. Вопреки установившемуся обычаю этот кабинет не представлялся царю. Князя Голицына царь не принял ни разу. Но все вновь назначенные министры последнего кабинета считали своею обязанностью представиться Вырубовой, так как в те времена было очень важно заручиться ее поддержкой.