90 миль до рая - Владимир Ераносян

Пришел час, когда нам суждено расстаться. Знай, что делать это мне и радостно, и больно. Я оставляю здесь чистейшие из моих надежд, оставляю то, что я люблю больше всего на свете, – народ, который принял меня как сына…»

Содержание письма стало достоянием общественности не сразу. Фидель должен был выдержать паузу, ведь теперь помимо явных врагов-империалистов не меньшую угрозу представляло антикубинское лобби Кремля, которое обосновало для Политбюро новую, намного более выгодную Красной империи доктрину поведения с Кубой. В ней лояльность к Острову напрямую зависела от покладистости, вернее даже, послушания Кастро.

Фидель ненавидел этих ушлых аналитиков из советских институтов больше всего потому, что они вычислили его стратегию. Русские эксперты наверняка знали, что думает Кастро так же, как Че. И все же Фидель надеялся их переиграть. Ареной этой игры стали чужие поля сражений. Че отводилась роль автономной фигуры, вроде как вышедшей из-под контроля пешки. Стремящаяся в ферзи пешка принимает хаотичные решения, якобы никак не согласованные с политикой кубинского руководства.

Куда могла завести такая игра на два фронта с двумя грозными империями? Она могла обернуться победой для слабейших только в том случае, если пешка дошла бы до края доски и превратилась в ферзя, в третью силу. Они верили в это оба, Фидель и Че.

Единственное, в чем они ошибались, – это в хронометраже данной партии. Они не предполагали, что она окажется бесконечной, как вечны жизнь и борьба. Для Политбюро ЦК КПСС Че теперь не являлся официальным лицом и, следовательно, мог рассматриваться в качестве обычной мишени. Для американских спецслужб, конечно же. Для кого же еще?

История знает немало примеров, когда могущественные противники на некоторое время забывают о непримиримой вражде. Это происходит в момент, когда на авансцену борьбы титанов совершенно неожиданно врывается третья сила. Зачастую это лишь потенциальная угроза появления подобной силы. Иногда это лишь мираж. А иногда это только имя. Таким именем в 60-х и для КГБ, и для ЦРУ стало имя Эрнесто Че Гевары. Обе эти организации были бессильны выкорчевать из просыпающегося самосознания закабаленных народов это звучное имя. Поэтому и в Вашингтоне, и в Москве не только мечтали, но и планировали уничтожить хотя бы носителя этого набившего им оскомину прозвища. Он был приговорен, так как был неудобен, непримирим, свободен. Может быть, не стоило так стараться, ведь он оказался еще и непобедим.

Спустя много лет Фидель, переживший шесть американских президентов и шесть лидеров России, поймет, что его преданный друг Че вступал в эту игру вовсе не пешкой, он уже тогда был и сегодня остался победоносным ферзем его королевства, призванным ходить куда вздумается согласно стратегии короля.

Итак, Че должен был исчезнуть тайно. Для янки. Для русских, что было гораздо труднее. Для всех, не исключая родных. Операция строгой секретности началась.

Больнее всего было то, что Че не смог проститься с мамой – Селией дела Серна. Она потом очень из-за этого переживала, вбив себе в голову, что Че так и не простил ей, родоначальнице аргентинского феминизма, критику в адрес сына, который, на ее взгляд, занимался не своим делом, когда с энтузиазмом батрака, показывая личным примером верх коммунистической сознательности, собирал на полях сахарный тростник вместо того, чтобы управлять революционными преобразованиями, как подобает третьему человеку в правительстве. Мама тогда сказала, что тростник могут собирать и более опытные сельхозрабочие.

На самом деле Че не был на нее в обиде, хотя и не сомневался, что «африканский поход» она бы тоже раскритиковала. Он никогда не винил мать, прощенную любящим сыном виновницу своей астмы, в ее особом мнении. Он оставил маму в неведении исключительно в целях конспирации. Так было надо. Для ее же безопасности. Че проинструктировал свою новую супругу, бывшую партизанку и мать четверых его детей Алейду Марч, чтобы она ни при каких обстоятельствах не травмировала старую женщину и в случае расспросов отвечала Селии де ла Серна, что ее сын Эрнесто находится на уборке сахарного тростника.

Ну что ж, по задумке Че и Фиделя все политические игроки должны были остаться довольными. Оскорбленные русские получали компенсацию в виде изгнания или бегства, какая разница, несговорчивого партизана. Фидель, демонстрируя свою покладистость, набирал очки теперь уже перед Брежневым и его свитой. А Че обретал полную свободу действий… Или оказывался в западне? Пожалуй, с Че все обстояло не так просто. Ведь играть с русскими опасно, учитывая, что лучшие шахматисты были выпестованы именно в СССР. В резиденции Фиделя раздался звонок. Из Москвы его спросили:

– Что это ты там затеял с перемещением Че на Африканский континент?

Свобода Че при данной постановке вопроса смахивала теперь на иллюзию. В тот день Фидель сказал аргентинцу:

– Я никуда тебя не отпущу. Че ответил:

– Я не собираюсь менять план, даже если ты против. Я устал от этих интриг и хочу отправиться туда, где мне не смогут помешать ни русские, ни гринго. Мне не нужна поддержка. Я доберусь до Бельгийского Конго через Танзанию в одиночку. Там меня встретят друзья, и мне вовсе не обязательно контактировать с вождем кубинцев. Это может тебя скомпрометировать. Перед Советами…

Именно так Че высказал свою непреклонную позицию. Вместе с намеком на то, что у его друга, бесстрашного Фиделя, теперь появились хозяева. Он говорил эти слова с комом в горле, но Кастро не обиделся на справедливый упрек соратника, ибо чувствовал, что обида Че на него во сто крат сильнее.

Настало время для импровизации. Фидель не мог ни изменить решения Че, ни порвать с русскими. Значит, надо было найти нестандартный ход. Он встретился с уполномоченными агентами КГБ в советском посольстве в Гаване, где попытался доказать им нужность Эрнесто Гевары, его запутавшегося коменданте, который в своем новом качестве блуждающего лидера партизан будет представлять собой бесценную находку. Он словно оправдывался. Пусть они так и думают, а он не свернет со своей линии, поможет Че и получит очередной финансовый транш от русских на строительство цементного завода.

– Уйдя из публичной политики, он превратится в фантом, вызывающий цунами национальных революций в разных точках планеты. И никаких больше политических заявлений, лишь непосредственная черновая работа в неоколониальных странах. Лучше Че никто не сможет делать подобную работу. А что касается его политических взглядов, то до момента строительства мирной жизни в странах, где с его помощью победят национальные революции, его точка зрения никак не будет расходиться с генеральной линией КПСС. А потом его можно будет командировать в очередную страну с тем же заданием.

Фидель был убедителен, хотя, безусловно, лукавил. В Москве сразу догадались, что Кастро, упрощая ситуацию и уверяя, что из африканской глуши политические воззрения Че не будут услышаны, выгораживал друга. Но после некоторых раздумий приняли правила игры.

В ответ на просьбы Кастро на закрытом заседании Политбюро был выработан безошибочный курс по нейтрализации Че, популярность которого в левацких движениях Западной Европы, да и всего мира, приобрела угрожающий размах.

– Его анархистская и троцкистская идеология, – докладывал на заседании товарищ Суслов, главный идеолог партии, – вносит раскол в рядах сочувствующих коммунистам и даже в членах компартий. А в братских по Варшавскому договору странах отсутствие нашей принципиальной позиции в отношении левацких тенденций в кубинском руководстве могут воспринять как политическую близорукость. – Суслов поправил очки и произнес свое заключение: – Считаю необходимым предостеречь лидеров братских партий, особенно в странах Африки и Латинской Америки, от возможных контактов с Эрнесто де ла Серной.

Проголосовали единогласно. Леонид Ильич тут же отдал устное распоряжение председателю КГБ Семичастному:

– Володя, ты все понял? Мешать доктору Че не надо, но помогать тем, кто мешает ему, можно.

– А с теми, кто ему будет помогать, что делать? – захотел уточнить чекист, заведя в тупик генсека.

– Андрей Андреич, как думаешь? – спасаясь от беспорядочной бомбардировки мозга взаимоисключающими мыслями, Брежнев обратился к опытному министру иностранных дел… В надежде и самому получить внятный ответ на беспокоивший всех до единого членов Политбюро вопрос.

– Мне думается, – изрек Громыко, – главным помощником команданте Че будет сам Фидель Кастро. Нам не стоит ему противодействовать. Задев самолюбие Кастро, мы рискуем как минимум потерять военную базу у непосредственных берегов США, да и радиолокационную станцию в Лурдесе терять жалко. Мы заявим лидерам всех компартий и национально-освободительных движений о своей безграничной поддержке их справедливой борьбы против неоколониализма, но при этом отмежуемся от Че. Не станем упоминать его имя. К чему способствовать раздуванию его популярности? Пусть лидеры движений, получающие от нас деньги и оружие, воспринимают его как обычного военного инструктора. Как добровольца, прибывшего, как я проинформирован, в Бельгийское Конго по собственной инициативе. Без ведома Фиделя. Есть мнение, что Фидель тоже согласится содействовать Че инкогнито. Для своего же блага.