Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности - Василий Звягинцев

Только Давыдов приветственно поднес два пальца к полям шляпы, демонстрируя уважение к защитникам порядка, как начальник патруля вдруг дернул повод, загораживая своим высоким гунтером[25] дорогу.

— Откуда следуете, господа? — не слишком вежливым тоном едва ли не пролаял он. Так, вообще-то, разговаривать с приличными людьми не принято. Может, три недавно полученные нашивки на рукаве ударили ему в голову? Или — какая другая причина, так навсегда и оставшаяся невыясненной.

— С прогулки, командир, — усмехаясь, ответил Давыдов, и его усмешка разительно контрастировала с тоном. — Насколько я знаю, у нас прогулки пока не запрещены.

— А что везете? — указав на плотно набитые кожаные сумки, въедливо поинтересовался сержант.

Вопрос, конечно, интересный. Но в старой доброй Англии такие, без санкции прокурора или судьи, приличным людям задавать не положено. «Хабеас корпус акт» и все такое. Однако военное время имеет свои законы. Офицеры не знали о недавнем, очень похожем эпизоде, случившимся с Новиковым и его отрядом. Но встречались с подобным и раньше. Начиная с весны семнадцатого любой унтер или вахмистр собственной, недавно героической армии вел себя подобным, а то и худшим образом. Дать беззащитному прапорщику, да что там прапорщику, полковнику в морду, отобрать бумажник, часы и портсигар и веселиться, глядя на его бессильную злобу. Кое-кто, послабее духом, стрелялся от невыносимости унижения, а другие, покрепче, годом позже рассчитывались с «возомнившими о себе хамами» по полной программе. Так здесь же еще не Гражданская война, а инстинкты, оказывается, у всех те же самые. Пока ты хоть на день, хоть на час сильнее — делай что хочешь.

Но не на тех, ох, не на тех нарвались патрульные.

— А какое ваше дело? — поравнявшись с Давыдовым, крайне вежливо спросил Эльснер. — Допустим, минералогическую коллекцию на берегу собирали.

— Какую-какую? — слегка растерялся сержант.

— Ми-не-ра-ло-гическую, — повторил штабс-капитан. — Это камни разные так называются. Кварц, диабаз, гранит, агат и другие прочие. Для изучения строения земной коры в палеозойский период.

Павел Карлович надеялся, что научная терминология подвигнет сержанта отвязаться от серьезных специалистов и продолжить свое патрулирование, но слегка ошибся в психологии. На русского человека, может быть, его слова и подействовали бы. Он помнил, как в восемнадцатом году вверг в почтительное недоумение чекистов в поезде на станции Лиски, тоже желавших проверить его чемодан, указав на собственноручно написанную химическим карандашом табличку «Фольклор для тов. Луначарского» с печатью, оттиснутой на сургуче царским пятаком. Тогда сработало. Русский человек доверчив. Эти, похоже, на умные слова не купились.

— Камни вьюками таскать, когда их на каждом шагу сколько угодно… — презрительно ответил сержант. — Кому-нибудь другому расскажете. Не камни у вас там, а золото. Предъявите, а потом посмотрим, как дальше быть. — Голос сержанта был тверд, глаза же вспыхнули алчностью. Его подчиненные довольно заржали. Вот именно — «заржали». На русский слух нормальным человеческим смехом назвать это было нельзя. Как, впрочем, и их так называемые «улыбки» — тоже не походили на естественное выражение чувств. Даже природный остзейский немец Эльснер это ощущал самой глубиной своей души.

— Как угодно, сержант, — сделал он последнюю попытку решить дело миром. И назвал единственную фамилию здешнего важного чиновника, которую знал: — Не думаю, что ваше поведение понравится комиссару Роулзу. А мы ведь у него работаем.

— Кто это еще такой? Никогда не слышал. У меня свои командиры есть. И приказ досматривать всех, кто покажется подозрительным. Быстро, спешились, открыли сумки… — Он положил ладонь на кобуру очень длинного револьвера, достававшего стволом почти до колена.

Давыдов все это время старательно раскуривал сигару, демонстрируя полное безразличие и олимпийское спокойствие. Надеялся, что такое поведение успокоит агрессивность территориала. Но нет, не помогло. После произнесенной с явной угрозой требовательной фразы оттягивать радикальное решение было уже бессмысленно. Каждый до точки невозврата имеет право на свой выбор. Сержант с подчиненными его сделали.

Давыдов, презрительно пыхнув ароматным дымом в сторону патруля, ленивым движением извлек из-под сюртука пистолет и четырежды нажал на спуск. С пяти шагов это можно было сделать и с закрытыми глазами. Все пули — в лоб. Чтобы не было последующих недоразумений. Добивать раненых, даже большевиков, он не любил. Оказывать недобитым помощь — тем более. Хлопки пистолета не слышны были уже за двадцать шагов. Даже кони почти не испугались.

— И что теперь будем делать? — спросил Эльснер, не дрогнув лицом. В стольких людей приходилось стрелять после выпуска из училища, и на поле боя, и у первой попавшейся стенки, что вид еще четверых, только что живших и в мгновение ока переведенных в другую категорию, не вызывал уже никаких эмоций.

— Да ничего, — небрежно ответил Давыдов, убирая «ТТ». — Лошадей привяжем вон к тому дереву, чтоб в казарму раньше времени не убежали, а этих — как есть, так и оставим. Война все спишет. На буров или бандитов — нам-то что?

— Бандиты бы лошадей угнали, а не стали привязывать, — выразил сомнение Давыдов. — Буры — тем более… И оружие никто бы не оставил.

— А нам-то что? — повторил Эльснер. — Пусть здешние Шерлоки Холмсы версии придумывают и дедуктивно их разгадывают. Чем загадочнее, тем интереснее. А нам ехать пора. И давай в сторону заберем, чтобы не по этой дороге в город въезжать, а с другой стороны.

— Не то говоришь. Там еще на один патруль нарваться можно, а здесь — вряд ли. Пока доедем, совсем стемнеет. Ну а не повезет — им же хуже…

После полуночи связались с Кирсановым, доложили, что и как.

— Молодцы. Можете отдыхать. Утром переложите технику в чемоданы и подъезжайте ко мне. Обсудим следующие этапы.

Сообщение о том, что имел место огневой контакт с неприятелем, Кирсанов принял к сведению. Безоценочно. Как вышло — так и вышло. Мы сюда не в бирюльки приехали играть. Главное — задание выполнено.

Получив радиостанцию, Павел почувствовал окончательную уверенность в успехе своего предприятия. А то какой же разведчик без надежной связи? В старые времена курьеров использовали, караваны купеческие попутные, почтовых голубей, но портативная коротковолновая рация не в пример удобнее. Сам Кирсанов на фронте сталкивался только с длинноволновыми, размещавшимися на двух конных повозках, с приличной техникой познакомился только в «Братстве». И оценил важные, при их обстоятельствах, удобства: телеграфный ключ не нужен, знание азбуки Морзе, и с шифрами возиться не надо, гони сообщение любой степени секретности через микрофон открытым текстом — и никакого риска.

Тут же, в присутствии офицеров, провел первый сеанс связи с «Валгаллой». По договоренности, одна из стационарных станций парохода постоянно работала на прием на его волне. Он не стал приглашать в радиорубку Воронцова или кого-либо из «братьев», не та степень важности. Робот-радист без всякой записи передаст содержание сообщения слово в слово.

Доложил, не вдаваясь в подробности, что первый этап внедрения прошел успешно, указал на всякий случай, координаты, свои и помощников, вкратце обрисовал планы на два ближайших дня. Перечислил количество и типы стоящих в гавани и на рейде боевых кораблей и транспортных судов, добавив, что при необходимости его резиденция может служить великолепным корректировочным постом для работы и по порту, и по городу. Договорился о графике включения собственной рации на прием, на случай, если потребуется передать ему срочные инструкции.

Щелкнул тумблером выключателя, убрал в тумбу стола титановый кейс, снабженный кодовым замком. Стол тоже запер.

— А если все-таки кто-то полюбопытствует, что это вы тут прячете? — спросил Давыдов.

— Сомневаюсь. Не слышал я, чтобы английская прислуга по вещам постояльцев шарашила. У них господа деньги и драгоценности спокойно в номерах оставляют. Не Одесса как-никак и не Хитровка московская. Если же допустить, как это ни маловероятно, что есть у них медвежатник суперкласса, умеющий вскрыть кейс, не оставив следов взлома, что он там увидит? Некий прибор абсолютно непонятного назначения. Сам Маркони не разберется, ибо там нет ни одной известной детали. Кроме тумблера и цифровой шкалы… Так что по этому поводу беспокоиться не стоит. Тем более — вам. Докладывайте лучше, как устроились.

Эльснер доложил. Квартиру они сняли, как и было приказано, в весьма удобно (в том смысле, что на перекрестке ведущих от города к порту улиц) расположенном доме с прилегающим участком. Тут же и показал на плане, где именно. Кирсанов одобрительно кивнул.