Куда уходит кумуткан - Евгений Рудашевский

– Нашли! – радостно прошептал Саша. – В такую дыру не то что Клякса, целый отряд кумутканов влезет!

– Дай мне! – Аюна пыталась забрать у Максима бинокль.

– Сейчас, подожди.

Высохшие под весенним солнцем, нерпы жмурились и, кажется, дремали. У них был тёмно-коричневый мех, покрытый серыми разводами. Большие, упитанные туши. Они располагались строго по кромке бассейна и тяжестью своего тела продавили в насте неглубокие лежанки, заодно покрыли их шерстью, словно устелили коврами. У них продолжалась линька. Нужно было закончить её до мая. Иначе придётся выходить на берег, а это будет слишком опасно – там их подстерегают охотники.

Максим видел в бинокль, как один из аргалов вздрогнул и, заломив шею, подозрительно посмотрел направо. Должно быть, какой-то шум привлёк его внимание. Остальные нерпы тоже обеспокоились, но ленились вытягивать головы, поэтому смотрели лишь на аргала, уверенные, что по его поведению сразу поймут близость угрозы.

Максим хотел отдать бинокль Аюне, но тут заметил, как в проталине всплыла ещё одна нерпа. Поискала себе свободную лежанку. Уцепилась передними ластами за покатую кромку и попыталась выбраться. Ворошила воду задними ластами, дёргалась. Разбудила двух соседей, они теперь сыто и угрюмо следили за её попытками вылезти из полыньи. Один из них раздражённо мотнул головой. Утомлённая неудачами, а быть может, напуганная соседом, нерпа сдалась. Откинулась на спину и плюхнулась в воду, чем всполошила весь урган.

Максим усмехнулся и наконец протянул бинокль Аюне. Она поспешно взяла его, но отчего-то смотреть стала не на лежбище, а куда-то в небо.

– Это хорошо, – шептал Саша. – Но как мы сюда дотащим Кляксу?

– Можно запихнуть её в спальник, – предложил Максим. – И тянуть за собой.

– Ну да, – согласился Саша. – Может, тут есть её родители.

– Где?

– Ну, среди этих нерп. Признают и к себе заберут.

Максиму вспомнился нерпёнок Тюлька, которого молодые полярники привезли в нерпячий улус, надеясь, что он сам отыщет свою семью. Максим улыбнулся. Вспоминая эту историю под Новый год, он, конечно, не предполагал, что сам окажется в заснеженных полях, среди диких нерп.

– Смотрите. – Аюна указала в небо.

Максим зажмурился, поднял руку козырьком и под облаками различил чёрную точку. Она неспешно приближалась к ним со стороны восточного берега.

– Это ворон, – испуганно прошептала Аюна.

– Наверное, – согласился Саша.

– Ты что, воронов не видела? – хмыкнул Максим.

– Да вы что, не понимаете?! Это ворон! – последние слова Аюна прокричала громким отчаянным криком. Ветер подхватил его морозными объятьями и разнёс на многие километры вокруг, пугая и предостерегая ледяную пустыню.

Это и в самом деле был сын Ажи́ра-бохо́ – чёрный ворон. Он с интересом смотрел вниз. Видел, как по насту скользит его тень, словно заяц мчится от хищника. Видел, как, напуганные человеческим криком, разом обвалились в полынью все нерпы небольшого ургана. Присмотрелся, не осталась ли после них какая-нибудь рыбёшка, сделал быстрый круг, затем полетел дальше – к видневшемуся невдалеке оранжевому пятну. Он знал, что это – палатка. Знал, что возле неё встречаются объедки, что ими можно поживиться.

Заметил, как трое маленьких людей машут руками, кричат. Они побежали ему вслед, стали карабкаться через ледяные завалы тороса. Стоявшие поодаль лучники пускали в ворона стрелу за стрелой, но они не долетали, растворялись в воздухе, как снежинки в воде. Там же стояли гномы-пращеносцы – метали каменные снаряды. Они рассеивались, как тень под солнцем, и не причиняли вреда. Удары катапульты, ракет, залпы пушек и гаубиц – всё оставалось тщетным. Ворон даже не обратил на них внимания. Его не интересовали странные отблески. Его интересовало оранжевое пятно.

Подлетел к палатке. Покружился над ней. Никого не заметил. Хотел сесть в сторонке, но тут увидел другое пятно – тёмное. Это был кумуткан. От него к палатке тянулась тонкая линия крови. Чуть дальше был ещё один кумуткан. Тот полз. Связываться с живым нерпёнком ворон не хотел, поэтому следил только за первым – бездвижным, будто замёрзшим.

Ворон летал над ним, выглаживал его своей тенью – проверял, как тот отреагирует. Нерпёнок не шевелился. Это хорошо.

Ворон упругими взмахами опустился на снег. Впился в него острыми когтями. Сложил крылья к хвосту, склонил голову и стал наблюдать. Кумуткан лежал перед ним. Его мордочка была вымазана густой пеной.

По небу стелились ажурные, словно плавники желтокрылого бычка, узоры. Было тихо.

Ворон запрыгнул на нерпёнка. Тот оживился. Махнул ластом, фыркнул. Ворон отскочил на снег, но не улетел. Наблюдал. Кумуткан возвратился в болезненную дрёму. Из его глаз сочились слёзы.

Пошёл снег. Лёгкий, будто и не снег вовсе, а пыль обветшавших и осыпавшихся облаков.

Ворон опять прыгнул на кумуткана. Тот вздрогнул, чуть пошевелил ластом, но отмахнуться не сумел. Крепкие когти прочно уцепились за его влажную шёрстку.

С юга поднималось большое тучное облако, чем-то похожее на омуля. Рядом с ним плыли облака поменьше – как полупрозрачная голомянка. К вечеру снегопад усилится.

Кумуткан приоткрыл глаза. Красные, воспалённые. Над ними – подвижная голова ворона. Тяжёлый острый клюв. Нерпёнок попытался дёрнуть ластом. Не смог. Ворон не улетел. Расправив крылья, издал громкий рваный крик. Прочнее сдавил когтями. Падающим ударом ослепил кумуткана, проткнул клювом водянистую упругость зрачка и тут же отскочил в сторону.

Нерпёнок взвился. Раскрыл вспененную пасть. Задёргался на месте. Его будто терзал кто-то сильный и невидимый. Кумуткан сжимал, скукоживал веер задних ласт. Передним ластом утирал мордочку. Зарывал её в снег. При этом оставался безмолвным, не огласил свою боль ни единым звуком. Наст под ним стал красным.

Ворон, склонив голову, наблюдал за происходящим. Ждал.

Взмыл в воздух.

Подлетел.

Балансируя на чёрных крыльях, наносил всё новые и новые удары по голове кумуткана. Целил во второй, ещё не тронутый глаз.

Нерпёнок выбился из сил и уже не сопротивлялся. Только громко сопел, выпуская из носа окровавленные пузыри. Иногда дёргал ластом, пробовал перевернуться. Вскоре окончательно затих. Уже не чувствовал, как его тельце терзает ненасытный клюв.

Ворон, увлечённый добычей, не сразу заметил, что к нему кто-то бежит. Трое маленьких людей, которых он видел недавно у нерпячьей полыньи.

Недовольно каркая, роняя с клюва капли крови, ворон поднялся в воздух. Понял, что его добыча достанется другим. Видел, как люди радуются найденной туше. Кричат, машут руками. Собрались возле нерпёнка и затихли. Они теперь были одни. Никаких рыцарей, эльфов или гномов. Никаких бастионов и катапульт. Никаких мечей и доспехов. Просто три маленьких человека.

Сейчас съедят первого кумуткана, потом возьмутся за второго. Нужно было улетать.

Ворон ещё долго осматривал ледяные поля. Видел, как нерпы вернулись на лежанки вокруг проталины. Видел другой урган – куда больше первого. Видел и одного кумуткана у трещины. Тот, едва по нему скользнула тень ворона, сразу плюхнулся в воду. За таким не угонишься.

Отыскал обрушенное логовище – через него недавно прошла становая щель. Выдолбил из стены кусочки промёрзшей голомянки. Потоптался по меховой настилке и улетел.

Напоследок проверил свою добычу. Надеялся, что от нерпёнка хоть что-нибудь осталось. Издалека увидел, как к оранжевой палатке подъезжает машина. Покружил. Второго нерпёнка нигде не было. Людей тоже не было. А первый лежал всё там же – на красном снегу.

Ворон не стал рисковать. Знал, что машина не предвещает ничего хорошего. Каркнув в последний раз, полетел к берегу. Завтра можно будет слетать сюда ещё разок.

– Был бы такой костюм для аквалангистов, чтобы весь день плавать подо льдом. Мы могли бы караулить охотников, выслеживать их снизу – по тени. А потом, как только они поставили сеть на кумуткана, срывать её, запутывать и бросать ко дну. Чтобы ни один нерпёнок больше не попался.

– Могли бы.

– Могли бы.

– Хорошо бы у каждого был свой штаб. Такой, чтоб туда никто не мог забраться. Накрыться руками, сказать: «Я в домике» – и тебя нет. И никто до тебя не дотянется. И хорошо бы там было место для одного кумуткана. Можно спрятаться самому и взять с собой нерпёнка.

– Хорошо бы.

– Хорошо бы.

– А я бы хотела провожать кумутканов, когда они уходят на свои ледниковые купола. Следить, чтобы им никто не мешал. Они ведь скоро все уйдут. Сами уйдут в своё одиночество. Там их уже никто не тронет.

– Никто.

– Никто.

Письмо. 5 мая

«Здравствуй, Олег.

От тебя давно не было новостей. Как там Лида? Как родители? Что нового в центре Цонкапы?

У меня всё по-старому. Работаю в приюте, занимаюсь “Атишей”. Сейчас вот суетимся, нужно подготовиться к приезду Геше. Как всегда, спорим, можно ли зарабатывать на продаже духовной литературы. Как видишь, в этом смысле ничего не изменилось. Но Вера Дашинимаевна отошла от дел, и то хорошо.