Куда уходит кумуткан - Евгений Рудашевский

– Хозяин – барин, – только и ответил он.

Когда их охотничья экспедиция выехала на лёд, дедушка продолжал хмуро выставлять перед собой солонки и перечницы. У Максима, Аюны и Саши настроение было совсем другим. Они радостно выглядывали из машины, признавались друг другу, что никогда ещё не участвовали в столь интересной поездке.

В хорошую погоду Байкал просматривался до противоположного берега, но сейчас всё было покрыто дымкой. Обернувшись, ребята не смогли разглядеть даже ближнего берега. Горизонт всюду ширился серой стеной, поднимался ввысь и нависал над головой белоснежным куполом.

Торной дороги не было, только гладкий, вылизанный позёмками наст. Иногда его пересекали грубые шрамы торосов – витиеватые гряды из обломков льда. Здесь словно промчался Шаи-Хулуд, гигантский червь с планеты Арракис, – каменным хребтом вспорол поверхность и занырнул в озёрную глубь. Такие места приходилось объезжать.

В зелёном уазике ехал Евгений Константинович. Директор музея понравился ребятам улыбкой, задорными морщинами у глаз. Ещё больше им понравился След – лайка дядя Коли. Сам Николай Николаевич ехал на открытом квадроцикле и взять к себе собаку не мог. Её посадил к себе дядя Женя. Кроме того, он забрал всё снаряжение нерповщика. Максим жалел, что вынужден ехать в одной машине с молчаливым дедушкой. Виктор Степанович взял в путь старенький пикап с кабиной на четыре места и небольшим кузовом. Ехали друг за другом, вереницей.

Путь преградили завалы льда. Они высились двухметровой стеной, а за ними плескалось голубое озерцо. Дедушка, перекрикивая шум мотора и ломающегося под колёсами наста, объяснил, что эта стена называется нажимом. В последние дни было тепло, лёд расширился, и озёрные щели сомкнулись – вздыбили обломки острых клыков и зачерпнули наружу немного байкальской воды. Такое озерцо было мелким и безопасным, по нему мог бы проехать даже обычный мотоцикл.

Подумав, дедушка добавил:

– Когда похолодает, трещины опять разойдутся.

Встречались и отдельные глыбы – будто наконечники могучих стрел, пущенных в Байкал богами-тэнгэри́нами с высоты облачных замков. Когда-то здесь тоже стояли нажимы, но ветра давно выскребли, повалили их стены, остались только эти непреклонные и потому одинокие стражи. Чаще всего глыбы были мутными, но попадались и прозрачные, вылитые из чистейшего льда. Они чем-то напоминали ледяные скульптуры, что ставят в сквере Кирова в канун Нового года, только были массивнее, тяжелее.

Дядя Коля петлял, выбирая самый гладкий и надёжный путь, но порой машину начинало трясти мелкой дрожью. Это означало, что под колёсами пошёл ребровик – покров из прижатых друг к другу и стоящих ребром льдинок, словно карточки в библиотечной картотеке. Саша не успевал схватиться за сиденье и каждый раз, подскочив, бился головой о крышу. Максим и Аюна посмеивались над ним до тех пор, пока сами не треснулись макушками. Все трое ехали сзади, на двух сиденьях. Сесть вперёд, к Виктору Степановичу, никто не решался. Он и не настаивал.

Машина остановилась.

– Приехали? – обрадовался Максим.

Дедушка не ответил. Вышел из пикапа и заторопился к стоящему впереди квадроциклу. Ребята нахлобучили шапки и, смеясь, начали толкаться – каждый хотел первым дотянуться до рычага переднего сиденья. Дотянувшись, наклонили его спинку и, всё так же толкаясь, полезли к двери – их в машине было только две, спереди.

Выскочив на снег, Максим замер. Почувствовал себя маленьким и ненастоящим, запертым в новогодний шар со снежинками. Этот шар кто-то хорошенько встряхнул, и всё занялось ватным туманом. Сейчас не верилось в существование других пейзажей – летних или весенних. Максиму казалось, что он блуждает в этой холодной пустыне в поисках своего ледникового купола. Он здесь потерялся навсегда. Если долго ехать вперёд, не заметишь, как наст озера сменится настом горизонта, а потом – настом облаков. Вечный круг одиноких странствий. Как колесо сансары, о котором рассказывала мама.

– Лови!

Снежок угодил Максиму в шею. Аюна и Саша, посмеиваясь, уже готовили новые. Максим показал им кулак, наскоро отряхнулся, забежал за машину. Спрятался там и хотел отстреливаться, но увидел, как под ногами струится позёмка, и замер. Зачарованность не отпускала его. Он и сам растворялся. Рассыпа́лся тысячью мелких снежинок и ускользал быстрым ветром – прочь от всего, что знал. Никогда прежде Максим не чувствовал ничего подобного. Наваждение сошло лишь после того, как в него угодили ещё два снежка. Оживившись, он улыбнулся, стал отстреливаться.

Гнался за Аюной и Сашей, бросал в них наскоро слепленными и разваливающимися на лету снежками. Вздрогнул от испуга, когда в ногах проскользнуло что-то большое и белое, но тут же понял, что это – След, лайка дядя Жени. Ребята и не заметили, как она присоединилась к игре. Молчаливо перебегала от Саши к Аюне, от Аюны к Максиму. Беззвучно разбрасывала лапами снег, виляла хвостом. Вчетвером играть было ещё веселее.

Позвал дядя Коля. Нужно было возвращаться в пикап. Выяснилось, что путь был ещё далёк от завершения. Остановились, потому что его перерезала трещина. Шириной она была чуть больше полуметра, но колёса машин могли провалиться в неё. Пришлось делать настил из досок. Искать обход было бессмысленно, потому что такие щели расползаются на сотни метров и встречаются с другими щелями.

Перепрыгнув через трещину, Максим увидел чёрную глубь Байкала, понял, что всё это время они ехали по тоненькой корочке, покрывавшей тело водного гиганта – уснувшего на зиму и готового пробудиться через несколько недель. От этой мысли стало не по себе.

Когда ребята, шелестя куртками, забрались на заднее сиденье, Максим чуть навалился на Аюну и быстро шепнул ей:

– Ты почувствовала?

– Да, – Аюна улыбнулась.

Максим удивлённо посмотрел на неё, но больше не сказал ни слова.

Путь продолжился. Охотничья экспедиция съехала с шумного наста и оказалась на гладком льду. Ребята прильнули к окнам, старались разглядеть переплетение чёрных прожилок на голубом поле. Они ехали по ладони морозного великана, пересекали сотни линий его жизни и смерти.

Затем вновь была мятая, местами разигленная[9] поверхность наста, новые торосы и нажимы. Теперь чаще попадались заструги – снежные ковры, наметённые к отдельно стоящим глыбам.

Вчера ехали весь день. На ночь останавливались в прибрежном посёлке, у друзей дяди Коли. Приехали поздно, а встали рано. Ребята не привыкли к такому режиму.

И теперь Аюна, устав от долгой дороги, задремала, положила голову на плечо Максиму, потом вовсе опустилась к нему на колени. Чувствовала, как брат гладит её волосы, всё глубже опускалась в дремучий мрак Байкала. Плыла, рассекала его воды, кружилась, бросалась вперёд к плывущим поблизости рыбам.

Поднялась к сводчатой крыше льда. Заметила, как с другой стороны по нему скользят тени, и устремилась им вслед. Поняла, что их отбрасывают едущие на поверхности машины. Приблизилась ко второй тени. Знала, что это – пикап Виктора Степановича, что она, Аюна, сейчас спит в нём. Прислушалась к глухому шелесту шин. «Я нерпа. Зачем же я привязалась к себе-человеку?» – Подумав так, Аюна отпустила себя спящую и поплыла вглубь, в толщу густых кобальтовых вод.

Машину затрясло. Сонные ребята повалились друг на друга. Посмеиваясь сквозь зевоту, схватились за спинки и ручки.

– Что это? – дрожащим от тряски голосом спросил Максим.

– Колобовник, – отрывисто крикнул ему дедушка.

Выглянув в окно, Максим увидел, что они едут по полю из ледяных булыжников, словно по смёрзшимся гроздьям гигантского винограда. Так не трясло даже прошлым летом, когда дедушка повёз их собирать облепиху и вёл машину по таёжному бездорожью.

После колобовника экспедиция обогнула ещё один торос и наконец остановилась. Дядя Коля сказал, что они прибыли на место. Впрочем, сколько ни вглядывался Максим в белёсую дымку округи, так и не понял, чем это место отличается от всех предыдущих. Будто они и вправду кружили по новогоднему шару, в итоге остановились там же, откуда начали.

До сумерек нужно было расставить сети, поэтому нерповщик торопился. Дедушка просил детей не мешаться и ждать в машине, но те, конечно, не послушались – ходили по пятам и внимательно следили за всем, что делает дядя Коля.

Он пускал вперёд Следа и наблюдал за ним. Лайка молча, почти бесшумно бегала по снежным коврам заструг – их в этом месте оказалось сразу несколько, и тянулись они не от отдельных глыб, а от полноценных торосов.

След метался краткими перебежками. Нюхал снег, фыркал и быстро бежал дальше.

Дедушка и дядя Женя охотой не интересовались. Каждый устанавливал свою палатку. На льду предстояло провести по меньшей мере одну ночь. Спать в тяжёлых машинах было опасно. Если в ночной холод под ними пройдёт трещина, машины могут провалиться. Рисковать никто не хотел.