Россия в эпоху Петра Великого. Путеводитель путешественника во времени - В. Зырянов

В 1710 году в России появляется звание зубного врача. В XVIII веке активно практиковались пломбы из свинца и золота. Начинали заботиться о гигиене полости рта – Петр лично смотрел на смывы ротовой полости в микроскоп Левенгука, увиденное императору, видимо, не очень понравилось, поэтому он старался, чтобы подданные чистили зубы толченым мелом. В коллекции Кунсткамеры хранится «Реестр зубам, дерганным императором Петром I у разных людей». Император лично вырвал порядка 60–70 зубов. Есть свидетельства, что временами царь «покушался» и на здоровые зубы. Это объясняется тем, что Петр вырывал те зубы, на которые указывал сам больной, не утруждая себя диагностикой. Среди пациентов великого стоматолога есть как птицы не очень высокого полета (конюхи, портные, стряпчие), так и приближенные – Ф. М. Апраксин и жена Меншикова. В 1722 году, во время похода на Персию, Петр лично регламентировал состояние здоровья солдат. В особом наставлении было подробно описано, какие продукты употреблять в пищу, а какие нет. Император требовал, чтобы солдаты в жаркие дни не ходили без головных уборов.

В управлении медицинской отраслью некоторое время сохранялось двурушничество – в Москве находился Аптекарский приказ, а в Петербурге – Аптекарская канцелярия. Вскоре была создана единая Медицинская канцелярия, и реорганизованной структуре передали для выращивания лекарственных растений Вороний остров на окраине Петербурга. Там же в 1718 году была основана «инструментальная изба», первая в стране мастерская по производству хирургических инструментов.

Растет число госпиталей, они открываются не только в Москве, но и в Петербурге, Кронштадте, Казани, Астрахани, Ревеле. Были разрешены частные аптеки. Церковь создавала «странноприемницы и лазареты» для людей «престарелых и здравия весьма лишенных». Медицинская канцелярия старалась бороться с шарлатанами – по России слонялось немало «бродячих лекарей», которые гарантировали своим клиентам чудодейственное избавление от всех болезней. С 1721 года каждый врач должен был проходить освидетельствование в Медицинской канцелярии.

Доктор Эрскин (Арескин), заведовавший в России медицинской частью, в 1710-е годы принял ряд мер для поиска минеральных источников. На Кавказе нашли воды, оказавшиеся «весьма целительными во многих болезнях». Врач Шобер назвал их Петровскими. Под Петербургом, в имении графа Кушелева-Безбородко, обнаружился источник с высоким содержанием железа, воды которого «полезны слабонервным». Воды в Карелии были открыты благодаря заводскому уряднику Ивану Рябову. Он «первый вылечился этими водами от тяжкой болезни» и в награду «за объявление сего, что первый знак лечения на нем означился», был освобожден от податей. Кончезерские марциальные (железные) воды в Олонецкой губернии использовал сам Петр и его приближенные. Чуть позже опубликовали специальное «дохтурское определение», разъяснявшее правила использования минеральной воды. Всякий, кто прибывал на первый российский курорт, должен был несколько дней отдыхать, параллельно принимая воду и лекарства, «как лекарь рассудит», и сочетать лечение с пешими прогулками. Часа через три после приема воды больному полагался обильный обед с чаркой анисовой водки или двумя рюмками бургундского вина. Отдыхающим советовали не экспериментировать с квасом, кислыми щами и брагой, но для утоления жажды «легкого самого пива пить по малу не запрещается». В первой четверти XVIII века в Олонце поправляли здоровье россияне самого простого звания. О солдате Семене Лихачеве писали, что он «…18 дней оной воды пил и получил себе совершенное здравие»[6]. После смерти Петра марциальные воды постепенно стали забываться.

В XIX веке вся русская богема ездила на курорты, но начало этой традиции, похоже, положил первый император. В 1717 году Петр поправлял здоровье в Спа: «Хотя его величество пользовался в прежние времена водами в других местах, но нигде не нашел таких, которые бы ему принесли столько пользы». В память о своем пребывании в Спа император приказал изготовить мемориальную доску.

Петр сделал российскую медицину весьма прогрессивной: создавались учебные заведения, выписывались врачи из-за границы, появились первые дипломированные медики российского происхождения. Но реформы, инициируемые сверху, доходили до населения с большим опозданием. Даже в середине XVIII века в империи были заняты только 26 мест городских лекарей из 56. Жители некоторых городов ходатайствовали об упразднении должности, потому что не видели в ней надобности. Основными средствами лечения оставались жарко натопленные бани, заговоры, травы и настои. Недоверие к официальной медицине сопровождалось суевериями и относительно благоприятными условиями для распространения эпидемий и инфекционных болезней.

Санитарное состояние русского города в первой половине XVIII века оставалось далеким от идеала. «…Какая грязь в домах, площади которых огромны, а дворы грязные болота», – сокрушалась Екатерина Великая уже на исходе восемнадцатого века, осматривая Москву. Впрочем, во время правления Петра Великого было выпущено несколько указов, посвященных борьбе с мусором. В 1709 году жителей Москвы предупреждали, «…чтоб они с дворов своих навозу и мертвечины и всякаго помету в улицах и в переулках не метали, и во всех улицах и в переулках навоз и мертвечину и всякой помет отчистили б, и возили б за Земляной город, от слобод в дальныя места, и засыпали землею». В марте 1712 года власти стали требовать, чтобы от каждых 10 московских дворов избирался специальный человек «для надзора за чистотою на больших улицах и по проезжим переулкам». Мусор полагалось вывозить «за Земляной город в поля вдаль».

Грозные слова о чистоте приходилось периодически повторять. В 1722 году выходит «Инструкция Московской полицмейстерской канцелярии». Жителям Первопрестольной указывали «на реках на Неглинной и Яузе никакого помету и сору бросать не велеть и того смотреть накрепко, и чтоб на улицах никакого помету и мертвечины не было». Горожанам полагалось убирать мусор и чинить булыжные мостовые «утром рано, покамест люди по улицам не будут ходить, или ввечеру». Нарушителей собирались штрафовать и бить батогами. Внимание было приковано и к уличным торговцам: «Носили бы белый мундир и наблюдали бы во всем чистоту».

Эпидемии в довольно скученном и тесном городе распространялись очень быстро. Упоминавшаяся выше инструкция призывает жителей «объявить, ежели у кого в домах от чего Боже сохрани, моровая язва и прочая прилипчивая болезнь явится». Для осмотра больных посылались врачи, «дабы те болезни не размножились». Волна «морового поветрия» обычно начиналась на Балканах или в Восточной Европе, а потом попадала в центральную Россию. Не последнюю роль играло участие России в военных конфликтах – так, после Полтавской битвы чума вспыхнула в Польше, затем переместилась в Скандинавию, и Петр в лице болезни нашел врага «опаснейшего, нежели шведские армии»[7]. Часть русских войск затем отправилась в Прибалтику, где болезнь выкашивала население Риги и Ревеля. Сообщения о чуме часто попадали на страницы газеты «Ведомости». В 1705 году россиянам сообщали, что «в Ярославле сто пятьдесят человек в одной ночи умерли». В 1710–1711 гг. чума фиксируется в Киеве, Чернигове, Пскове. Власти реагировали довольно оперативно: армейские части располагали на достаточном расстоянии друг от друга, а в городах (в том числе Москве, Коломне, Калуге, Туле и Твери) учредили заставы. Всякий путник должен был показывать документы и подорожную, а если путешественник следовал из города, где свирепствовал мор, то его не пропускали вообще. «А кто тайно проедут, и таких имать и вешать». Письма из «чумных» мест полагалось несколько часов держать «на ветре», а затем окуривать можжевеловым дымом. Болезнь затем возвращалась в южные губернии в 1718–1719 годах. С началом эпидемии полагалось учреждать круглосуточные заставы на въезде в города, а дома, куда проникла болезнь и где не осталось никого живого, сжигать вместе с вещами («со всем, что в оных есть, и с лошадьми и с скотом, и со всякой рухлядью»). Самая страшная волна чумы придет в Москву в 1770-е годы. Чувство страшной растерянности от ожидания болезни передал Пушкин:

Царица грозная, ЧумаТеперь идет на нас самаИ льстится жатвою богатой;И к нам в окошко день и ночьСтучит могильною лопатой…

Оспа тоже не щадила людей. От нее в 1719 году умер Петр Петрович, сын первого императора от Екатерины I. Ему едва стукнуло три года. Оспа в 1730 году забрала жизнь Петра II, последнего мужского представителя династии Романовых по прямой линии. Прививки получили распространение только с конца 1760-х годов, при Екатерине Великой. Оспа чрезвычайно уродовала спасшегося человека. Оноре де Бальзак в «Герцогине де Ланже» приводит слова одной из героинь: «…Оспа для нас, женщин, та же битва при Ватерлоо. Только тут мы узнаем, кто нас истинно любит». От болезни пытались спастись с помощью довольно странных обрядов. Детей наряжали в праздничную одежду, отправляли их к больному, заставляли кланяться и приговаривать, обращаясь к невидимой женщине: «Оспица-матушка, прости нас, грешных!» Затем больного полагалось три раза целовать[8]. Интересный способ избавления от эпидемий приводит Лажечников в романе «Ледяной дом», посвященном, правда, уже 1740-м годам: «Девки запахивают нить кругом слободы; где сойдется эта нитка, там зарывают черного петуха и черную кошку живых. Впереди идут две беременные бабы, одна, дескать, тяжела мальчиком, а другая – девочкою. Немочь будто не смеет пройти через нить». Малярию (ее называли «трясухой», «лихоманкой») в XVIII веке лечили хиной, но снадобье было дорогим, и пользоваться таким лекарством могли только представители высших слоев. Простой народ практиковал обряды и заговоры. На севере подходили к осине со словами: «Осина, осина, возьми мою трясину».