Россия в эпоху Петра Великого. Путеводитель путешественника во времени - В. Зырянов

Русская дореволюционная основательность иногда может раздражать, отдавая мелочностью, но в этих подробных строчках выкристаллизовался жизненный опыт десятков поколений: «Когда ощипывают с птиц перья, то откладывать их в одно место; в длинные зимние вечера приказать их перебрать; они годятся на подушки для служителей и для бедных; перья и пух от гусей и уток собирать отдельно». Даже кровь от убоя скота не отправляли в утиль, а поливали ею почву рядом с фруктовыми деревьями.

От времен Петра Великого нас отделяют три столетия. Ломка кухни за эти годы происходила несколько раз. Главная – в советское время, когда упрощалась рецептура, а многое индивидуальное уходило под напором фабричного и конвейерного. Мы уже не сидим за столом часами, как наши предки, и не соблюдаем церемониальных правил, кроме минимума, оговоренного этикетом. Рис с овощами, макароны и гречка, безусловно, отлично сочетаются с тремя простецкими видами мяса, но тем самым отгораживают нас от гастрономической карты утерянного прошлого. Мы сводим гигантское белесое разнообразие звездного неба к одной-единственной Большой Медведице. Старая русская кухня в наше время, к сожалению, является увлечением небольшого круга энтузиастов, поэтому впору говорить о «кулинарной археологии». Но на севере страны до сих пор пекут шаньги, а в некоторых московских ресторанах глинтвейн стал вытесняться сбитнем. Мода приходит и уходит, а русская кухня остается. Она наряду с гурьевской кашей и пожарскими котлетами вобрала в себя салат «Оливье», торты «Наполеон» и «Прага».

IV

Как лечились

Окружающий мир для русского человека начала XVIII века казался полным опасностей. Землю часто посещали неурожаи, а на города обрушивались болезни. Медицинское знание неспешно, но весьма настойчиво пробивало себе дорогу в новом мире, отряхивающемся от средневековья. «У русских во всей… стране всего… три доктора; лечат они ото всех болезней, и прибегают к ним все, как больные, так и здоровые: первый доктор – это… баня… второй – водка, которую пьют, как воду или пиво, почти все, кому позволяют средства, и третий – чеснок, который русские употребляют не только как приправу ко всем кушаньям, но и едят сырым среди дня», – писал Юст Юль в 1709 году.

На Руси были довольно широко распространены лечебники и травники. С 1672 года получила хождение книга «Прохладный вертоград», переведенная с немецкого языка и повествующая «о различных врачевских вещах ко здравию человеческому пристоящих». В сборнике есть разделы «о знаменах морового поветрия» (т. е. о симптомах чумы), «о зачатии человеческом», «о насморку», «очная болесть всякая», «чтобы чисто и гладко лице было». Встречаются указания, вызывающие улыбку: «брови и власы сделать черными», «чтоб пьяну не быть», «добрый сон навести». При Петре переписывались даже ветеринарные справочники! Так, «аптека обозовая или служивая» 1708 года предназначалась для «людей и их коней, которые, егда лекаря нет, могут сами себе помочи дать во всех своих и конских немощех». При головной боли лечебник советует взять уксус, смешать его с яичными белками и камфарой, вымочить в получившейся смеси полотенце и обвязать вокруг головы. Сильный кашель лечили отваром из репы, которую протирали через сито и подслащали сахаром. Другой справочник носил название «Книга глаголемая лечебник старых мудрых Еллинских дохтуров».

Большинство рукописей, конечно, были переводными и довольно бессистемными. Раздел «о вылазении зубном» соседствовал с разделом «которая жена мужа не любит». На страницах лечебников петровской поры часто встречаются откровенные суеверия. Необычен один из способов проверки женского целомудрия. «Испытати девицу: положи зерно житное в воду, не намокнет – нечиста, намокнет – чиста». Подобные книжки исследователи называли «товаром для площади». Магазины и сейчас завалены многочисленными пособиями по народной медицине с отчетливым налетом желтизны.

Л. Ф. Змеев, изучавший древнерусскую медицину в XIX веке, говорил, что не всякие термины из ранних лечебников были понятны народу. Он делится случаем из собственной практики. «На вопрос: „болит ли живот“ отвечают – нет. А надавите над пупком, кричат от боли. Это-то и подало повод нашему учителю… постоянно твердить нам: „Не спрашивайте, что болит, а укажи, где болит…“ Где живот – женщина никогда не укажет, взрослый мужчина редко обходясь большею частью словом брюхо»[3]. И если подобные случаи происходили в девятнадцатом столетии, то о петровских временах и говорить нечего.

Органом, который способствовал распространению специальных медицинских знаний, был возникший в 1620-е годы Аптекарский приказ. Характерно, что им руководили преимущественно знатные люди и ближние бояре. Дело в том, что Аптекарский приказ должен был беречь царя от «лихого зелья» и колдовства. Когда государю подносили лекарство, первым делом его пробовал сам врач и руководитель приказа. «А лекарство де накушивали прежде доктор, потом я, холоп твой», – писал Артамон Матвеев в 1676 году Федору Алексеевичу[4].

В 1654 году появляется специальная лекарская школа, набранная из «стрелецких детей». В документах XVII столетия упоминаются цирюльники, алхимисты, аптекари, травники, зелейники, кровопуски, мастера очных дел, доктора и лекари. Разница между двумя последними специальностями описывалась просто: «…дохтур совет дает и приказывает, а сам тому неискусен. А лекарь прикладывает и лекарством лечит, и сам ненаучен». Цирюльники вправляли кости, занимались хирургическими операциями. Среди медицинских инструментов в конце XVII века встречаются «ножницы двойные, что раны разрезывают» и «пилы, что зубы трут». Результаты врачебного осмотра в допетровской Руси назывались «дохтурскими сказками». И. Ф. Кильбургер свидетельствовал, что в 1674 году в Москве имелись хирург и пять лекарей. На верность Петру в составе Аптекарского приказа присягали 6 докторов, 5 иноземных и 14 русских лекарей, 27 учеников лекарей, один костоправ. К началу XVIII века в Москве было восемь аптек, хотя Кильбургер четвертью века ранее упоминает лишь две. Отношение к медицине в народной среде оставалось настороженным – так, в 1682 году восставшие стрельцы казнили доктора Гадена. Они уверяли, что медик «уморил царя Федора Алексеевича, он чернокнижник… в его доме нашли сушеных змей, и за это надобно его казнить смертию»[5].

Знакомство с европейскими новинками способствовало появлению в России профессиональных медиков. В 1692 году в Падую послали стряпчего Петра Посникова, и он вернулся из-за моря с дипломом доктора медицины и философии. В 1707 году была основана школа при Московском госпитале, располагавшемся «за Яузою рекою, против Немецкой слободы, в пристойном месте». Историки писали: «Это был первообраз русского, не существовавшего еще университета, правда, с одним медицинским факультетом». За два-три года здесь давали звание подлекаря, а еще через два-три года устраивали «генеральный» экзамен, когда ученик мог получить диплом лекаря. Твердого срока пребывания в учебном заведении не существовало, обычно студенты находились в его стенах 5–10 лет. Школой заведовал Николай Бидлоо, голландский доктор, получивший образование в Лейденском университете. Большую часть учебного материала воспитанники получали на практике, в анатомическом театре. В госпиталь за Яузой стали доставлять найденные трупы «подлых людей». Атласов и учебников не хватало, поэтому практиковалась диктовка лекций под запись. Для постижения премудростей медицинской науки требовалось знание латыни, поэтому Бидлоо ходатайствовал о зачислении в новую школу вскормленников Славяно-греко-латинской академии. Кое-кого учеба тяготила. Судьба первых 50 учеников типична для всех учебных заведений XVIII века: «…осталось 33, 6 умерло, 8 сбежали, 2 по указу взяты в школу, 1 за невоздержание отдан в солдаты». Бидлоо был заинтересован в увеличении количества учеников, ведь за каждого успешно сдавшего экзамены российского врача ему платили по 50–100 рублей. Первые выпускники госпитальной школы отправились на Балтийский флот. Молодых врачей иностранцы признавали неохотно, и государь требовал, чтобы никто из зарубежных медиков новичкам «никакой обиды в чести или в повышении чина… являть не дерзал».

Петр Великий испытывал к медицине живейший интерес. Во время первого путешествия по Европе он заглядывал в анатомический театр Фредерика Рюйша, где учился препарировать тела. Петр, как и всегда, с головой ушел в новую для себя сферу. Н. Богоявленский пишет: «Уже в январе 1699 г. он организует в Москве настоящий курс лекций для бояр по анатомии с демонстрациями на трупах». О медицинских увлечениях Петра писал еще Голиков: «Со временем приобрел он в том столько навыку, что весьма искусно умел анатомировать тело, пускать кровь, вырывал зубы и делал то с великою охотою».