Степи нужен новый хозяин (СИ) - Гвор Виктор

— Не знаю… — прохрипел Буртасов. — Ноги не держат. И голова тяжелая. Общая слабость какая-то… — поддерживаемый с двух сторон Лешка рухнул на подставленный стул. — Дайте попить… Сушняк, как с похмелья…

— У него тоже жар, — крикнул Эйнштейн Светке.

— Никому не уходить, — забыв про детское самоуправление, начал командовать Артем. — Леху напоить и положить к Чуме с Оторвой. Их тоже напоить. Галь, кипяти воды. Свет, что там в твоем талмуде? Есть что-то похожее?

— Ничего! — голос дрожал. — Совсем ничего! Полтора десятка болезней с частично совпадающими симптомами! От атипичной пневмонии до геморрагической лихорадки. Но на любую из них чего-нибудь не хватает! Я вообще ничего не понимаю! — Лабжинова сорвалась в крике. — Я же не врач! Спецкурсы для бойцов папиной части, и всё!!!

По Светкиным щекам катились слёзы. Артем положил руку на плечо девушки:

— Соберись! Кроме нас с тобой никто решить эту проблему не может. А мы можем!

— Как? Это новая болезнь! То есть старая, не дожившая до нашего времени! Ребята умирают, а я даже не понимаю, кто возбудитель! Бактерии, вирусы, грибки… От каждого свой препарат!

— Вот и даем от всего. Что у тебя от бактерий?

— Цефуроксим. Антибиотик.

— Даем. А от вирусов?

— Циклоферон… Поняла!

Слезы исчезли. Голос окреп. Минута растерянности прошла, и место слабой испуганной девушки вновь заняла Железная Лапа:

— Ещё кетоконазол, тоже антибиотик, но от грибков. Цетиризин. Это антигистаминное, — руки споро потрошили аптечку, вытаскивая нужные препараты. — Преднизалон… Просто преднизалон! И нурофен. Жаропонижающие.

— Он же от головы, — неуверенно пискнула Галя.

— И от головы тоже, — кивнула Светка. — Что-нибудь одно эту заразу захватит! Должно захватить.

Уверенности в голосе не было.

— А столько лекарств не вредно? — еле слышно спросила Галка у Артема.

— Вредно умирать без лечения, — отмахнулся тот. — Остальное — мелкие неприятности.

Без приключений удалось дать таблетки только Буртасову, и то потому, что Батяня усилием воли не давал себе потерять сознание. Оторва таблетки принимать отказывалась, только мотала головой. Чума метался, бредил, что-то хрипел, но в себя не приходил. Ни нашатырь, ни обтирание разведенным спиртом не дали ничего. Совсем. Светка уже не надеялась даже на чудо, когда Батяня вдруг уселся на нарах и совершенно здоровым голосом рявкнул:

— Чума, мать твою так! Очухайся, сволочь! Иначе сдохнешь! И девчонка твоя тоже!

Рухнул обратно и уплыл, наконец, в беспамятство, пробормотав напоследок: "Ты князь, ты символ…"

Колька дернулся, как от удара, открыл глаза, обвел мутным взглядом комнату:

— Что?

— Съешь! — Светка запихнула таблетки прямо в рот.

Чума сглотнул. Опустошил кружку с водой. Перевел взгляд на Оторву. Кивнул. Девчонка послушно взяла лекарства. Кривясь и гримасничая, разжевала. Запила. И улеглась, прижавшись к вновь потерявшему сознание Заварзину.

Все облегченно вздохнули. Вернулись в кают-компанию.

— Что в следующий раз делать будем? — спросила Светка.

Просто так спросила, не ожидая ответа. Мысли вслух.

— Война план покажет, — отозвался Артем. — Свет, ты напиши. Что давала, в каких дозах. Если свалит тебя…

Лабжинова накарябала список и медленно сползла на пол, успев только шепнуть:

— Кажется, я тоже. Ребенку четверть порции…

Четверть порции отмеряли утром. На ногах у тому времени оставались Артем, Галка, Ниндзя и Шоколадка. Остальные лежали пластом. К счастью, лекарства помогали. Во всяком случае, больных удавалось приводить в себя для лечения, кормления и отправления естественных надобностей.

Следующие четыре дня слились в непрекращающийся страшный сон. Приготовить, покормить, обтереть водой со спиртом, дать лекарства, поставить утку… Пройти всех и пойти по второму кругу. Встать больные не могли. Температура падала, хоть и очень медленно, но слабость не уходила. Всё приходилось делать в постели. Кормили бульончиками и ягодами с медом, растворенными в чае. Сплошная жидкость, но иначе не получалось. Запас лекарств и спирта таял с катастрофической быстротой.

— Слушай, Галь! — сказал Артем на третий день. — Если я свалюсь, лекарств дашь только первую порцию.

— Это самоубийство, — ахнула девушка.

— Иначе ребятам не хватит. А я должен справиться. Только проваляюсь подольше.

В конце концов, убедил. Галку вообще было легко убеждать. А уж сейчас, когда почти без передыху возилась с маленьким… Перепеленывала, мыла, кормила, давала лекарства, которые приходилось мелко дробить, растворять в воде и пипеткой впрыскивать в горло. Сначала казалось, что они вообще не действуют. Мальчик слабел с каждым часом. Галка уже не надеялась вытянуть его, даже не стала возмущаться, когда Фифа запрыгнула на нары и, прикатившись к малышу, лизнула лицо. И Хома, словно зачерпнув у кошки сил, ожил. Не выздоровел в одну минуту, просто ситуация переломилась в обратную сторону. А на следующий день слегла Галка.

Пришлось инструктировать Мишу. Эвенк молча кивнул головой, и Артем понял — обманет. Будет лечить, как всех. Скорее не оставит лекарств себе. Надо продержаться дольше всех.

Артема накрыло на шестой день, когда Батяня и Лапа впервые встали с постели. А поднялся на десятый, последним. Ниндзя и Шоколадка так и не заболели.

31 декабря первого года. Записи на обоях

Больше года ничего не писала. И не потому, что нечего было или не хватало времени. Просто не возникало ни малейшего желания. А сегодня вдруг нахлынули воспоминания, захотелось перечитать собственные записи. Наверное, приближение Нового Года действует.

Господи! Неужели смешная наивная девочка, оставившая эти заметки — я? Даже не верится! И дело не в том, что ей и в голову не приходило, что через год, стоя лицо к лицу с пещерным медведем, она будет не цепенеть от ужаса, а ждать, когда жертва поднимется на задние лапы, чтобы с двух рук всадить аурумбаты в грудь зверю! И воспринимать огромного хищника, как жертву. Добычу. И тем более не в том, что теперь я и с пятидесяти метров не промахиваюсь, а с пятнадцати одновременным броском всаживаю в ростовую мишень четыре дротика. По два с руки! Дело в том, что если сейчас понадобиться струнная проволока, я недрогнувшей рукой выдеру её из недр "Бехштейна". Хотя жалко будет, не скрою. Но и только. Шоколадка, Оторва и Анечка расстроятся гораздо сильнее. Особенно Анечка, ребенок просто влюблен в музыку. Обезьянки тоже обожают млеть в объятьях любимых под полонез Огинского. Но тут ключевые слова "объятья любимых", а в Анечкином случае достаточно самой музыки.

А я… Я стала очень похожа на Светку Лабжинову. Такая же жесткая и циничная. Хотя нет, такая, как она была в начале. Полтора года назад. Каких-то полгода года.

Всего полтора года. Или целых полтора года. Много или мало? Как оценить тот, первый после болезни месяц, когда у нас, вроде бы выздоровевших, всё валилось из рук в прямом смысле. Я не могла порезать мясо! Приходилось, сгорая от стыда, звать Шоколадку. Каждый поход в туалет сопровождался жуткими мучениями. Спустить штаны, одеть штаны… А подтереться!!! Именно тогда я отвыкла писать: непослушные пальцы выводили сплошную абракадабру.

Тарас не попадал молотком по заготовкам. Да и как ковать, если каждое движение забирает все имеющиеся силы? Андрей боялся даже прикоснуться с своему любимому аркебузу. Батяня пытался не показывать слабости. Ага, слышали: "Ты князь, ты символ, ты знамя". Да хоть господь бог! Против лома нет приема! И даже Железная Лапа казалась сделанной из очень мягкого металла.

Но хуже всех приходилось Олежке. Всю жизнь тренироваться, заколачивать в мышцы навыки и рефлексы и за неделю потерять всё! У Малого слезы стояли в глазах, когда не получались новичковые связки, казалось бы заученные намертво, стрелы летели мимо мишени, а две минуты работы с нагибатой приводили к темноте в глазах и сильнейшей одышке. Слезы так и не пролились. Олег сжимал зубы и работал. Тренировался, падал от усталости, поднимался и снова то вертел копьем, то махал ногами, то садил стрелу за стрелой в стену сарая. Восемнадцать часов в сутки. Остальные шесть тратил на сон и еду. Получал энергию для дальнейших тренировок. И добился своего.