Степи нужен новый хозяин (СИ) - Гвор Виктор

Хома, орудуя оленебоем, словно церемониальной шашкой, выводил голосом Высоцкого, поддерживаемый мощным примяукивающим хором:

Под первобытным синим небом

В лесах, саваннах и лугах

Когтей кошачьих скрежет мерный,

Рык гомотериев победный

Заставит дрогнуть дух врага!

Клыков кошачьих скрежет мерный,

Рык гомотериев победный

Заставит дрогнуть дух врага!

Армада впереди замедлила движение. Потом и вовсе остановилась. Рванули было вперед крылатые разведчики, но тут же вернулись к основному строю. "И вправду, дрогнули", — мелькнула мысль и ушла, никого не застав дома. Копьё в руках вновь обрело твердость, достойную оружия.

И не беда, что зубы скаля,

Кого-то съели не того.

Отдаст приказ нам мама Галя,

Отдаст приказ нам мама Галя.

Мы с честью выполним его!

Отдаст приказ нам мама Галя,

Отдаст приказ нам мама Галя.

Мы перевыполним его!

"Да это же "Пусть я погиб у Ахерона", — сообразил Колька. — Гимн советских археологов. Где они раскопали такое старьё? И когда переделать успели?

Пузик скосил взгляд на Заварзина, недовольно мотнул головой, укоризненно муркнул:

— Чума, не мешай сниться!

Повернул башку назад и вновь присоединился к песне:

Жестокий и неутомимый,

В колючей "Егозе" взращен.

В честь снежных стен родного Рима,

В честь снежных стен родного Рима,

Идет кошачий легион.

В честь снежных стен родного Рима,

В честь снежных стен родного Рима,

Идет кошачий легион.

А впереди творилось что-то невообразимое. Вспугнутыми воробьями уносились орлы. Носороги мчались прочь, прокладывая просеки в рядах бывших союзников. Стадами драпали буйволы. Судорожно разворачивали мамонтов наездники. Медведи ещё пытались держать марку, но было видно, что каждый мечтает задать стрекача, да так, чтобы задние лапы обгоняли передние.

А над всем этим победно гремел "Марш кошачьего легиона"

Все так же весел и беспечен.

И ни фига [1] непобедимим.

Пусть век кошачий быстротечен,

Пусть век кошачий быстротечен,

Но вечен Рим, великий Рим.

Пусть век кошачий быстротечен,

Пусть век кошачий быстротечен,

Но вечен Рим, священный Рим.

"Чего-то не хватает, — понял Колька. — Что-то неправильно".

Он слетел с нар и, как был, в одних трусах, рванулся к складу.

— Здесь, где-то здесь… За ненадобностью во второй ряд убирали… — шептал Заварзин, судорожно роясь на стеллажах. — Ага, вот она! — и Чума бросился к стене.

Именно там его и нашла Оторва, обеспокоенная долгим отсутствием своего "гоу".

За проведенное в новом племени время, Ото начала очень дорожить своим новым гоу. Он не бил Ото, хорошо кормил, подарил ей замечательную одежду со странным названием "жи" и даже дал имя. И предыдущий гоу, и тот, в чьём племени она жила раньше, вели себя совершенно иначе. Новый гоу даже не делал чпок-чпок, хотя все знают, что женщин терпят именно ради этого. И ради детей, конечно, но Ото ещё никого не рожала, а потому не могла надеяться даже на те маленькие привилегии, что положены матерям. Если бы Ото узнала, что новое племя считает, что её предыдущий гоу и мужчины нео прикрывали бегство дочерей, она бы сильно удивилась. И не столько понятию дочери мужчины (понятно же, что дочери и сыновья бывают только у женщин), сколько самой мысли о том, что мужчина может пожертвовать собой ради женщины. Это она должна была умереть, закрывая собой гоу от сэров. И та рыжая девчонка — тоже. Но и так было понятно, что не выживет никто, и когда рыжая неа рванула наутек, Ото бросилась следом. А гоу такой возможности сэры просто не дали. Конечно, в новом племени их могли убить за то, что они бросили своих гоу. И рыжая права, эти люди похожи на тах. Но был хоть какой-то шанс. В итоге обеим повезло. Но если рыжая просто приглянулась человеку с узкими глазами, то Ото сделала всё сама. Вытащила гоу из боя, дралась с сэрами вместе с незнакомцами, тащила тяжеленный мешок на спине. И заслуженно получила куда больше рыжей неа! Её жи намного лучше ру, подаренной неа, и её не заставляют чпок-чпок! Ото не любила чпок-чпок. Сплошная боль, и не только между ногами. Мужчины тяжелы и неуклюжи, то на волосы наступят, то сожмут изо всех сил, а последний гоу любил пребольно щипать грудь во время чпок-чпок. Конечно, если бы новый гоу захотел, она бы постаралась доставить ему максимум удовольствия. Но пока он не просил. Кормил невероятно вкусной едой, дарил изумительные вещи и ничего не требовал взамен! Только заставил зайти в ужасное жаркое "ба", где женщины долго мазали Ото противным камнем, от которого щипало глаза, и поливали водой. Но это пустяк: гоу сказал надо, значит надо. К тому же после этой "ба" Ото было очень хорошо. И голова перестала чесаться. Найти такого гоу — большое счастье. А потерять — великое горе. И когда самый лучший в мире гоу соскочил с удивительного возвышения для сна, унесся из рукотворной пещеры и долго не возвращался, Ото пошла по его следам. А увидев, что следы ведут в лес, забеспокоилась всерьез. Проходить через холодную скалу было очень страшно, но потерять гоу — ещё страшнее. К счастью гоу не пошел далеко. Он лежал совсем близко к стене и негромко бредил. Ото не стала прислушиваться. Она взвалила своё счастье на спину и потащила обратно на кордон, совершенно не обращая внимания на выведенные алой краской на черном гидростеклоизоле двухметровые корявые буквы "Р", "И" и "М". РИМ.

[1] Котята, известные матерщинники, пели совсем другое слово, но цензура, сплошная цензура. К тому же у нас приличная книга.

15 — 25 августа нулевого года. Кордон

Беда пришла откуда не ждали. Вылезший на разминку Малой обнаружил подозрительную цепочку красных капель, перемежавшуюся следами босых ног и ведущую от избы к проходу в стене. Первым делом Олег бросился внутрь и без церемоний ворвался в большинство спален, чем вызвал немалое смущение Галки, ругательства Бульбы (сравнительно приличные) и Ниндзи (далеко не приличные). В комнату Чумы он заглядывал с опаской, но лишь приоткрыв дверь, заорал благим матом. Окровавленный Колька лежал на кровати в совершенно неестественной позе, а над телом рыдала безутешная Оторва. При появлении Малого девчонка попробовала встать, но скошенным снопом рухнула на нары. Толпа взбудораженных носящимся по избе Олегом волчат собралась мгновенно.

Кровь на Чуме оказалась не кровью, а всего лишь краской. Всё тот же неугомонный Лабжинов взял "обратный" след и обнаружил пустую банку и надпись "РИМ" на стене. Происхождение надписи сомнений не вызывало, хотя и поражало своей бессмысленностью. Зато состояние обоих участников ночного происшествия вызывало серьезные опасения. Чума лежал без сознания, дышал часто и неглубоко, вперемешку то бормотал что-то нечленораздельное, то звал Хому и Пузика, а для измерения температуры не требовалось никаких приборов. Состояние Оторвы отличалось не сильно. Разве что девчонка была в сознании, но так же лежала без движения и тихо поскуливала, обводя собравшихся рассеянным мутным взглядом. И старательно пыталась что-то сказать, но без традиционных для речи аборигенов жестов понять её не смогли даже Аня с Шоколадкой.

Светка усиленно листала прилагаемый к аптечке талмуд с переписанными симптомами основных болезней и сосредоточенно шептала:

— Не то… Не то… И это не то… Симптомы нужны… Хоть бы один вменяемый больной…

Пожелание исполнилось с потрясающей быстротой. Батяня, уже собравшийся посмотреть на Колькины художества, вдруг пошатнулся и, чтобы не упасть, ухватился за дверной косяк.

— Ты чего, Лех! — подскочил Дудник.