Игры желтого дьявола - Борис Пугачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выйдя из кабины лифта в холл гостиницы, Родик почувствовал на себе пристальные взгляды. Оглядевшись, он понял, что смотрит на него один человек – Кирилл, сидящий за столиком у входа и что-то потягивающий из белой чашки. Подойдя к нему, Родик спросил:
– Похож на начинающего официанта?
– Я бы не сказал. Смокинг вам к лицу. Да и по фигуре сидит неплохо для готового костюма. Дайте платочек поправлю… Вот так… Блеск. Выкиньте из головы советские пережитки. Это наши партийные боссы к королевам в костюмчиках-тройках захаживали. Потом все газеты над этим потешались. Привыкайте! Взгляните на меня. Я ведь вам не кажусь пугалом?
Родик оглядел Кирилла и, мысленно с ним согласившись, все же заметил:
– Вы хоть в жилетке. Не так все топорщится. Я ощущаю дискомфорт. Особенно в области пояса. Этот кушак того и гляди поведет себя как ночная рубашка у невесты в первую брачную ночь. Помните этот анекдот?
– Да-да. Совет на будущее: пошейте себе смокинг и возите с собой. Кстати, и фрак не помешает. По одежке встречают…
– О-хо-хо! Портит всех эта Англия. Дресс-код, приемы, элитарное общество. Слышал я все это от моего бывшего компаньона. Он здесь лошадьми торговал и по совместительству меня обворовывал. А так денди. Сигарилла, перстень, клубные пиджаки… А подлец еще тот. Да и англичан, писающих по углам, я тут насмотрелся. Перед кем мне икру метать? Всем этим крупным банкирам, промышленникам, издателям, да и ученым я до лампочки. Лучше было бы голым явится. Смотришь, и заметили бы. Пустые хлопоты. Зачем Алпамыс настоял, чтобы я на этот банкет перся? Лучше бы на пароходике в Гринвич скатали. Там хоть есть на что посмотреть.
– Тут вы не правы. С вами многие хотят пообщаться. Там будут высокопоставленные особы.
– Я для них пигмей. Они только надеются получить от меня информацию для своих бредовых умозаключений. Умейте отделять мух от котлет, дорогой Кирилл. Ну да ладно. Что сейчас переживать. Поехали…
Банкет был организован в том же здании, где проходила конференция. Из зала на первом этаже убрали мебель и в противоположных концах организовали небольшую трибуну и фуршетные столы, ломящиеся от закусок и напитков. Многочисленные официанты услужливо помогали в выборе яств.
Гости циркулировали по залу, приветствуя друг друга и заводя недолгие разговоры. Многих Родик уже видел, других пытался отрекомендовать неотступно следующий за ним Кирилл. Третьи сами с ним знакомились. Родик сначала смущался, пытаясь избегать бесед, но вскоре включился в общую игру, где требовалось свободно общаться с людьми, имена которых ассоциировались с вершинами мировой элиты, а некоторых Кирилл рекомендовал с приставкой «сэр». В какой-то момент, беседуя и потягивая виски, с вице-президентом банка Дж. П. Морганом, в компании председателя совета управляющих Федерал Резерв бэнк, он поймал себя на мысли, что даже сам с трудом верит в реальность происходящего, а уж в Москве, расскажи он об этом, его сочли бы сумасшедшим или фантазером.
Впрочем, такие думы не мешали ему лавировать в толпе небожителей, избегая под разными предлогами ненужных контактов. Так он, опасаясь своей засветки, отказался от интервью Си-эн-эн, сославшись на необходимость срочно выразить свое почтение послу США в Великобритании, который сам подошел к Родику с каким-то вопросом. Несмотря на это, его мучило чувство одиночества. Поэтому, наскоро поприветствовав мистера Экерсона, желающего представить его президенту какого-то фонда «Вудруфф», он розыскал Алпамыса, надеясь в его компании немного перевести дух. Однако тот, извинившись, растворился в толпе. К Родику стали подходить знаменитости, и он вдруг открыл в себе снобистские нотки. Это ему очень не понравилось. Он испугался потерять себя в этой суете мировой элиты и стал ограничиваться чопорными кивками и вежливыми жестами, что почему-то придало ему уверенности, и он перестал чувствовать одиночество, а против доводов разума ощущал себя как равный среди равных.
Церемония развивалась по законам, действующим, как показалось Родику, без какого-либо руководящего начала. Поэтому диссонансом прозвучало объявление о заключительном слове представителя семьи Рокфеллеров, положившее конец непринужденной обстановке. Гул стих, и присутствующие обратили взоры на трибуну, куда поднялся широко улыбающийся мужчина. Весь его вид от тяжелых роговых очков, уверенно сидящих на крупном носу, до высокого, хотя и несколько покатого лба, обрамленного зачесанными назад начинающими седеть волосами, выражал доброжелательную уверенность. Выждав паузу, во время которой установилась полная тишина, он выплеснул каскад приветственных и благодарственных слов, а затем тоном первооткрывателя пересказал то, что так или иначе звучало в выступлениях участников конференции и во всяком случае у Родика набило оскомину. Вообще стремление повторения одних и тех же тезисов, хотя и в различных контекстах, отличало увиденное от подобных встреч, проводимых в Советском Союзе. Более того, Родик никак не мог разграничить уже сделанное и еще планируемое, хотя не раз задавался такой целью. Размышления прервали долгие аплодисменты, ставшие завершающим аккордом банкета.
Утром Кирилл и Рая отвезли Родика в аэропорт. Прощание получилось скорым, хотя за прошедшие дни между ними установились если не дружеские, то доверительные отношения. Этому способствовала масса обстоятельств, главным из которых являлась идентичность их социалистических судеб. Родик, не зная, как выразить свою признательность, предложил угостить их в баре, но Кирилл, сославшись на предстоящий рабочий день, отказался, а Рая ему безмолвно подчинилась. Родику показалось, что она сделала это нехотя. Однако настаивать он не стал.
Около стойки регистрации никто не толпился, и посадочный билет Родик получил почти мгновенно.
Рая преподнесла ему сувенир – две куколки в прозрачном пластиковом пенале изображали королевского гвардейца в знаменитой медвежьей папахе и какого-то церемониймейстера с пикой и золотыми шевронами. Родик растрогался и, извинившись, что не имеет ответного подарка, пожал руку Кириллу, поцеловал в щеку Раю и направился к пограничной будке. Обернулся он, только когда пересек границу. Кирилл и Рая, сделав прощальные жесты, удалились. Он проводил их взглядом и, посмотрев на часы, понял, что до отлета еще более двух часов. Послонявшись в магазинчиках, зашел в бар и выпил двойную порцию виски безо льда. Хотелось еще, но в Москве ему предстояло садиться за руль, поскольку его никто не должен был встречать. Так он сам задумал из-за просьбы Алпамыса не афишировать свою поездку в Англию. По официальной версии, он отправился в Кельн к Вольфгангу Калеману для согласования дальнейших работ и ознакомления с производством светильников. Михаилу Абрамовичу он объяснил, что билет ему приобрели немцы с открытой датой вылета. Он даже при нем открыл конверт почты DHL, с которой ему якобы переслали билет (достать конверт не составило труда, как и подписать его). Тот принял все за чистую монету, вызвав тем самым у Родика угрызения совести, и вознамерился, как обычно, проводить. Родик поблагодарил, но в день отлета организовал для него «срочное дело». Для вида посокрушавшись, он поехал в аэропорт один, а машину оставил на стоянке. Дату прилета он утаил даже от Оксы, не надеясь на ее умение хранить тайну. Некоторые сложности в связи с этой ложью он испытал при приобретении сувениров, но благодаря усилиям Раи накупил сотрудникам безделушек, не имеющих характерных для Англии особенностей. Мише же вез дорогие рубашку и галстук, Оксе – костюм. Долго подбирали подарок Наташе, которая до сих пор дулась на Родика в связи с разводом. Наладить отношения никак не удавалось, хотя Родик несколько раз находил повод, чтобы заехать на квартиру, где жили теперь жена и дочь, но, не получая ответных эмоций, быстро ретировался. Поэтому хотелось презентовать что-то особенное, могущее дать толчок к изменению ситуации. В конце концов он приобрел ей в специальном молодежном магазине трехцветную из какого-то приятного на ощупь синтетического материала утыканную массой металлических деталей куртку, а к ней сумку. Такой подарок должен был произвести на ребенка неизгладимое впечатление, поскольку, как утверждала Рая, даже в Лондоне это было сверхмодным.
Конспирация этим не ограничивалась. Звонил из Лондона Родик только в салон, где, как он точно знал, отсутствовал телефонный аппарат с определителем номера, а Валентин был заранее предупрежден об односторонней связи. Мотивация такого положения не вызвала вопросов, поскольку все понимали, что Родик не будет сидеть на месте, а беспокоить немецких партнеров никому не хотелось.
Вся эта информация всплыла у него в голове, пока он сидел на высоком табурете у барной стойки и смотрел на опустошенный стакан. Чем занять еще полтора часа до отлета, он не знал…
Москва встретила его пасмурным небом и мелким дождем, стреловидно растекающимися по стеклу иллюминатора. На счастье, самолет пристыковался к рукаву, и Родику не пришлось мокнуть. Он быстро преодолел пограничные формальности и вышел под козырек зала прилета. Поежившись от сырой прохлады московской осени, остановился, пытаясь разглядеть брошенный неделю назад на произвол судьбы автомобиль.