Дневник белогвардейца - Алексей Будберг

Не пришлось бы в скором времени и нашим союзничкам испить такую же смертную чашу; провозглашенные большевиками лозунги так аппетитны, что против них может не устоять западноевропейский пролетариат; средства же противодействия требованиям толп всюду достаточно поослабли.

Духонин удален от должности с провокаторским обвинением в совершении великого преступления перед трудящимися всего Mиpa. Это очень искусный ход, чтобы безвозвратно оторвать солдатские массы от последних остатков старого порядка и подчеркнуть, что их спасение только в поддержке власти большевиков.

Верховным Главнокомандующим назначен прапорщик Крыленко, известный по 1905 году товарищ Абрам; он сын мелкого чиновника в г. Люблине, физический и нравственный урод; был учителем в городской школе и, будучи сыном крещенного еврея, отличался жестокостью гонения бедных еврейских детей (эти данные даны мне чинами 18 дивизии, стоявшей в Люблине и до сих пор числящей в своих списках этого прапорщика).

Это назначение является вершиной позора, до которого дошла русская армия. Несомненно, что в лице большевиков Россия получила такую власть, которая ни перед чем не остановится.

Назначение Главковерхом Керенского было уже достаточно позорно, но то, что случилось сегодня, превосходить все границы. Я послал командарму рапорт, что при слагающейся обстановке считаю для себя позорным оставаться на занимаемой должности, но не желая нарушать установленных законов, оставляю должность на правах эвакуации, и передаю командование корпусом инспектору артиллерии генералу Власьеву.

Первым распоряжением нового Главковерха или, как ею сразу наименовали, Верхопрапа было радио, приказывавшее "каждому полку самостоятельно заключить на своем участке перемирие". В этом распоряжении вылилось все военное, политическое и умственное убожество этого ублюдка российской действительности.

У него не хватило мозгов, чтобы понять, что по ту сторону фронта стоить настоящая армия и что на подобное предложение оттуда даже и не ответят.

Из сообщения Ставки выяснилось, что Духонин даже не отказался прямо начать мирные переговоры, а только запросил, какими путями можно осуществить присланное ему распоряжение, так как ему известно, что на подобное заявление, обращенное полторы недели тому назад к союзникам и к врагам со стороны "Правительства", никакого ответа не последовало.

Опять приезжали французы; из разговоров с ними убедился, что союзники совершенно не понимают того ужасного состояния, в котором находятся и армия, и вся страна. Французский майор из состава военной миссии разливался на тему, что они не имеют права вмешиваться в наши внутренние дела из чувства деликатности, и что они глубоко уверены в том, что то, что сейчас у нас происходить, это лишь временное явление, так как несомненно, что Россия скоро опомнится, и наши солдаты поймут недопустимость сепаратного мира.

По обстановке было совершенно бесполезно говорить этому слепому, глухому и, очевидно, очень легкомысленному представителю французской армии, как глубоко и безнадежно он ошибается, да я и не вправе пускаться в такие откровенности. Сказать все это давно и сказать громко, резко, ничего не скрывая, должна была Ставка, к, если не хотел Керенский, то обязаны были сделать начальник его Штаба и Главнокомандующие фронтами (так же точно, как они обязаны были в конце 1916 года сказать всю правду Государю и не морочить его уверениями в полном спокойствии и верноподданности). Но неспособные сказать правду своему Царю, они не сумели развязать своих языков и тогда, когда каждый день и час грозно кричал о том, куда катится их страна и руководимые ими армии.

Все утро провел в корпусном комитете при многолюдном участии представителей от всех частей, "защищая" разработанный мной проект последовательной смены дивизий на боевых участках, на началах абсолютной справедливости; все было изложено так ясно, что все комитеты приняли его единогласно и обещали привести его в исполнение.

Но ни у комитетов, ни у сидевшего тут же корпусного комиссара нет никаких средств заставить полки выполнить эту схему в том случае, если какой либо из полков закинется и не захочет повиноваться.

В радио Крыленки о немедленном заключении перемирия имеется пункт, приказывающий арестовать всех генералов; однако, этот пункт до сих пор не выполнен.

Радио и декреты сыпятся, как из мешка; даже большевистские комитеты ошалели и временами становятся в тупик над получаемыми распоряжениями и их удивительной редакцией.

Заключение перемирия возложено Петроградом на военно-революционный комитет пятой армии, как, вероятно, на наиболее надежный.

В своих заявлениях Ленин и Троцкий договорились до того, что "законы" и "парламентская техника" это "выдумки буржуазии". Конечно, это все условности известного порядка человеческого сожительства, но, ведь, надо же хоть чем-нибудь отличаться от зверей.

Хлеб на фронте подходит к концу; какой может быть подвоз в стране, охваченной анархией и междоусобицей? Большевики обещают, что хлеб будет, и накоротке, вероятно, что-нибудь и сделают, ибо решительности им занимать ни у кого не приходится. Но никакая держимордовщина не поможет там, где при массовых потребностях может выручить только система сбора, налаженность подвоза и вообще отчетливая работа всего аппарата снабжения.

Сейчас мы перешли в довольно привычный для истории, но необычный по размаху период владычества штыков - штыкократии; впереди грядет какая-то смесь спартаковщины, крестьянских войн, пугачевщины, засилья преторианцев новой красной формации и все это под густым, пряным и дразнящим все звериные инстинкты соусом переоценки всех ценностей и переворачивания социальной лестницы верхними ступеньками вниз.

Много раз эта опасность грозила и цивилизации, и положению правящих и имущих классов, но до сих пор в их руках было и золото, и вооруженная сила, и они всегда выходили победителями; сейчас золото по-прежнему в их власти, но вооруженной силой сделался весь народ, что и является серьезнейшей угрозой для исхода начавшейся борьбы пролетариата и социальных низов против аристократии всех сортов.

Наконец то проснулись дремавшие девы союзных миссий; проснулись тогда, когда помочь нам уже поздно. И проснувшись, все же не поняли, с кем имеют дело, и вместо самых внушительных действий разразились грозным по внешности протестом против нарушения договоров и начала мирных переговоров, с предупреждением, что нарушение принятых Россией обязательств перед союзниками вызовет для нее самые тяжелые последствия. Неужели же все союзные представители до того слабоумны, что не понимают всей практической бесцельности своего протеста. Пустопорожние теперь это, сэры, мистеры и мусье, слова; разве они могут произвести какое либо впечатление на Петроградских товарищей, случайных захватчиков всей власти, исполняющих с одной стороны волю своих немецких нанимателей и хозяев, а с другой стороны стремящихся заразить своей пропагандой весь мир и разрушить все существующая формы жизни.