Ломота (СИ) - Данина Дарья

Мой телефон молчал, а это означало, что мой муж меня не особо ищет. Или же он в очередной раз решил задержаться и даже не знает о том, что меня всё ещё нет дома. Прекрасно...

Достала балетки и уселась в кресло, предназначенное для посетителей. Взглянула на свои грязные пятки и потянулась за влажными салфетками, чтобы стереть с них пыль, прежде чем смазать отёкшие ноги предложенным мне гелем и обуться.

Протерев свои пятки, я бросила серые салфетки в урну и раскрутила тубу с приятно пахнущим гелем. Выдавила густую голубоватую массу на пальцы и замерла, услышав звон. Это был сигнал, оповещающий о том, что на нашем этаже остановился лифт.

Первое, что пришло в голову: охранник. Решил проверить?

Но как же я ошибалась. Потому что, как только открылась входная дверь, мои внутренности сжались словно тугая пружина, которая вот-вот выстрелит, добивая меня окончательно... Марат.

— Нет, — мотнула головой и, сама того не желая, произнесла это вслух, — нет, Марат. Зачем ты здесь?

Я задрожала и, кажется, он сразу это заметил. Прочитал страх в моих глазах и сделал шаг. Неуверенный и осторожный.

— Я хотел тебя увидеть, — его глухой и чуть хрипловатый голос вызвал жжение в горле. Я не готова. Я позволила себе надеяться, что сексом на парковке всё закончится.

— Ты не должен был сюда приходить, — прохладный гель растекался по моим пальцам, сползая к центру ладони, — ты не можешь так поступать со мной, Марат.

Словно находясь под его гипнотической силой, я почувствовала себя ватной куклой. Я не смела пошевелиться. Я не могла.

— Я ждал на улице. Но ты всё не выходила, — ещё один шаг, и в моём горле растёт ком. С каждой секундой он становился всё более жёстким. В глотке мгновенно пересохло. Это ощущение можно было назвать болезненным, — давай поговорим, Дин?

— Нам не о чем разговаривать, — произнесла надломленным голосом, и тут же перед моими глазами вспыхнули картинки того вечера.

Капля геля упала мне на юбку, и я вздрогнула. Я опустила взгляд, глядя на то, как впитывается в ткань густоватая жидкость. Расползается по хлопку, оставляя заметный след.

— Дин, — моё имя звучит слишком близко. Я вновь поднимаю голову, сталкиваясь с его потемневшим взглядом. Он почти всегда такой. Вязкий, словно болото. Цепкий. Удерживающий.

— Я не буду с тобой, Марат, — произношу первое, что пришло мне в голову. Единственное, на что мне хватило смелости.

Он ничего не отвечает. Смотрит на меня свысока. Протянул руку к моему лицу, но я отпрянула назад, не позволяя ему касаться себя. Моё сердце гулко билось в груди, напоминая мне о том, как его касания действуют на меня.

— Дин, — он медленно опустился передо мной на корточки. Осторожно, словно боясь спугнуть меня, очень медленно, вытащил тюбик из моей руки, — делай со мной, что хочешь. Можешь убить. Можешь рассказать своему мужу, что я не даю тебе проходу... неважно. Дин, — взгляд, от которого мой подбородок начинает едва заметно дрожать.

— Я люблю его, а не тебя. Его, слышишь? — почти шёпотом. Сама сомневаясь в правдивости своих слов. Впервые. Это... убивает.

Всё ведь было хорошо. Было.

— Я не верю, — упрямо. Его свободная рука касается моей лодыжки и клин мурашек расползается по ноге, добираясь до бедра, — ты не должна его любить, Дин. Он... прости, что это говорю. Но он такое дерьмо, Дин.

Тепло от его пальцев и мои ощущения, резко контрастировали с его словами, которые обжигали холодом.

Он что-то знает. Знает то, чего не знаю я. Возможно, мне нужно было прислушаться к его словам. Тогда. В ресторане. Когда он тонко намекнул мне, но так и не сказал ничего из того, что могло заставить меня усомниться в Роберте.

— Замолчи, — цежу, и пытаюсь справиться с дрожью, которую вызывает его присутствие, — замолчи и не смей говорить мне эти вещи.

Он снова ничего не отвечает. Собирает остатки геля с моей ладони и, опустив голову, подносит ладонь к тому месту, которое минуту назад ласкал кончиками пальцев. А я позволяю. Позволяю ему обхватить мою лодыжку и втереть средство от отёков в мою кожу.

Рваный выдох. И я закрываю глаза, слегка задирая голову к потолку. Мысленно называю себя шлюхой, и облизываю пересохшие губы, когда движения его рук становятся более настойчивыми и смелыми.

Желание бороться со своим либидо отошло на задний план. Устала. Надоело. Я позволяю себе ещё один громкий вздох.

Конечно. Конечно же я буду об этом жалеть. Буду рвать на себе кожу, в попытке стереть с себя его прикосновения. Такие чужие. Но почему-то именно сейчас такие необходимые.

Стараюсь не думать ни о чём. Раствориться в ощущении тепла и слабой пульсации в нижней части живота. Потому что подобного я не испытывала уже очень давно. Очень. Давно.

— А... — глухой вдох. Кажется, мозг всё ещё пытался вести бой с рассудком. Но он явно проигрывал. Медленно и нехотя сдавался, раскручивая белый флаг.

— Я с ума схожу по тебе, Дина, — хрипит Марат, опуская голову ниже и, слегка приподнимая ткань юбки. Мазнул губами по моей коленке, — я не могу перестать думать о тебе.

Он притронулся ко второй ноге и такими же ласкающими движениями нанёс гель, мягко растирая тот по моей коже.

— Ты ничего этим не добьёшься, — постаралась произнести это спокойно, но мой голос предательски охрип.

Вновь терпеливое молчание. Его руки ползут вверх, обводя мои икры, и окончательно забираясь под мою узкую юбку. По телу пробегается дрожь, простреливая мои позвонки и вынуждая меня выгнуться, хватаясь за подлокотники кресла. Будь ты проклят! Ты и твои руки. Твои губы. Которые сейчас осыпают мелкими порхающими поцелуями мои колени, поднимаясь всё выше. Задевая слишком чувствительную кожу на бёдрах.

— Я добьюсь тебя, Дин, — с придыханием. Я открываю глаза, против воли устремляя свой взгляд на него. На его тёмную макушку. На то как его руки ласкают меня под юбкой, пробираясь выше. Рисуя узоры на коже, по которой уже вовсю блуждали мурашки.

Мягкое давление. И я послушно расслабляю свои ноги, позволяя Марату развести их в стороны. Не сильно, но этого достаточно, чтобы его язык провёл скользкую дорожку к сосредоточению усиливающегося желания. Я уже не могла это контролировать.

Вновь закрываю глаза, навзничь откидывая голову и вжимаясь затылком в шенилловую обивку кресла. Чувствую, как напрягаются мои пальцы на ногах, и я машинально отрываю пятки от пола, поднимая стопу на носочки. Мои губы приоткрылись, и с них сорвался очередной вздох. Резкий, бьющий под дых. Рвущий глотку.

Руки Марата обхватывают мои бёдра и рывком дёргают на себя. Мои ягодицы тут же оказываются на самом краю кресла, и мне даже показалось, что оно сдвинулось вместе со мной.

Хватаю воздух дрожащими губами, когда он разводит мои ноги шире, горячими ладонями сминая кожу. Вынуждает приподнять бёдра, чтобы задрать юбку так, как это нужно ему. Губы... его губы были всё ближе. Я ощущала его опаляющее дыхание на своих трусиках. И, мне стыдно признаться, но, кажется, они уже слегка пропитались влагой.

— Моя Дина, — почти неслышно. На выдохе. Горячо... и мои пальцы отпускают подлокотник, и цепляются за его плечо. Выше. Царапают его шею и, наконец, впиваются в жёсткие волосы на его затылке. То ли отталкивая, то ли притягивая ближе.

Он целует меня там сквозь тонкую материю трусиков. Сначала мягко. Очень нежно. Но с каждым новым поцелуем я всё больше чувствую его желание и нетерпение. Жёсткость, которую он не может сдержать. Покусывая и всасывая мой пульсирующий клитор через ткань.

Всё. Я не осмеливалась больше оттолкнуть его. Распахнула глаза, глядя на белоснежный потолок и впитывая то желание, которым он заразил меня. Давление. Влага.

Марат осторожно цепляет пальцами моё бельё, и стягивает его по моим ногам. Я ошеломлённо задыхаюсь, не решаясь больше смотреть на него. Белая пелена. Мне уже не нужно смотреть, чтобы видеть...

Глава 17

Марат 

Быть с ней. В ней. Настолько близко и тесно, что я теряюсь в этих ощущениях. Растворяюсь в них настолько, что забываю, как дышать. Я имя своё забываю! Только она. Дина. Нежная кожа под моими пальцами. Горячая. Бархатистая. Я губами пересчитывал родинки на её плечах и груди. На животе. Везде, где только мог. Слизывал мелкие мурашки, тем самым вызывая новые. Более крупные и колючие.