Смех без причины - Владимир Винокур

Второго такого артиста нет. И даже близко. Он талантливейший комедийный артист! И до конца не раскрыт, потому что может гораздо больше, я в этом убеждена. Но когда в зале мама, то будут музыкальные номера, а если попадется разговорный, то надо так выбрать, чтоб лишнего словца не проскочило. Мама очень строго относится к тому, что Владимир Натанович делает на сцене, в том числе и с точки зрения чистоты русского языка.

Володя очень изменился после той страшной аварии в Германии. Объяснить это невозможно, но он стал гораздо смешнее на сцене, да и в жизни смешливее. Ведь у него был момент, когда в творчестве наблюдался сильный спад. Первый раз, когда я его записывала для телевидения, это был восемьдесят седьмой год, это интервью существует в архивах. Я его тогда даже спросила, как он относится к спаду своей популярности. На самом деле, по сравнению с очень ярким началом появилось ощущение некоего затишья или даже угасания. И этот спад продолжался вплоть до того злосчастного случая.

А вот после аварии и по сегодняшний момент идет подъем. Его первое выступление после больницы было как раз у меня в «Аншлаге», в Ялте, где он после лечения заново учился ходить, а у нас было «Путешествие «Аншлага» в Крым». Он приехал к нам из санатория. Володя ходил хоть и без палочки, но чуть пройдет – и вынужден присесть.

И был концерт в огромном зале «Юбилейный», это замечательная открытая площадка. Публика знала, что Винокур только что после аварии, недавно из больницы, и принимала очень тепло. Володя выступал с пародийным музыкальным номером. И в этом номере нужно было слегка так приплясывать, хотя вполне можно было обойтись и без этого. Сижу на сцене, смотрю, Винокур пляшет. Удивляюсь про себя. Авария была в январе, а концерт в сентябре. Прикидываю, как такое возможно. Сплясал, зрители в восторге. Он по центру стоял у микрофона, а я сидела в паре-тройке метров от кулис. Он дошел после номера до моего кресла и тихо так мне говорит:

– Регина, встань, я не дойду дальше.

Я встаю, что-то изобретая по ходу, что-то говорю, задаю Володе вопросы, он включился и отвечает мне… В общем, зрители ничего не поняли. Представляете, человек от боли двух метров пройти не смог и при этом еще на какие-то вопросы отвечал смешно и адекватно. Это сила воли винокуровская, характер! Кстати, характер у него тот еще! Позавидуешь. Я разговаривала с его мамой, которая, рассказывая о Володькиной юности, назвала его слабохарактерным. И я, прекрасно зная за столько лет, какой у него характер, даже возмутилась:

– Это у Винокура-то слабый характер?

Тогда Анна Юльевна, задумавшись, добавила:

– Был тогда слабый.

Потому как сейчас никто не может назвать его слабым. Наверное, эстрада и сцена сделали свое дело, тут жестокий отбор, и со слабым характером я ни одного артиста не знаю. Но и с таким жестким характером, как у Винокура, тоже я больше не встречала.

С тех пор он все набирает и набирает обороты. Уже, казалось бы, такой артист, куда уж набирать-то?! А он все набирает и набирает! С каждым разом все лучше и лучше! А как его публика принимает! Если мне отключить звук в телевизоре и показывать только публику в зале, то по оживлению, по тому, как расцветают и светлеют лица людей, я понимаю, что сейчас на сцену вышел Винокур. Со стопроцентной вероятностью! Это потому, что на лицах сразу проявляется какой-то восторг, слушают его раскрыв рот, и зрители не в зале, а как будто бы вместе с ним, на сцене!

Удивительное явление, никогда больше такого не видела. Не могу сказать, что мне с ним тяжело работать, но тут уже все зависит от того, что мы столько лет друг друга знаем и доверяем друг другу, в том числе с профессиональной точки зрения. В чем-то лучше я разбираюсь, и он это признает, а в чем-то наоборот. Мы ведь оба хотим, чтоб было отлично, потому и понимаем друг друга.

Во многом он очень верный друг и человек слова, что очень редко встречается в жизни, а на эстраде тем более. Вторым таким был только Миша Евдокимов. Это два человека, с которыми достаточно было договориться об условиях игры до старта, и они всегда соблюдали правила. Если кто из нас был не прав и мог убедительно аргументировать свою точку зрения, то соглашались обе стороны. Это больше, чем коллеги по работе, это единомышленники и люди, на которых не страшно положиться.

Честно говоря, я вообще сейчас хожу, дышу и разговариваю в большой степени только благодаря Володе Винокуру. Потому что, когда в автомобильную аварию попала я, он сделал для меня столько, что я даже передать не могу. Я не могу вспомнить, в каком положении я лежала и где были мои руки и ноги, когда в реанимации появился Винокур.

Лица у меня не было, но поскольку я со стороны себя не видела и после шока и лекарств объективно не могла оценивать реальность, то не понимала в полной мере всю плачевность своего положения. Ни о какой работе, естественно, не могло быть и речи. И тут Винокур появляется в дверях реанимации; а я его даже еще не вижу, только голос слышу, и с порога мне заявляет:

– Ну ты же все равно лежишь. Тебе же все равно заняться нечем. Ты со своими автокатастрофами не забыла, я надеюсь, что у меня скоро юбилей вообще-то? Надо же что-то делать!!!

Уже потом, через какое-то время, когда немного пришла в себя, я поняла, что всерьез тогда, в тех условиях об этом говорить могли только сумасшедшие! Но в тот момент я включилась и начала судорожно придумывать, что же на самом деле делать?! И потом он мне звонил каждый день! И допрашивал, что я придумала и что сделала, чтобы выздороветь скорее к юбилею. Позже приходил и тоже спрашивал, причем с серьезным видом. Для пущей убедительности привел Александра Достмана, и они начали мне всерьез опять говорить о съемке. Прямо в больнице. Звучало это так:

– Июнь на дворе, Регина, надо готовиться к новому съемочному сезону. Тут кровати подвинем, сюда камеры поставим, здесь свет. Вставать тебе не придется, сиди себе…

Ну и так далее, в том же духе. И на тот момент я, видимо, еще плохо совсем соображала, потому что на эти их серьезные разговоры снова и снова покупалась. И это помогало мне выкарабкаться.

Но Володя-то каков: это же надо было в плотнейшем гастрольном графике время найти, приходить, говорить со мной, выдумывать невесть чего. Это было в то время, когда вообще никто не мог сказать, встану ли я когда-нибудь! Смогу ли я сидеть, ходить, а не то чтобы вернуться на работу. Когда к тебе приходят в такой ситуации, это дорогого стоит. Причем приходят как к другу, как к человеку, а не как к тому, от кого что-то зависит.

Поэтому хочу сказать, что иногда надо попасть в автокатастрофу, чтобы убедиться, что у тебя есть друзья. Винокура в данном случае я в виду не имею, тут убеждаться было нечего, и так понятно, что он верный и преданный друг. В больнице говорили: «К Регине не зарастет народная тропа». Действительно, многие приходили. Это дорогого стоит.