Когда ласточки кружат над домами - Игорь Надежкин

— Мы сейчас на высоте тысяча двести метров.

Я сперва решил, что он просто сообщает информацию туристам, но обернувшись увидел, что возле нас были лишь австралийцы, да и те были слишком увлечены съемкой на мобильные телефоны, да Кристина, что стояла чуть выше нас, вглядываясь куда-то в даль.

— А какова самая высокая точка? — спросил я, оглядываясь по сторонам.

— Тысяча шестьсот метров, — ответил Кришна. — Вон та вершина, что справа от нас. Мы сейчас между трех штатов. Там Гоа, — Кришна указал на тропу, по которой мы поднимались вверх. — Там, — он указал в обратном направлении, — Каранатака. А слева от нас Махараштра.

— Так странно, — заметил я. — Тысяча пятьсот метров, кажется не так уж и много для гор, а взглянешь вниз, дыхание перехватывает.

— Это еще не самые крутые склоны, — заверил меня Кришна, — Завтра пойдем к водопаду. Там будут по-настоящему крутые скалы.

— Далеко это?

— Всего шесть километров.

— Ты вырос здесь?

— Моя деревня вон там, — ответил мне Кришна и протянул свой бинокль. Взглянув в него, я увидел несколько глиняных крыш вдалеке. — Нам пора идти дальше, — сказал он встрепенувшись. А бинокль пока можешь оставить у себя. Еще будет на что посмотреть.

Я понимаю, что бинокль этот был сущей мелочью, и навряд ли Кришна придавал этому какое-либо значение. Но мне почему-то было приятно его получить. Этот бинокль был для меня словно признанием права находиться на его земле. Я еще переживал из-за своего вчерашнего сна. И мне казалось, что Кришна видел во мне очередного белого пижона, а этим биноклем, словно признал, что ошибался на мой счет. И вдруг я понял, что так зациклился на этом чертовом бинокле, что совсем позабыл о том, что можно в него увидеть. Лишь в этот момент я впервые по-настоящему оглянулся по сторонам и увидел, как прекрасен был вид, что меня окружал. Я отвлекся от людей и от Кришны, и смотрел на укрытые деревьями склоны, что робко прятались друг за другом, обступая вершину, что почти касалась облаков. А где-то там, далеко внизу, лежали квадратики деревень и городов. А в небесах, таких чистых и близких, затухало солнце, медленно сползая за горы, под щебет тысяч птиц. В ущельях, уже стелился вечерний туман. Словно молочная река, он стекал все ниже и ниже, растворяясь на равнинах, что виднелись далеко впереди. И разве мог я теперь думать о чем-то, кроме этих первородных гигантов земли, которых не волнует ни смерть, ни время.

— Здесь очень красиво. Правда, дорогой? — сказала возникшая вдруг из неоткуда Кристина.

— Ты права. Великолепное место, — согласился я. — Даже лучше сказать великое.

— О чем ты говорил с проводником?

— На самом деле, ничего интересного.

— Тебе он похоже понравился?

— Да. Кришна славный парень. По крайней мере мне так показалось. Сразу видно, что он любит эти места.

— Да нет же, — усмехнулась Кристина. — Он тебе нравится, потому что он такой же лесной мальчик-волк как и ты.

— Боюсь, на мальчика-волка я уже давненько не тяну.

— Неужели это так плохо?

— Я этого не говорил. Просто порой странно не знать, кто же ты есть таков.

— Ты мой муж. Мне этого достаточно, — ответила она, и пошла вперед, снимать закат.

Через двадцать минут мы закончили восхождение, так и не добравшись до вершины какие-то сто пятьдесят метров. Но это было уже не важно, ведь метры — это всего лишь придуманные нами цифры, а вершина — это лишь символ, который мы хотим покорить ради своего тщеславия. И будьте уверены, вид с 1200 метров, ничуть не хуже, чем с 1350. Главное только смотреть. СМОТРЕТЬ. В надежде, что горы позволят нам узреть их секрет, который они хранили миллионы лет. В поселение мы вернулись быстро, когда тьма, не совсем еще овладела джунглями. Мы приняли душ и спустились к бассейну, что был наполнен чистейшей горной водой, и был так чудно устроен, что казалось, будто земля за ним обрывается, а вода висит прямо над ущельем.

После ужина, мы вернулись в наш домик, и рассевшись на балконе, слушали как обезьяны прыгают по веткам. Мы боялись произнести хоть слово. В этой полночной тишине не должно было быть слов. Тысячи тысяч лет эти горы стояли, сохраняя молчание. До тех самых пор, пока не пришел человек, кричащий и все потребляющий и сказал: «Это горы. Они не живы. Я жив», — но скажите же мне, почему они стояли еще до того, как человек был рожден. И почему же они до сих пор стоят, а тело того человека давно истлело в земле. И кто же из них живой?

И я просто думал обо всем этом. Записывал свои мысли в блокнот и курил, растворяя дым в чистоте горного воздуха. А Кристина сидела рядом и думала о чем-то своем. Свои недоступные для меня мысли, которые были важны для нее в тот момент. И пускай все эти мысли были банальны, все же, они были важны. Как была для меня важна мысль о том, что если обезьяна сейчас спрыгнет с ветки, ветка еще долго будет качаться, а обезьяна забудет про нее в тоже мгновение. Так не лучше ли быть обезьяной, что стремиться вперед, а не веткой, что колебалась от того, что случилось в прошлом? И кто же мог сказать, что это не есть истина? Никто, ведь в этих джунглях не было слов, и это была свобода.

Уже за полночь, когда спустилась прохлада, мы вернулись в дом, и еще долго лежали на кровати, отдаваясь друг другу в этой первобытной ночи, сотен стуков и шорохов, что доносились до нас из джунглей.

Глава 19

Следующим утром, мы встали на рассвете. Солнце медленно заполняло наш домик, прорываясь сквозь стеклянную стену. Птицы пели, приветствуя новый день, где-то далеко в джунглях, что при свете солнца уже не казались такими опасными.

После утреннего душа, мы спустились к столовой, где нас должна была ждать наша группа, с которой мы должны были наблюдать за птицами, но на месте мы выяснили, что все кроме нас, предпочли остаться в постели, и компанию нам составил только проводник и молодой индиец. Вчетвером, мы пошли гулять по территории заповедника в поисках птиц, но так никого и не увидели, и проводник лишь развел руками. Но вскоре мы увидели обезьян. Кристина пыталась поймать их в объектив фотокамеры, а я тем временем, просто бродил по тропинкам, наслаждаясь прекрасным утром. Таким безмятежным и