Заговор теней - Андре Олдмен

Дядюшка Пу, более похожий обликом на кхитайца, чем на уроженца Вендии, встретил анупру и ее спутника без волнения, но приветливо. Угостил вареной курятиной, фруктами, терпеливо выслушал, полуприкрыв глаза и перебирая четки, и заговорил только тогда, когда узнал все необходимое.

Его сообщение насчет Синга, который, как оказалось, был тем самым мальчиком-дурачком, о котором рассказывал Конану Безголовый Рогар, удивило и заинтересовало киммерийца. Впрочем, он уже привык к самым неожиданным поворотам событий.

— В честь маленького Синга и возник обычай передавать престол Гадхары на три дня тому, кто победит в состязаниях, — рассказывал старейшина. — Состязания проводятся в честь подвигов того, кто спас гадхарцев, хотя и не был героем.

— И в чем они состоят? — спросил киммериец.

— Во-первых, надо поймать руками рыбу в бассейне, устроенном в темном помещении. Так повелось после следующего случая. Если ты помнишь, кальпаврикша была столь высока, что листья ее закрывали свет солнца. Среди гадхарцев царил голод. Когда обратившаяся в тигра Кали разрезала свой язык и покинула гору Дейгин, к дереву прибыл раджуб, приветствуемый большой толпой людей. И вот, маленького Синга случайно столкнули в реку. Когда дурачок выбрался на берег, весь облепленный тиной, он сжимал в руках огромного карпа. Говорят, с тех пор Синга заставляли нырять по десять раз на дню, и всякий раз дурачок появлялся с рыбой в руках. Правда то или молва, но во время праздника Калипуджи Претендент должен повторить этот подвиг: поймать в темноте рыбину.

— Понятно, — кивнул варвар, — здесь мне поможет полип якшей. Он светится в темноте, а вода для него — родная стихия. А на что может сгодиться глаз демона?

— Синг, как многие люди, чей разум не связан устоявшимися понятиями, не боялся лесной нечисти, которая так любит пугать незадачливых страшными видениями. Поэтому Претенденту надлежит одолеть фантомов в Комнате Иллюзий. Ты же, обладающий глазом, способным распознавать морок, можешь и здесь легко победить.

Киммериец довольно хмыкнул. Ему все больше нравился праздник Калипуджи.

— А лягушка?

— Ее яд способен убить или погрузить в сон: в зависимости от концентрации. Если же прикоснуться к бородавкам пальцем, можно вызвать одервенение членов, которое проходит спустя несколько часов. Бледную лягушку специально отлавливают для подобных целей, чтобы выдержать испытание у Священного Котла.

— Ну, я уж как-нибудь постою на одной ноге без посторонней помощи, — проворчал варвар, — тем более, держась за шест. Что еще?

— Есть еще одно простенькое соревнование, с которого все и начинается… — начал было Пу, но Конан вдруг схватил его за руку и приложил палец к губам.

— Т-с-с! Что это за звуки?

Снаружи донесся громкий шелест, похожий на хлопанье огромных крыльев.

— Где девчонка?!

Увлеченный беседой, он не заметил, как вендийка выскользнула из хижины.

— Тебе не о чем беспокоиться, — заговорил старик все так же мягко, однако чутье и опыт подсказывали киммерийцу совсем другое.

Он вскочил и, подхватив перевязь с мечом, мигом очутился снаружи.

В тени дерева тоа, под длинными свисающими иглами, ворочалось некое существо. Два огромных полукруглых крыла, черных, как ночь, горящие изумрудным светом глаза, словно прикрытые сеткой, над маленькой головкой — два длинных тонких рога. Перед ним на коленях стояла Ка Фрей, и эти рога-щупальца тянулись к лицу девушки.

Меч вылетел из ножен, привычно ложась в ладони отполированной рукоятью. В два прыжка варвар покрыл расстояние, отделявшее его от чудовища. Взмахнул клинком, стараясь вложить всю силу в удар…

— Нет! — услышал он отчаянный крик вендийки. — Не смей его трогать!

Слишком поздно: лезвие, свистнув, опустилось, развалив крылатое создание надвое.

ГЛАВА 11. Город Слона. Четвертый дурак

круженный джунглями и болотами, Город Слона лежал посреди небольшой долины, как драгоценный камень в зеленой изумрудной оправе. Площади и прямые его улицы всегда были политы ароматной водой, каналы и фонтаны источали прохладу, в цветущих садах деревья круглый год приносили плоды. Покой гад-харцев охраняли крепкие башни и стены, соединенные целым переплетением галерей и висячих мостов, легких и изящных, как крылья бабочки. Жители города любили похвастать, что, раз поднявшись на стены, можно бродить по ним целый день, ни разу не спустившись на землю и не проходя по одним и тем же местам.

И странно было видеть посреди белостенных домов, утопавших в зелени, на рыжем холме, где не росло ни единое дерево, черный, увенчанный островерхими шпилями, храм, окруженный мрачными изваяниями: жилище Хал и. К нему вела широкая лестница, по сторонам которой в огромных чашах, укрепленных на медных треногах, днем и ночью пылали священные огни.

Впрочем, присутствие черного храма не омрачало светлого утра любимейшего гадхарцами праздника, посвященного их покровительнице, грозной, неистовой и страстной Богине Смерти. Улицы были полны народа. Приодевшиеся по случаю торжеств, шествовали в сопровождении слуг и наложниц богатые франты в плотно облегающих торс джа-мах с узкими рукавами, собранными от кисти до локтя в подобие браслетов, завязанных наверху у левой подмышки. Сии пестрые одеяния оканчивались широкой юбкой, выкроенной так, что книзу обращены были длинные острые зубцы, начинающиеся от середины бедра и доходящие почти до середины голени. Талии модников стягивали разноцветные пояса, завязанные на животах пышными бантами и ниспадающие спереди длинными концами. На головах — высокие шапочки с округлым верхом, обмотанные понизу тканевыми жгутами.

Вендийские мужчины напоминали пестрых чванливых птиц, а к гадхарцам это сравнение подходило особенно. Тем более, что мужи сего племени красили яркими цветами не только зубы, ногти, но и лбы, и мочки ушей.

Богатые гадхарки щеголяли в длинных радужных юбках, широких и густо присборенных в талии. У многих спереди виднелась полоса тонкой материи, заложенная мелкими складками: чем прихотливей была подобная сборка, тем искуснее считалась ее обладательница. Иные надевали тонкие полупрозрачные юбки на яркие сальвары, а плечи и голову, несмотря на жару, покрывали большими квадратными шалями, края которых подтыкали под вырез узкого лифа. Всех модниц объединяло одно: низко открытые животы, полные, блестящие, с выкрашенными кармином пупками.

Народ попроще, мужчины и женщины, носили традиционную вендийскую одежду дхоти-курту, состоявшую из длинной набедренной повязки, пропущенной между ног и завязанной узлом на животе, и длинной рубахи с широкими рукавами. Впрочем, простолюдинки тоже не упускали случаи продемонстрировать свои округлые животики, пышностью форм ничем не уступавшие сим частям тела аристократок.