Вчера будет война - Сергей Буркатовский

* * *

Как правило, вещественные доказательства являются более надежными уликами, чем показания свидетелей. Поэтому поиск вещественных доказательств является наиболее важной задачей следствия.

Предложение Риббентропа поразило своей щедростью всех присутствующих. Иран и Армянское нагорье с озером Ван были ожидаемым бонусом за участие в предполагаемом разгроме Турции. Но то, что и Босфор и Дарданеллы были признаны Германией «входящими в сферу интересов России» (хотя, конечно, не так уж прямо сплеча, а принятыми в языке дипломатии полунамеками), вызвало натуральный шок даже у Молотова. По крайней мере, Вячеслав Михайлович не был уверен, что смог сохранить неизменно-непроницаемое выражение лица, или, как говорят американцы, «poker face». Сталин же казался всего лишь крайне заинтересованным. Такие выгоды от всего лишь продолжения вековечной, с Ивана Грозного еще, борьбы, да еще и в паре с таким мощным союзником… И всего лишь заинтересованность. Да, товарищ Молотов, до Кобы тебе далеко.

Естественно, столь заманчивое предложение требовало обсуждения. Риббентроп откланялся и отбыл в германское посольство, а Сталин предложил собрать вечером заседание Политбюро.

Оставшись в одиночестве, вождь долго ходил по кабинету. Было совершенно ясно, что без влияния попавшей к немцам информации такого резкого поворота в политике Гитлера произойти не могло. Год назад, в сороковом, немцы уперлись из-за Болгарии – а тут несут на блюдечке проливы.

И жизненно (или смертельно) важно было понять – действительно ли Гитлер испугался? Нужно поставить себя на его место. Бесспорная улика (да, лучше всего размышлять именно в этих терминах) только одна – невозможная в этом мире аппаратура. Остальное – показания, что письменные, что при личной встрече, могут быть подделкой. Значит, остаются только часы. Сталин предпочитал думать о приборчике как о часах. В конце концов, возможности жемчужной коробочки служить телефонным аппаратом ему не демонстрировали.

Итак, у нас есть часы, решительно в этом мире невозможные. Предположим, версию подделки мы исключили полностью. В часах имеем надписи на русском и английском языках, хотя произведены они немецким предприятием в Китае. Однозначно установить можно только то, что Германия в будущем является мощной экономической державой. Остальное – домыслы. Можно ли испугаться этого факта настолько, что отказаться от своих планов? Вряд ли. Значит… Либо предложение Гитлера ловушка, либо… Либо он с самого начала не собирался нападать на Советский Союз.

В конце концов, какие бесспорные факты, связывающие странные приборы с якобы неизбежной войной, есть у него самого? Только один – яростная песня этого… Высоцкого со странной стеклянной пластинки. «От границы мы землю вертели назад». Но с другой стороны – с пластинки ли? К серебристому диску было подключено столько машинерии, что спрятать промеж нее хороший американский магнитофон не составило бы труда. А сочинить песню – и вовсе не проблема. В Советском Союзе много хороших песенников. Как и хороших инженеров. И часть из них, что характерно, до сих пор проходит по ведомству Берии.

А кстати. Лаврентий хитер… Как только сбежал его сотрудник (по собственной ли инициативе?), он сразу же предложил разобрать устройство. Во избежание дальнейшей утечки. Так что теперь концов не найти, даже оригинал пластинки еще раз не послушаешь – только обычную копию, для патефона. Поставить, послушать еще раз? Нет, не стоит. Песня вызывает слишком много эмоций, а сейчас нужна холодная голова. Итак, протоколы допросов Чеботарева могут быть и сфальсифицированы. Нарком вполне мог наскрести по лагерям достаточно умных голов, чтобы сконструировать страшное, но вполне убедительное будущее.

Интересно, мог ли он найти среди зэка талантливого актера, способного убедительно играть роль вот уже… почти три месяца, да? Товарищ Сталин не был наивным человеком и контролировал «Паука», помимо НКВД, и по своим каналам. А теперь, когда тот призван в армию – НКВД и вовсе отстранили от контроля, передав человечка, естественно втемную, военным.

С другой стороны, предложение Риббентропа… слишком щедро. Немцы неизбежно займут проливы раньше нас, им от Болгарии посуху ближе и проще, чем нам по морю. Уж если они разнесли Францию за пару недель. И Босфор с Дарданеллами они в этом случае могли полностью оставить за собой – по праву победителя. Ну, может, выделили бы нам за участие пару островов под базу. Так нет – с чего-то же они идут на такие гигантские уступки? Хотят повязать кровью – не понарошку, как тогда в Польше, а всерьез? Уж проливов-то Англия не простит…

Нет. Это все домыслы. Принимать решения на столь хлипком основании – не просто глупо, а преступно глупо. Нужны не догадки, а бесспорные аргументы. Даже донесения агентов в немецком тылу будут, пожалуй, недостаточно надежными.

– Товарищ Поскребышев? Пригласите ко мне товарищей Голикова и Жигарева. Да, начальника Управления ВВС. Через час. Он успеет? Хорошо. – Начальник ГРУ Голиков точно в Москве, а вот то, что Жигарев не успел вылететь в западные округа, было удачно.

Когда оба генерала вошли в кабинет, Сталин задумчиво смотрел на большую настенную карту.

– Садитесь, товарищи. Товарищ Голиков. Вы недавно информировали нас о том, что немцы намерены вывозить свои войска из Польши на юг? И концентрируют для этого в Польше поезда и подвижной состав?

– Так точно. Наши источники на польской железной дороге, а также в Румынии и Болгарии получили инструкции по обеспечению бесперебойного движения эшелонов.

– А на какую дату назначена погрузка войск?

– Непосредственно в зону погрузки доступа у нашего польского источника нет. Однако, исходя из имеющихся данных, первые эшелоны должны быть отправлены двадцать пятого – двадцать седьмого июня.

– То есть уже через несколько дней. Это плохо, товарищ Голиков, что у вашего источника нет доступа к местам погрузки. К тому же… Источником могут двигать… разные мотивы. А ситуация складывается так, что нам необходимо получить действительно объективную информацию. Информацию, я бы сказал, из первых рук. Поэтому я пригласил вместе с вами товарища Жигарева. Товарищ Жигарев. Немцы ведь активно ведут воздушную разведку нашей территории?

– Да, товарищ Сталин. За последние сутки…

– Не надо. Это сейчас неважно. Важно другое – они получают о нас много интересной для них информации. А мы о них такой информации не имеем. Как вы думаете, товарищ Жигарев, это – правильно?

– Товарищ Сталин, мы выполняли прямой приказ командования – на провокации не поддаваться!

– А поддаваться и не надо. А надо, товарищ Жигарев, обеспечить руководство страны точными и надежными разведданными. Вы в состоянии сделать это?

– В состоянии, товарищ Сталин, – а вот в этом недавно сменивший печальной памяти Рычагова генерал-лейтенант был не уверен, но разве скажешь это вот так прямо? – Однако, как правило, все крупные железнодорожные узлы немцы прикрывают большим количеством зенитной артиллерии и авиацией. Наши самолеты они просто не пропустят.

– Наши – не пропустят, да. А если это будет немецкий самолет?

– Немецкий?

– Ну мы же закупили у Германии в прошлом году несколько новейших самолетов? В каком они состоянии, товарищ Жигарев? Могут они пролететь, например… над Седльце? – И Сталин ткнул мундштуком в серое пятно на карте. – Это крупный железнодорожный узел, и немцы не могут не использовать его при переброске. А по знакомому силуэту зенитчики открывать огонь вряд ли станут.

– Но… Немцы могут поднять истребители и сбить самолет или принудить нашего летчика к посадке.

– А вы не посылайте такого летчика, который… принудится. Вы пошлите такого летчика, который сам их… принудит. Кто у нас сбил больше всех немцев в Испании?

– Думаю, майор Шестаков, товарищ Сталин. Восемь сбитых лично и до тридцати – в группе. Еще – Лакеев, Остряков, Якушин…

– Лакеев и Остряков… Нет. Лакеев и Остряков не подойдут. Генералов в разведку не посылают. Да, жаль, Серов разбился. А вот Шестаков и Якушин – подойдут. Где они сейчас?

– Якушин – в Москве, Шестаков – в Одесском округе, товарищ Сталин.

– Вызовите. Можете воспользоваться моим телефоном. Завтра в четырнадцать ноль-ноль я их жду. Подготовьте два лучших по техническому состоянию истребителя. Лучше всего – «Мессершмитты-109». Их немцы знают хорошо. И позаботьтесь о том, чтобы, если наших летчиков все же собьют, немцы не могли доказать, что это те самолеты, что они продали нам. А то, что нашим летчикам в плен сдаваться нельзя, они и сами, как я думаю, понимают.

– Товарищ Сталин! Я полностью уверен в наших летчиках, но… Такая операция противоречит всем нормам ведения войны. Полет на самолете с чужими опознавательными знаками – это против всяких правил!