Водоворот чужих желаний - Елена Михалкова

Юрий Альбертович терпеть не мог жизнь с обязательствами. Он любил, чтобы его окружали заботой. А сам заботиться о других был не готов.

Три девочки и мальчик подрастали в разных районах города, и иногда Шаньский даже заезжал в гости, если мать ребенка просила его. Он считал, что делает одолжение, поскольку ему не доставляло удовольствия возиться с маленькими детьми или, что еще хуже, с подросшими. Они были некрасивыми, как гадкие утята. Они оскорбляли его эстетическое чувство.

Старшего, мальчика, Шаньский видел последний раз пять лет назад. Тогда это был невыразительный одиннадцатилетний ребенок, худой, неразговорчивый, с костлявыми локтями и коленками (единственное, что нравилось Юрию Альбертовичу в собственном отпрыске, – это прямой тонкий нос). С тех пор мать Никиты вышла замуж, и без того редкие поездки к ней Шаньского сошли на нет.

Он встретил их случайно два месяца назад, прогуливаясь по арбатским улочкам. Бывшую любовницу он вспомнил сразу – она почти не изменилась за прошедшее время, разве что завела второй подбородок и слегка «поплыла» фигурой. А вот мальчика рядом с ней – тонкого, белокожего, красивого редкой, почти аристократической красотой – он не узнал. И только поравнявшись с ними и поймав взгляд его темных глаз, понял, что видит своего сына.

Юрий Альбертович был сражен. Гадкий утенок превратился в такого лебедя, что при взгляде на него у Шаньского замерло сердце. Никита был похож на него как две капли воды, и это сходство ласкало и грело душу отца. Юрий Альбертович видел свое отражение – молодое, только начинающее жить – и был счастлив, сам не понимая отчего.

– Сонечка! – вскричал он с искренней радостью. – Никита! Вот это да! Надо же, какими судьбами?

Он шумно веселился, очаровывал их, заставляя забыть про то, что пять лет не видел обоих – ни бывшую подругу, ни родного сына. В конце концов привел в кафе, где они и просидели два часа. За это время Юрий Альбертович узнал, что Соня развелась, и возликовал: «Значит, Никита – только мой!»

Совершенно незнакомые ему отцовские чувства дали себя знать, как будто природа решила подшутить над Шаньским, презрительно называвшим детей «мое потомство». Никита улыбался его шуткам, смеялся, когда смеялась мать, и даже сам рассказал пару историй из своей жизни. Юрий Альбертович любовался им – его нежным розоватым румянцем на щеках, гордой посадкой головы, безупречно очерченной линией губ.

Следующий месяц он виделся с сыном раз в неделю. Расспрашивал Никиту о жизни, радовался его успехам, переживал за неудачи. Его самолюбие приятно щекотала мысль, что у такого красивого мальчика должно быть много подружек. А значит, его красота передастся по наследству.

В порыве отцовских чувств Юрий Альбертович разыскал остальных детей, но они разочаровали его. Девчонки, обычные девчонки. Ни одна не унаследовала его красоты. Поэтому они больше не интересовали Юрия Альбертовича.

Звонок от Сони раздался вечером, накануне дня, когда они с Никитой договорились вместе пообедать.

– Юра, – сказала она задыхающимся голосом. – Господи, Юрочка, несчастье!

В больницу Шаньский примчался спустя сорок минут.

Все оказалось далеко не так страшно, как он подумал, слушая рыдания матери Никиты. Парень ехал на скейтборде, на повороте вылетел под машину, и водитель не успел вовремя затормозить. Юрий Альбертович внимательно слушал, как врач перечисляет, что предстоит лечить у Никиты.

– Повезло ему, крепкий парень, – сказал он под конец. – Переломы – это не так серьезно, срастется. Вот с лицом хуже. Не хочу вас обманывать…

Увидев лицо сына, Шаньский побелел и схватился за сердце. Ему стало понятно, почему пожилой врач не захотел их обманывать. Не смог бы, при всем желании.

– Нужны операции, – всхлипнула Соня за его спиной. – Много операций. Боже мой, Юрочка, что же мы будем делать?

Она уткнулась в его плечо и разрыдалась. Шаньский механически погладил ее по плечу, хотя на самом деле он ничего не чувствовал по отношению к бывшей любовнице. В мыслях его было только одно – прекрасное лицо его сына изуродовано!

– Этого не может быть… Он слишком красив, чтобы такое могло с ним случиться!

Он не заметил, что заговорил вслух.

– Юрочка, это могло с любым случиться.

Шаньский покачал головой. Нет. Только не с его сыном, так похожим на него! Какая-то нелепая ошибка…

– Я все исправлю, – хрипло пообещал он не женщине, стоящей рядом, а самому себе.

– Но, Юрочка, я разговаривала с хирургом… Ты не представляешь, сколько денег потребуется на восстановление! И сколько времени!

– Время у него есть. А деньги… деньги мы найдем.

В дверь постучали. Шаньский вздрогнул и убрал фотографию Никиты, на которой его сын улыбался белозубой улыбкой. В комнату заглянула Катя.

– Юрий Альбертович, распишитесь, пожалуйста.

Шаньский сидел молча, не сводя с нее странного, напряженного взгляда.

«Красивая мордашка. Конечно, не сравнить с Никитой, но тем не менее. Глаза, как у оленя, овал лица красивый, и губы чувственные. Почему она стоит передо мной, а Никита лежит в больнице?! Почему не наоборот?!»

– Юрий Альбертович!

– Что вам? – с внезапной злостью спросил он. – Что вам от меня нужно?

Катя посмотрела на него расширенными глазами. Шаньский, вежливый Шаньский повысил на нее голос!

«Он всегда казался таким сахарным, безупречным, галантным… Что произошло?»

– Что случилось, Юрий Альбертович?

– Ничего не случилось. Зачем вы пришли?

– Чтобы вы подписали эти документы.

– Я подпишу. Позже. Идите, пожалуйста.

Катя постояла в дверях, затем вышла.

«Что за сумасшедший день!»

Мимо нее пронеслась Снежана, косясь одним глазом из-под белой челки.

– Катька, зайди к шефу! Он там рвет и мечет из-за тендера, какие-то бумаги не готовы. Сейчас сожрет тебя с потрохами.

– У меня потроха невкусные, – пробормотала Катя и отправилась на растерзание к Кошелеву.

Всю следующую неделю она занималась по вечерам таким непривычным делом, что даже Седа, после их последней стычки игнорировавшая Катю, не выдержала и сунула нос в коробку. Там лежало Катино рукоделие – нитки, крючок, вязаное полотно. Приходя домой, она сразу брала в руки вязание, и оно успокаивало ее.

Все шло наперекосяк. Мама не заговаривала больше о поездке, но Катя чувствовала, что она не оставила свою идею. Артур внешне относился к жене так же ласково, как и раньше, но что-то не позволяло Кате поверить в его искренность. Может быть, то, что любая их ссора тут же пресекалась свекровью – она появлялась в комнате, шелестя цветастым халатом, успокаивала сына одним словом, упрашивала Катю не сердиться.

«Если бы не она, я бы долго тут не выдержала».

– Что ты вяжешь, Катенька? – свекровь заглянула через плечо. – Пора спать, девочка моя.

– Я скоро.

Последний раз Катя вязала давно, а потому то, что она хотела, получилось не сразу. Однако спустя шесть дней она смогла принести Маше готовую работу.

Маша каждое утро прогуливала собачонок, затем шла домой, зная, что ровно в восемь позвонит Катя и извиняющимся голосом спросит, не нужно ли чего-нибудь купить Антуанетте и Бублику. И Маша ответит, что все в порядке и мешок корма, принесенный Катей, еще не закончился. В это утро Катя изменила привычный диалог:

– Маша, давайте встретимся. У меня для вас кое-что есть.

«Значит, все-таки принесет жратву! – раздраженно подумала Маша, прекрасно понимая, что не с Катиной зарплаты покупать еду для йоркширских терьеров. – Вот ведь упрямая девчонка!»

Однако когда они встретились и Катя развернула пакет, Маша увидела вязаную сумку – небольшую, зеленую, очень аккуратную.

– Вот это да! – ахнула она. – Катя, где вы такую прелесть нашли?

Она повернула сумочку и увидела, что на одной стороне вывязан замечательный пес, что-то среднее между таксой и колли.

– Я для вас связала. Возьмите, пожалуйста! Мне будет очень приятно.

Катя улыбнулась очаровательной улыбкой.

– Катя, давай на «ты» перейдем, – предложила Маша, любуясь сумкой.

– Давайте… то есть давай, конечно! Скажи, корм не нужен?

– Корма эти двум собаченциям хватит еще на месяц. Не беспокойся ты так! И спасибо тебе огромное за подарок. Мне очень нравится, правда.

– Не за что. Ты мне так помогла, а я даже не знаю, чем тебе отплатить.

Катя улыбнулась, махнула рукой и побежала к остановке.

– Себе лучше помоги, – вполголоса сказала Маша, глядя, как поземка закручивает белые вихри за Катей. – Чудо в перьях. Бублик, Тонька, домой!

Дома она похвасталась сумкой, и Сергей с Костей сделали вид, что оценили ее.

– Пригласи девицу к нам, что ли… – проворчал муж. – Посмотрю, кто подсунул нам это чучело с бантиком.

– Сам ты чучело с бантиком. Я уже приглашала, она отказалась. Она чего-то боится, я только не понимаю, чего.

Маша положила сумку на видное место, покачала головой.