Валлия (СИ) - Лебедева Василина

Сборы много времени не заняли, так как мы с Мартой вещи-то свои и не раскладывали, живя в ожидании отъезда. Подхватив сумки и чемодан, брат пошёл на выход. Меня остановил вошедший в дом Максим:

– Лия, подожди. Нам нужно поговорить.

Я посмотрела в сторону двери, но Лёша уже вышел, а я так осталась стоять посреди комнаты, избегая смотреть на Максима. Он прошёлся по комнате, остановился и, запустив ладонь в волосы, взъерошил их. Посмотрел на меня, обведя взглядом, и вспомнив о чём-то, со словами: «Подожди. Сейчас», – вытащил из кармана рубашки цепочку. Подойдя ко мне со спины, перекинул мою ещё влажную косу на грудь, одел цепочку, и застегнул замочек. Наклонившись к уху, прошептал: «Возвращаю».

Взяв в ладонь висящий на цепочке кулон-артефакт, подаренный Алиной, я сжала его и также тихо прошептала: «Спасибо». Максим положил свою ладонь на мою шею сзади и медленно, словно нехотя убрал её, переложив мою косу обратно на спину, отошёл.

Хотела обернуться, но он остановил:

– Подожди. Постой так. Хотя нет, присядь, пожалуйста.

Пройдя к дивану и, усевшись, с ожиданием посмотрела на Максима.

– Лия, мои люди нашли твою мать. – И, прежде чем сорвались мои вопросы, продолжил: – Они опоздали. Она мертва.

Я с неверием смотрела на него,… словно что-то ужасное было только что произнесено, безумное, но это не относится ко мне… это сказано кому-то другому!.. не мне!

– Лия, прости. Её убили.

Мой мир обрушился, разлетелся на осколки: сверкающие сотнями граней, режущие душу, впивающиеся в неё. Окружающая реальность перестала существовать для меня и осталась лишь пустота…

Замерев статуей, сидела, ничего не слыша и не видя. Пустота… здесь хорошо, здесь не больно, здесь тихо и спокойно.

Кто-то попытался поднять меня на ноги, но разве это возможно? Меня куда-то несли, но всё это было не со мной.

Мой самый родной человек на свете, единственный родной и самый близкий, моя мамочка!.. Неужели я больше не увижу тебя? Не вскину на тебя глаза, ища улыбки или одобрения, не почувствую твоих пусть и отрывистых, но таких дорогих объятий? Нет?

Тогда пусть будет пустота. Здесь, в себе. Ведь в том мире нет никого, не осталось… там только чужие. Мечущееся от боли сознание медленно угасло.

Глава 14

Валлия

«Я б навеки пошёл за тобой Хоть в свои, хоть в чужие дали. В первый раз я запел про любовь, В первый раз отрекаюсь скандалить» Сергей Есенин

Стоя на крыльце, всматривалась в чернеющий лес. Ветер порывами бросал в меня колючие снежинки, зябко поёжившись, передёрнула плечами и поплотнее запахнула края шали. Марта с утра, обернувшись рыжей волчицей, ушла на охоту, но до сих пор не вернулась.

От мороза пальцы, сжимающие края шали, окоченели и я всё же вернулась в дом. В сенях стряхнула снег, повесила шаль и прошла в комнату. Подошла к камину и закинула пару поленьев в, словно засыпающий, огонь. Кочергой разворошила пламенный улей. Искры огненными пчёлами разметались по чреву камина.

Присев на пушистый коврик напротив, смотрела на огонь. Мне нравилось сидеть так вечерами, огонь словно сжигал весь негатив моих мыслей.

Вот уже более трёх месяцев я живу здесь, в становке, маленьком поселении в окружении леса. Скорей всего раньше, мне бы показалось здесь скучно – уж слишком маленькое здесь население и по большей части замкнутое.

Из шестнадцати домов заселены двенадцать и те находятся на хорошем отдалении друг от друга. Более-менее общались только восемь оборотней, остальные совсем уж закрылись ото всех.

Как я сюда попала, какими путями дорогами доехала, не помню. Потом уже Марта рассказала, что привёз нас Алексей. И они вдвоём с Мартой не отходили от меня те две недели, которые покрыты для меня завесой небытия, потому как провела я их в какой-то прострации.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но постепенно, благодаря их стараниям, я начала обращать внимание на окружающий мир. Потихоньку оттаивала. Последним шагом к моему возвращению стал выплеск всех обид, боли от потери родного человека в объятиях Лёши.

Брат, усадив меня к себе на колени, качал как малого ребёнка и, обнимая, что-то шептал, гладил по голове, успокаивая. И теперь я не только знаю, но и чувствую его. Как и он меня. В тот день мы действительно сроднились, поняв, и приняв друг друга в качестве брата и сестры.

Через пару дней Лёша уехал, а у меня потянулись монотонные будни, но мне они были не в тягость, а наоборот, радовали отсутствием общения, кроме как с Мартой и совсем уж изредка с соседями. Но и работой меня она не обделяла. Помимо дел по хозяйству, я занималась заготовкой трав. Под это дело мне даже выделили маленький пустующий домик.

Женщины, жившие здесь всю весну, лето и осень собирали редкие дикие травы, тем более росшие неподалёку от озера силы, поэтому здесь скопился довольно таки большой необработанный запас сырья. Так что, переделав дела в нашем с Мартой домике, я отправлялась в соседний, где по привычке включив радио, принималась сортировать травы, ягоды, коренья и цветы.

Раньше я всё же не до конца понимала значенье слова – воля. А здесь дышала ею, наслаждалась, часто, подолгу бегая волчицей по лесу. Осень для меня была внезапной, ведь её медленное, неторопливое прибытие я пропустила.

Первый раз обернувшись волчицей уже здесь в становке, и зайдя в лес, я ощутила её – осеннюю волю, как бы банально это не звучало.

Я почему-то думала, что Максима здесь, в становке, я не увижу, если только не случится нечто совершено неординарное. Но ошиблась. Первый раз он приехал через полмесяца нашего пребывания здесь. Второй – ровно через месяц. И оба раза я, трусливо поджав хвост, убегала в лес. Бродила там до тех пор, пока высоко, в почерневшем бархатном небе, не загорались звёзды-светлячки.

Я прекрасно понимала, что нам необходимо поговорить, вернее мне узнать. Узнать: как умерла мама, кто стал виновником потери моего родного человека. Но не могла пересилить себя, откладывая разговор на следующий раз. И наконец, он состоялся.

Конец ноября выдался морозным. В сумерках я вернулась из леса, с наслаждением залезла под горячий душ. Отогревшись, кинула перед камином большой пушистый плед и уселась на него с большой кружкой горячего, травяного чая.

Так как время близилось к ночи, то и надела я ночную рубашку, а поверх неё накинула длинный халат. Тряхнула головой, и мокрые волосы рассыпались по спине. Попивая чай, вела тихую, неторопливую беседу, с напряжённо пыхтящей Мартой, и наслаждалась поздним вечером.

Марта сидела в кресле под мягко светящим торшером и вязала. Вернее, пыталась вязать. У неё что-то не получалось, петли путались и она, распустив их, начинала сначала. И так раз за разом, вечер за вечером.

Я у неё как-то спросила, что такого интересного она хочет связать, раз столько усилий прикладывает. Оказалось варежки. Обычные варежки, но дело было в том, что вязание ей никак не давалось и по её словам она уже не первый год мучается с этим, для неё не подвластным рукоделием.

А на мой вопрос: если у неё никак это не получается, зачем она мучается, ведь можно попросить ту же живущую по соседству Дарью, которая её и пыталась обучать вязанию, ну или купить? Марта ответила, что сам процесс её успокаивает. Ну-ну, усмехнувшись, наблюдала за её кривляниями:

– Да чтоб тебе провалиться! Нет, ну не в прямом же смысле! Вот куда понесло эту петлю? Во-о-о-т, теперь прям хорошо. Уже практически закончила, кривенько правда, так это у меня фасон варежек будет таким, – слышалось от неё. И в очередной раз, закончив одну варежку – кривенькую, косую, она, полюбовавшись на неё, на следующий день беспощадно распускала и начинала заново.

В один из таких вечеров, сидя перед весело пляшущим огнём в камине и наблюдая за вяжущей Мартой, мне пришла в голову замечательная идея подарков. Ведь можно навязать всем шарфов, шапок и варежек аккурат к Новому году. Поэтому, попросив соседку Дарью меня обучить и заказав пряжу, я тоже временами вязала. В отличие от Марты, данный вид рукоделия мне дался легко и изделия из-под моей руки выходили лёгкими, ровненькими. Поэтому для подарочных изделий я выбрала вязку сложную, с множеством рельефных узоров.