Грешные души - Леонид Влодавец

- Наше вам, - приветствовал он директора со стремянки.

- Работайте, работайте, - кивнул директор поощрительно и пропустил Марину Ивановну в пустынный холл.

По лестнице поднялись на второй этаж. Здесь располагалась маленькая выставка бывшего нонконформиста Блятензона, которую купила фирма "Интерперестрой лимитед", дав возможность художнику выехать в Израиль.

- Вот это наша гордость, - оповестил директор, - пока не открываем для посещения, находится в оформлении, так сказать. Мировое имя - Блятензон. Почти Шагал! В области эротики ему равных нет.

Действительно, Блятензон всю свою галерею составил из картин эротических. От грудей, животов, ножек и попок у любого зарябило бы в глазах. Марина Ивановна, которой смотреть на это изобилие было малоинтересно, сейчас восприняла этот показ как совершенно определенный сигнал и поняла его правильно. Когда, проведя свою гостью по галерее, Светозар отпер ключом дверь с грозной надписью "Посторонним вход воспрещен!", Марина Ивановна расценила этот жест однозначно: директор тоже понял ее правильно и собирается показывать ей отнюдь не шедевры Блятензона...

За дверью оказалась довольно маленькая комнатушка, куда в доброе старое время водворяли перед концертами каких-нибудь артистических знаменитостей, предназначенных для увеселения узкого круга прежних отдыхающих. Это было нечто среднее между гримуборной и комнатой отдыха. Директору здесь доводилось угощать знаменитостей и сопровождающих лиц, пить на брудершафт с басами, тенорами, контральто и чтецами-декламаторами, рассказывать анекдоты солисткам балета и даже мастерам оригинального жанра. В последнее время знаменитости наезжали редко, главным образом безнадежно вышедшие в тираж погашения. Поэтому комнатка, хотя и смотрелась неплохо, все-таки поблекла. Убрав ее после отъезда некогда известнейшего конферансье, комнатку оставили пылиться до следующего приезда, который обещал быть еще не скоро. Тем не менее все для культурного отдыха здесь имелось: видеосистема, радиоприемник с проигрывателем, магнитофон, небольшой столик для интимного ужина и диван. Еще был бар-холодильник "Ладога", впрочем, совершенно пустой и отключенный от сети.

- Вот, собственно... - произнес Светозар Трудомирович, не очень зная, что говорить дальше, если все-таки ошибся в своих прогнозах. Однако Марина Ивановна поняла, что инициативу в деле мести Пузакову следует взять на себя. Она мощно вздохнула и, осев на жалобно пискнувший диван, произнесла:

- Здесь уютно... Только заприте за нами дверь.

Пока Светозар, сопя и нервничая, запирал дверь, Марина Ивановна успела улечься и закрыть глаза. Дьявольское желание греха, тайного и ворованного сладострастия уже превалировало над жаждой мести. Светозар понял это прекрасно, и его действия превзошли все ожидания Пузаковой...

ВЫПУЩЕННЫЙ ИЗ КПЗ

Заур Бубуев всю ночь провел под нарами. В отличие от Колышкина и Лбова его сожители по КПЗ не заботились о том, чтоб не оставить на лице Заура синяков и ссадин, поэтому этих штрихов - синих, багровых и лиловых - на нем было вполне достаточно. Трусы ему порвали, штаны оставили без пуговиц...

К счастью, его избили так крепко, что все мироощущение притупилось и он плохо сознавал всю низость и ужас своего падения.

Лежа на сыром полу, лицом в пыли и залежавшемся тополином пухе, которые отнюдь не спасали от цементного холода, Заур находился как бы в полусне. Он надеялся, что к утру помрет и никакие проблемы его касаться не будут. Однако помереть он не сумел. Более того, к нему вернулось сознание и лишь тут в полном объеме навалилось ощущение того, как жестоко обошлась с ним судьба, как он опозорен и унижен. Вся боль от синяков и ссадин была где-то на втором плане по сравнению с муками души. Бубуев выполз из-под нар, сел на пол и завыл, тихо так, чтобы не разбудить тех, кто храпел на нарах. Нет, он не боялся их. Все, что с ним могли сделать, уже сделали. Правда, могли еще и убить, но за это он был бы только благодарен. Впрочем, он не хотел доверять им свою жизнь. Заур решил, что должен уйти сам. Прекратив выть, он стал размышлять над тем, каким способом покончить счеты с этим светом.

Можно было перегрызть вены. Заур попробовал впиться зубами в руку, но это оказалось очень больно, к тому же зубы у него, как выяснилось, были слишком тупыми. Кроме того, Заур вспомнил, что знакомый врач когда-то сказал: "У тебя полнокровие, дорогой!" О том, что такое полнокровие, Бубуев толком не знал, но отчего-то ему показалось, что крови в нем больше, чем в обыкновенном человеке. Он представил себе, как эта самая кровь медленно вытекает из перекушенной жилки и никак не может вся вылиться, а он, сидя на грязном полу, смотрит на эту кровь, на свою уходящую жизнь, и никак не может с ней расстаться. Нет, ничего связанного с пролитием собственной крови Заур допустить не мог.

Повеситься? Но где и на чем? До оконной решетки Заур дотянуться не мог - маленькое окошко, забранное двойной решеткой из прочной арматуры, тускло светилось под самым потолком. Табурета не было, стола тоже. Кроме того, сын гор не имел ни ремня, ни подтяжек, а рвать одежду и свивать из нее веревку было не мужским делом.

Оставался еще один способ: разбежаться и треснуться головой о стену... Но голова у Заура - так ему казалось - была уж очень крепкая, и с первого раза можно было не убиться до смерти.

Арестант понял, что умереть по собственной воле не получится. От этого ему стало еще тошнее, и он вновь заскулил. Сидя на полу, он со страхом ждал, что вот сейчас начнут просыпаться соседи по камере и вполне могут еще раз поиздеваться над ним вместо утренней зарядки. Когда отчаяние хлынуло через край, когда Заур вновь начал думать о попытке самоубийства, словно хрустальный звон прозвучал в его ушах визгливый скрежет отпираемого замка.

- Бубуев! - гаркнул милиционер. - На выход, с вещами!

Придерживая штаны и пытаясь запахнуть рубаху, Заур шагнул из камеры в коридор.

Здесь милиционер выдал ему ремень и приказал по-военному:

- Заправиться!

- Спасибо, начальник, - пролепетал Заур.

- Руки за спину! Вперед! - приказал сержант.

Заур пошел по коридору.

Его довели до выхода на задний двор отделения, где стояла лиловая иномарка с тонированными стеклами.

- Забирайте, - объявил милиционер двум смуглым, усатым парням в цветастых рубахах и защитного цвета брюках. Один из них открыл перед Зауром заднюю дверцу, впихнул его в машину, сел сам. Второй сел слева от Заура, а управлял автомобилем третий, которого Заур через стекла не видел.

Парень, сидевший слева, ловко набросил Зауру на голову мешочек из непрозрачной ткани, а на руках защелкнул наручники. Он услышал, как загудел мотор, но куда поехала машина, определить не смог, потому что она сделала подряд несколько поворотов.

Ехали не менее получаса. Машина часто сворачивала, меняла направление, разворачивалась, и лишь два или три раза останавливалась на перекрестках, из чего Бубуев сделал вывод, что его везут за город. Кроме того, воздух стал свежее и запахло лесом.

И не ошибся. Когда Заура вытолкнули из машины, сдернули с головы мешок и сняли наручники, оказалось, что он находится на лесной полянке. Перед ним стояла группа людей, приехавших сюда, должно быть, раньше, чем иномарка с Зауром и его конвойными. Их привез кремовый "мерседес", а в центре группы стоял Мурат.

- Здравствуй, Заур, дорогой! - сочувственно произнес он. - Валлаги, как ты плохо выглядишь! Где ты так ударился, слушай?

У Заура лед начал сковывать ноги, а затем постепенно стало стынуть и пузо.

- Ты, конечно, все понял, да? - строго глядя в испуганные глаза Заура, продолжил Мурат. - Ты понял, с кем надо дружить, а с кем не надо. Ты убедился, что торговать на базаре, среди земляков, лучше, чем у Колышкина на вокзале. Да?

- Да, Муратик... - пролепетал Заур. - Я все отдам, слышишь, все, что должен был...

- А, ерунда. Асланчик, налей нам коньячку: Заур продрог.

Бубуев только хлопал глазами, глядя, как мальчики Мурата вынимают из багажников два раскладных стула и столик, ставят их на траву, как появляются бутылка, две пластмассовые рюмочки и шоколад.

- За твою свободу, дорогой! И за то, что поумнел немного. Хороший коньяк, верно? - сказал Мурат, когда Заур залпом осушил рюмку. - Куда торопишься? Пей, ты на воле, дорогой. Коньяк надо маленькими глотками пить, смакуя. А ты как арак пьешь, хоп - и нету... Культуры мало у тебя.

Заур пил вторую рюмку медленно, делая вид, что и впрямь смакует коньяк. На самом деле он лихорадочно соображал, что с него потребует Мурат. Конечно, самое простое - повысит таксу и будешь платить за место на базаре вдвое больше, чем остальные. Год, два - пока Мурат не решит, что Заур наказан достаточно.

- Шоколадку кушай, пожалуйста, - радушно угощал Мурат, - ты - гость, я - хозяин, обычай надо уважать.

"А вдруг там стрихнин?" - мелькнула страшная мысль, когда он надкусывал поданную Муратом конфету. Но стрихнина не было. После третьей рюмки Заур чуть-чуть повеселел.