Последние парень и девушка на Земле - Шиван Вивьен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я решила, что было бы прикольно подарить Джулии мой блокнот с записанными понятиями, которые надо вставить в заранее составленные фразы с пропусками. Эта игра развлекла бы малышку и помогла ей успокоиться, на тот случай, если бы ее что-то испугало. А главное, этот подарок стал бы моим мостиком к Джесси, способом снова вовлечь его в разговор. Хотя он так со мной и не связался, я упрямо не хотела верить, что все так безнадежно.
Но я так и не увидела в спортзале ни его, ни своих подруг. Они однозначно не могли сейчас спать, потому что завтра занятий не будет. Наверное, Морган и Элиза сидят сейчас вдвоем в каком-нибудь пустом классе. И Джесси тоже ошивается где-то там.
Мама расстегнула молнию на своем водонепроницаемом плаще и стащила с головы капюшон. Она принесла с собой в школу и чемоданчик с историями болезней своих пациентов, и свой ноутбук. И то и другое она прятала под плащом, чтобы ничего не промокло. Джинсы она подвернула до самых икр, а ночную рубашку заправила за их пояс, как будто это была не ночнушка, а обычная блузка. На ногах у нее были прочные резиновые сапоги, которые она обувала только тогда, когда работала в нашем дворе. Проходя по спортзалу, мама смотрела на баннеры, прикрепленные к потолочным балкам, видимо ища тот, на котором значился год, когда они с отцом закончили школу.
Я положила блокнот с игрой в слова обратно в карман толстовки, чтобы забрать у нее чемодан на колесиках, который она толкала перед собой, но она только улыбнулась:
– Кили, я все-таки смогла взять его с собой.
Чемодан был полон предметов для ухода за больными, которые мама собрала, когда мы уезжали из дома. Там были ее стетоскоп, бинты, спиртовые салфетки и другие принадлежности – все в том же духе.
Шериф Хемрик сказал маме, что они не понадобятся, так как в эвакопункте уже развернута станция оказания первой помощи, но мама настояла.
– Несколько моих пациентов живут в Эбердине, – объяснила она.
Когда оказалось, что все, что она хочет взять с собой, в чемодан не влезает, мама выложила из него свою косметичку, оставив только зубную щетку, чтобы осталось больше места для того, что могло понадобиться больным.
Папа шел, отстав от нас с мамой на несколько шагов, одетый в джинсы и фланелевую рубашку. Одну руку он засунул в карман, а другой опирался на набалдашник своей палки. Свой ноутбук, тщательно завернутый в пластиковый пакет из супермаркета, он держал под мышкой. Перед тем как подойти к лодке, мама опустилась на колени, чтобы закатать его джинсы, но отец сделал ей знак, чтобы она от него отстала, видимо потому, что это ставило его в неловкое положение перед полицейскими. Дома мама частенько ухаживала за отцом и оказывала ему мелкие услуги, но, как видно, он не желал, чтобы это видели посторонние. Даже если из-за этого ему придется провести ночь в джинсах, промокших до самых колен.
К нам подошел волонтер и с извиняющимся видом пояснил:
– Если вы не сможете отыскать здесь три свободные раскладушки, стоящие рядом, не беда. Не беспокойтесь, сейчас дополнительные раскладушки устанавливают в классных комнатах. – И он махнул рукой в сторону коридора, где я увидела Ливая Хемрика, который стаскивал сложенные раскладушки со штабеля и, раскладывая каждую, передавал ее другому волонтеру, готовому унести ее, чтобы поставить на место, и прийти за следующей.
Мама кивнула и перевесила свою сумку с ноутбуком с одного плеча на другое.
– Думаю, нам надо найти для себя какой-нибудь уголок, – сказала она. – Предпочтительно рядом с электрической розеткой, чтобы я смогла закончить кое-какую работу. Вряд ли этой ночью мне придется много спать.
Отец показал рукой на другой штабель раскладушек, который еще один волонтер раскладывал у входа в кладовую для хранения спортинвентаря:
– Вы двое идите туда, а я схожу принесу нам кофе. – А потом, ни к кому конкретно не обращаясь, он громко заявил: – Надеюсь, кто-нибудь будет регулярно сообщать нам последнее новости. Вы не можете держать нас здесь взаперти и не информировать о том, что происходит в городе.
Я знаю, почему он это сказал. Плывя на лодке в спортзал, мы заметили что паводок не так уж и высок. Само собой, к самой реке мы не приближались, и нам было очевидно, что многие районы сильно затоплены. Но два или три раза мы оказывались в местах, где было так мелко, что лодка едва могла плыть. И каждый раз, когда она скребла днищем землю, отец рвал и метал, вне себя от злости. Точно так же он выступал на городских собраниях избирателей – этакий честный всезнайка, на все сто уверенный в своей правоте. Люди терпели его только по двум причинам: потому что он был Хьюитт и потому что все любили мою мать.
Несколько человек, стоявших рядом, повернули головы, чтобы услышать, что волонтер ответит на требование моего отца. Но тут девочка из девятого класса, которую я узнала, потому что видела ее в школе, оторвала голову от подушки и выразительным взглядом попросила отца замолчать. Она лежала на боку, прижавшись животом к спине своей младшей сестры и гладя малышку по голове, чтобы та успокоилась и заснула. Я перехватила ее взгляд, когда мы проходили мимо их раскладушки, и всем своим видом выразила, что прошу прощения. Вот тогда-то я и осознала весь ужас своего положения. Нет, я думала тогда не об опасности, которая угрожала нам всем, я думала о том, что все, кого я знала, окажутся этой ночью в одной комнате с моим отцом.
Были случаи, когда я невыносимо стеснялась своего отца, стеснялась так, как не стеснялась своего родителя ни одна из моих подруг. Может быть, их отцы слишком громко пели в церкви или, встречая их из школы, слишком настойчиво давили на клаксон, но этим все и ограничивалось. Мой отец же после того, как с ним произошел несчастный случай, стал в Эбердине человеком весьма известным. Я бы даже скорее сказала скандально известным. Счастье еще, что о его выходках и закидонах знали в основном
