Птицы небесные. 3-4 части - Монах Афонский

— Не пугай, отец Лазарь, смилуйся! Царица Небесная, продли его и наши годочки, дай нам еще Тебе помолиться и послужить, — взмолились истово монахини. — И наших батюшек сохрани и от антихриста убереги!

— А что отец Кирилл-то про этого антихриста говорит? — полюбопытствовал монах.

— Говорит, что тяжкие времена идут, каких раньше никто представить даже не мог. Начинают на товары штрихкоды вводить, потом всем номера дадут и поставят на руку и на лоб, — рассказал я то, что услышал от старца.

— Вот оно куда все идет-то, понятно. Держись Абхазии, отец Симон, как старцы держались. Здесь они и косточки свои сложили по горам-то Кавказским, — внушительно произнес старый молитвенник.

— Слушай, слушай его, батюшка, внимательно. Это он пророчество говорит! — подсказывали мне старушки.

— Не пророчество, болтуньи, а дело говорю! Правда, отче Симоне?

— Правда, отец Лазарь, — подтвердил я. — Все в жизни бывает, никто не ведает, где кому умирать, но, если Бог даст, хотелось бы в Абхазии жизнь закончить…

— В Абхазии, конечно, в Абхазии, и думать нечего! Другого такого места на свете не сыскать… Косточками русских подвижников все горы и даже моря освящены. Сколько мучеников дала Абхазия! Вон, в Сухуми топили монахов целыми баржами… — Монах устало закашлялся.

— Батюшка, благословите вместе с вами Акафист Иверской Матери Божией почитать на прощание, а отец Лазарь послушает! — попросили сестры…

На Псху мы спускались молча, растроганные встречей с отшельниками Бетаги.

В селе нас встретили родственники заболевшей молодой женщины.

— Отец Симон, не проходите мимо, наша Ксения тяжело заболела…

Я взглянул на своего спутника.

— Ну как, Евстафий, силы еще есть?

— Немного еще есть, батюшка.

В изголовье, на иконном столике рядом с больной, горело много свечей. В углу отблескивали иконы в дешевых киотах. По-видимому, нас давно ожидали. Кто-то известил этих людей о том, что мы поднимались на хутор Бетага. Больная очень страдала и жаловалась на сильные боли «где-то внутри». Родственники из деликатности вышли в сени.

— А фельдшера вызвали из Сухуми?

В моем вопросе прозвучала тревога.

— Вызвали, а погода-то нелетная, вертолет не смог прилететь… Вы, батюшка, насчет меня не волнуйтесь, Бог даст, все обойдется, — успокоила меня больная.

— Тогда, если можете, молитесь вместе с нами! — сказал я, расставляя на столике все необходимое для соборования.

— А как молиться, батюшка? Своими словами?

— Лучше читайте про себя Иисусову молитву, знаете ее?

В ответ на мой вопрос Ксения даже улыбнулась, несмотря на плохое самочувствие.

— Конечно знаю! Моя родня ведь вся, как здесь говорят, «имябожники».

На чтении канона, от усталости ли или же от проникновенных слов чинопоследования, я не выдержал и расплакался. Золотистый трепет самодельных свечей умилительно освещал старинные иконы, от которых в комнате распространялся такой покой, такая сладкая тишина, что мне показалось, будто это не мы соборуем больную, а через нее всех нас исцеляет Христос Своей горячей врачующей благодатью. Инок Евстафий тоже украдкой вытирал слезы, бегущие по его щекам, пряча в смятый платок красный от слез нос. Еще до окончания помазывания елеем у нашей больной наступил перелом в болезни.

— Слава Тебе, Боже! Мне так полегчало, батюшка. Может, я сейчас даже встану, — неожиданно сказала больная Ксения.

Я испугался:

— Лежите, лежите, прошу вас! Завтра встанете… Вам нужно отлежаться. А утром мы зайдем, проведаем вас.

Она подчинилась моей просьбе.

— Спаси вас Господь, батюшка, и отца Евстафия. Буду вас ждать…

Совершенно уставшие, мы с иноком переночевали в церковном доме. Утром я постучался в окно дома, где жила наша больная. К моему удивлению, дверь открыла она сама.

— Уже хожу, отец Симон, все прошло. Болезнь как рукой сняло. Я вам с отцом Евстафием очень благодарна. Возьмите деньги… — Она протянула деньги, завернутые в платок.

— Нет, такие подарки мы не берем. Давно уже в селе об этом объявили, — строго отказался я.

— А можно я у вас всегда буду исповедоваться? — упрямо тряхнув головой, спросила Ксения.

— Я теперь редко прихожу на Псху, а вот отец Ксенофонт служит здесь, у него исповедуйтесь, — постарался я деликатнее объяснить свой отказ, не желая связывать себя обещаниями.

— Тогда моя мама вам хочет сделать подарок!

Ксения, обернувшись, крикнула в глубь дома:

— Мама, иди сюда…

Оттуда вышла пожилая женщина, торжественно обратившаяся ко мне:

— Дорогой отец Симон, спасибо вам за помощь моей дочери! вообще-то, мы давно уже хотели подарить вам кое-что, но случай не представлялся. А теперь Сам Бог привел вас в наш дом. Пройдемте со мной!

Мы с иноком вошли за ней в дальнюю комнату, где хозяйка указала нам на большую икону, в толстой раме под стеклом, стоящую на столе. На ней было изображено Распятие Господне с предстоящими Богородицей и Иоанном Богословом.

— Эту икону мы передаем для вашей церкви на Решевей. Она досталась нам от прежних монахов, на обратной стороне даже надписи есть.

Взглянув на обратную сторону, я прочитал имена монахов и дату — 1920 год. Приподняв икону в руках, я почувствовал, что будет тяжело нести ее по тропе.

— Пожалуй, я ее не дотащу, очень тяжелая…

— Я возьму, отче. — Инок взял икону мускулистыми руками и затем вновь поставил ее на стол. — Нет, правда тяжело… Нужно на лошади везти!

От всей души я поблагодарил хозяев за подаренную икону, и мы с иноком отправились к пчеловоду. Он, как всегда безотказно, вывел для нас коня из конюшни.

— Вам верующие люди еще мешок сухарей насушили. Да вот крупы еще пожертвовали. Берите, берите! — запротестовал он, видя, что мы хотим отказаться. — Вы же не на себе, на лошадке повезете.

— А как сестры поживают, Василий Николаевич? — спросил я.

— Сестры у нас хорошие, живут неплохо, не бедствуют, в огороде возятся. На службы ходят. Мы им понемножку продуктами помогаем. Только их сейчас нету, в Сухуми зачем-то подались. Должно быть, скоро прилетят. Ваня уже прибежал бы, если бы узнал, что вы здесь…

Мы упаковали у Ксении икону в несколько мешков, обернув ее старым одеялом, и закрепили на седле. По бокам привязали мешок с сухарями и крупой. Провожая нас, молодая женщина спросила меня, стесняясь:

— Батюшка, мне очень хочется монахиней стать. Как это сделать, подскажите!

— Ксения, для такого дела нужно как следует помолиться. И если ваше решение серьезное, Бог все устроит…

Через год она приняла монашеский постриг от иеромонаха Ксенофонта.

Разбрызгивая лужи по дороге, мы, счастливые, двинулись неторопливо через село, ведя лошадь под уздцы. Но неожиданности только подстерегали нас.

Воскресшая душа моя, хвали Господа со скорбной земли сей, дабы впоследствии восхвалять Его непрестанно в вышних. Как Христос взошел на Небеса и воссел одесную Отца, объедини, самосущный Отче, всецело дух мой с жизнью Возлюбленного Христа. Наполнись вечной жизнью, сердце мое, ибо наполнение пустым миром не имеет в себе никакой жизни. Стань единой, душа моя, с жизнетворной и оживляющей святостью Божественной благодати, воскресни до последнего предела ум мой, и весь превратись в прозорливые очи Небесной мудрости, чтобы всегда и всюду зреть в совершенстве Бога, Всего во всем.

МИНЫ

Без Тебя, Боже мой, не нужен мне этот воздух земной, отравленный и ядовитый, и нисколько не нужен даже воздух Небес, где обитают Ангелы, если я не зрю Тебя всецело в сокровенных недрах духа моего. Без Тебя, Иисусе, не знаю, есть ли кто иной, более страдающий, чем я, грешный сын земли сей? А с Тобою, Сладчайший Христе мой, не ведаю, есть ли кто-либо более блаженный, чем я, неведомо как сподобившийся неизреченной милости Твоей. Оживи меня, Спасе мой, всецело и всесовершенно, ибо если тело мое, ум мой или сердце останутся хотя бы единой частью своей мертвыми, то как воскресшему духу пребывать в них? Ты — святость, Ты — источник жизни моей, в руки Твои полностью и безраздельно предаю все, что я считал до этого времени своим: тело, чувства, ум, сердце и дух мой, — освяти их истиною Твоею!

Когда мы проходили мимо сельсовета, нас остановил новый глава Псху, худощавый высокий мужчина лет сорока пяти, имевший поддержку у абхазов.

— Эй, эй, Георгий, постой-ка минуточку! Ты мне три месяца назад обещал паспортные данные представить, где они? Хочешь, чтобы я тебя законом прижал? — грозно накинулся он на инока. Тот с усилием сдержал свой гнев:

— Некогда было, Зиновий. В следующий раз принесу…

— Я тебя выгоню отсюда к… — Председатель выругался, не обращая внимания на то, что рядом священник. Евстафий набычился. Его скуластое лицо подернулось бледностью.