Разрушители плотин (в сокращении) - Роберт Рэдклиф

— Для этого потребовалась колоссальная гидродинамическая энергия, — негромко произнес рядом чей-то голос. Питер поднял глаза и увидел молодого ассистента Хольцмана. — Взрыв снес тридцать килотонн армированной кладки. Для этого нужно было очень точно сбросить чрезвычайно мощный заряд. Ваша атака была гениальна, герр лейтенант, и спланировавший ее ученый — тоже гений. Я бы с удовольствием с ним познакомился.

— Приезжайте в Англию. Устроим.

— Я собирался учиться в Лондоне. Но началась война.

— Понятно.

— Столько страданий. Столько крови. Какой ужас.

— Да.

Юноша настороженно огляделся.

— Не доверяйте словам герра Хольцмана, герр лейтенант.

— Почему?

— Потому что — да, плотину восстановят в указанные сроки. Но ущерб куда серьезнее. Поперечные трещины, оставленные другой бомбой, ослабление несущей конструкции — запустить ее на полную мощность можно будет только через несколько лет. А сопряженный ущерб еще существеннее. Уничтожены четыре электростанции, многие заводы остановлены, разрушены автомобильные и железнодорожные мосты — я уж не говорю о нарушении водоснабжения. И это только здесь, в Эдере.

Когда они вернулись в машину, Кессель выглядел довольным.

— Ну, Питер, полагаю, поездка оказалась небезполезной. Теперь вы знаете, что ваша операция была бессмысленной — вы не лишили нас воды, не лишили электроэнергии, не лишили возможности производить оружие. Итак, теперь вы с охранником вернетесь в Дортмунд, а завтра мы продолжим наши беседы.

— А вы куда-то уезжаете, майор?

— У меня назначены кое-какие встречи в Хамме, так что я довезу вас до железнодорожной станции. Вы с охранником вернетесь в Дортмунд на поезде. Пожалуйста, будьте паинькой.

Но Питер никогда не был паинькой. Поезд едва полз — рельсы были повреждены во время затопления. Тоже его вина. Всюду лежал туман, вскоре стало темнеть.

— Toiletten, bitte, — сипло прошептал Питер, обращаясь к охраннику, который сделал вид, что не слышит. — Toiletten! — повторил Питер, гримасничая и хватаясь за живот.

Охранник, ворча, повел его в кабинку.

— Fünf Minuten! — предупредил он, растопырив пятерню.

Этого хватило. Пол в туалете был деревянный и почти сгнил. Питер мгновенно сорвал унитаз, еще через минуту-другую расширил щель под ним настолько, чтобы в нее протиснуться. Не раздумывая свесил ноги в проем и спрыгнул на рельсы.

Глава 12

Но мы в Блайти ничего, конечно, про это не знали, размышлял Кредо и, переворачивая страницы документов, вспоминал те горькие дни, когда ничего еще не было известно о выживших из экипажа «Вики»… Питеру предстояли долгие месяцы жизни во вражеском тылу. Месяцы, когда он будет перепрыгивать с поезда на поезд, садиться в автобусы и переплывать реки, одеваться бродягой, рабочим, даже раненым немецким солдатом. Месяцы, по ходу которых он изменится и возмужает, приобретет новые знания, откажется от прежних привычек, научится скрытности и хитрости, терпению и осторожности, научится добывать пропитание, жить впроголодь и выживать, научится убивать голыми руками — но ни на миг не утратит стремления вернуться домой, к любимой.

Осенним утром, через много недель после побега из поезда, Питер проснулся на ферме в Гаскони и увидел на юге, у горизонта, заснеженные горные вершины.

— Пиренеи, — сказал фермер. — На той стороне уже Испания.

— Скоро я там окажусь? — спросил Питер.

— Тебе придется научиться терпению, а еще — жить и работать с «маки», — ответил фермер: речь шла об участниках Сопротивления, скрывавшихся в здешних горах. — Потом, в подходящий момент, они переправят тебя в безопасное место.

Питер ушел в горы и стал партизаном.

Как я уже сказал, мы об этом узнали только через много месяцев. Нам было известно только одно — он пропал без вести, возможно, погиб. Это осложняло положение Тесс, которое делалось все более невыносимым. Питер был не только ее другом и союзником, он был главным свидетелем в разыгравшейся драме, без него ей почти нечего было сказать в свою защиту.

Ситуация выглядела безнадежной, но потом, в самый отчаянный момент, судьба взяла дело в свои руки и подкинула нам небольшой, но ценный подарок. Он принял форму письма от миссис Барклай из Стаффордширского совета — я связывался с ней, когда разыскивал дочку Тесс. Миссис Барклай написала, что к ней приходила приемная мать девочки, Джун Гроувз. Как-то раз, в парке, Джун встретила очень расстроенную молодую женщину и нечто — интуиция или сострадание — сказало ей, что женщина пришла туда специально, повидать ее и ее дочь Пегги. Нечто подсказывало ей, что эта женщина и есть настоящая мать Пегги.

Короче говоря, Джун Гроувз заявила, что не возражает, если Тесс приедет еще и они познакомятся поближе. То был благороднейший порыв и именно та поддержка, в которой Тесс так нуждалась. Я приехал в Линкольн с этими новостями и по благодарным слезам Тесс понял, что в ней возрождается воля к жизни.

А в семействе Кредо тоже произошло немало событий. Начнем с самого важного — в июле мы с Хлоей поженились, свадьба была в субботу и вышла совершенно роскошной, несмотря на скудное угощение — продукты выдавали по карточкам. Друзья и родные явились в полном составе, а кроме того — Чарльз Уитворт и несколько моих товарищей по 617-й эскадрилье, в том числе Лес Найт и Джеф Райс.

Хлоя была прекрасна и ослепительна в великолепном атласном платье, взятом на время у двоюродной сестры. Я стоял с ней рядом у алтаря, и в жилы как бы вливалась новая жизнь — я никогда еще не был так счастлив. Спасибо тебе, повторял я ей после, спасибо за все. Родом она была из Саффолка, так что медовый месяц мы провели там, в снятом домике, и целую идиллическую неделю сидели в шезлонгах у моря и осматривали окрестности.

После медового месяца меня должны были снова положить в Ист-Гринстед, на пластическую операцию. Однако не зависящие от меня обстоятельства заставили ее отложить. Был назначен день суда над Тесс Мюррей, пришлось бросить все силы на это. Почти все дни я проводил у ее адвоката в Лондоне, мы вместе готовили материалы для защиты.

Важнейшим для нас фактом было то, что Мюррей применял к жене физическое насилие — мы это знали, но не могли доказать. Были лишь доказательства, что он пил, часто лез в драку и совершал мелкие правонарушения, например торговал контрабандой. Все это — не оправдания для убийцы, но лучше, чем ничего. Однако самым важным аргументом могло стать составленное мною досье. То, которое лежало в архивах в штабе разведуправления ВВС.

Я поручил Хлое «позаимствовать» его. Чтобы можно было снять копию. Именно об этом я и просил ее по телефону в тот день, когда сделал ей предложение, — а потом она собиралась уволиться со службы, да и правильно, в разведке не слишком жалуют сотрудников, которые выкрадывают бумаги. Однако «операция» прошла гладко, а через пару дней мы вернули досье на место.

Пока мы делали копии, адвокат Тесс занимался прошлым Мюррея и обнаружил несколько любопытных деталей — что он был судим за кражи и драки, что у него имелась бывшая жена, с которой он забыл развестись, когда в 1936 году бежал из Ирландии, оставив за собой хвост неоплаченных долгов. Мы быстро разыскали эту женщину, и она — что было крайне важно — согласилась дать показания, что Мюррей неоднократно ее избивал.

Ее показания плюс показания Тесс и свидетельство о частичной невменяемости в момент совершения преступления должны были убедить суд, что она совершила преступление в целях самозащиты, и тем самым спасти ее от высшей меры. Но у меня была в запасе еще одна карта, и вот одним дождливым июльским вечером я договорился о встрече с Арнотом. Чтобы разыграть ее.

Последний раз мы с ним виделись в Скэмптоне, в день королевского визита. Арнот не растерял своего очарования.

— Ах, Кредо! — воскликнул он, когда я вошел в переполненный бар. — Вот и ты, старый зануда. Ну и погодка нынче, а? Дай-ка я возьму тебе выпить. — Глянув на пустые стаканы, я понял, что сам он в этом смысле уже немало продвинулся. Оно и к лучшему. Я позволил угостить себя пивом и предложил перебраться за столик в углу.

— Зачем? — вытаращился он. — Опять за старое?

В определенном смысле так оно и было, правда, он не сразу это понял.

Я объяснил все очень спокойно. Постепенно он понял суть. И как понял, быстро протрезвел.

— Какого черта… — прошипел он, когда я достал из портфеля копию досье. — Откуда ты его выковырял?

— В основном — из собственной памяти. Я сел, мысленно его перелистал и написал заново. А еще — из заранее снятых копий.

— Так закопай все это обратно. Речь идет о сверхсекретной информации. Обладать ею ты не можешь. Пользоваться — тем более. Уж всяко не в суде, Кредо. Я тебе уже об этом говорил.