Исторические предпосылки создания спецназа, 1701-1941 гг. [том 1] - Сергей Козлов

иконы...

Через несколько дней начальник штаба 1-й Западной армии генерал-майор Ермолов докладывал Главнокомандующему Кутузову о странном офицере, вызвавшемся проникнуть в захваченную французами столицу и убить Наполеона.

— Он не сумасшедший? — спросил Кутузов.

— Как Вам угодно будет приказать, — ответил Ермолов.

— Христос с ним, — подумав, сказал старый фельдмаршал. — Пусть возьмет восьмерых казаков и идет в Москву».

Разведчик-диверсант с частичной легализацией

Вскоре в Москве взлетел на воздух пороховой склад. «Меня разбудил сильный толчок, — вспоминал французский офицер Шевелье д’Изарн, — и в то же самое мгновение вся Москва пришла в ужас от самого страшного взрыва, какой только себе можно представить. Разбитые окна, крики женщин, всеобщий испуг, невозможность найти убежище, страх быть раздавленным падающими домами — все это распространило повсюду ужас. Я приготовился к новым взрывам, и действительно, почти через полчаса последовали два новых удара, но уже слабее первого, затем в меньшие промежутки было еще три взрыва, и этим все кончилось».

Убить Наполеона не удалось: того хорошо охраняли солдаты Старой гвардии. У Спасских ворот Фигнер, переодетый нищим, был схвачен и допрошен. Выручили его чрезвычайное самообладание и незаурядный дар перевоплощения: он притворился сумасшедшим и был отпущен.

Оставив мысль о покушении на французского императора, Фигнер решил превратить жизнь врагов в захваченной столице в ад. Кем только он не был: и барином, одетым с иголочки, и бродягой с котомкой за плечами, и истопником, и денщиком.

Однажды французскому генералу, желающему побриться, порекомендовали весьма искусного парикмахера — поэта своего дела. Парикмахер усадил генерала перед зеркалом, густо намылил щеки и в два счета побрил отлично отточенной бритвой. Генерал полез в карман за деньгами, но цирюльник и не думал прощаться: приставил к горлу клиента холодно сверкающее лезвие и приказал подробно изложить план предстоящей операции...

В первых числах октября Александр Фигнер, переодетый наполеоновским офицером, съездил в село Вороново, где располагалась штаб-квартира Мюрата. Обругав часового, потребовавшего назвать пароль, он спокойно проследовал в неприятельский лагерь, осмотрел укрепления, выведал диспозицию и благополучно вернулся к своим. 4 октября на стол Кутузову легло донесение с подробнейшим описанием расположения вражеских войск и с указанием наилучших направлений атаки.

На коммуникациях противника

Получив в свое подчинение около 600 кавалеристов и казаков, Фигнер начал партизанские действия. О результатах его отряда свидетельствует журнал военных действий:

«[Сентября] 24 Артиллерии Штабс-Капитан Фигнер со вверенным ему отрядом истребил у неприятеля в окрестностях Москвы все продовольствие; положил на месте до 400 человек, бывших в селах, лежащих между Тульскою и Звенигородскою дорогами; взорвал парк на Можайской дороге; привел в совершенную негодность 6 батарейных орудий, потопив оные в болоте; взорвал на воздух 18 [зарядных] ящиков, принадлежащих к орудиям; причем взято в плен 1 Полковник, 4 Офицера и 58 рядовых и положено на месте немалое число.

[Сентября] 29 числа.

Артиллерии Капитан Фигнер находится между большою неприятельскою армиею и ее авангардом. В течение двух дней доставил он пленных 4 Офицера и до 200 рядовых.

Октября 4. Артиллерии Капитан Фигнер, который с обыкновенною его отважностью находится весьма в самой близи к неприятелю, доносит, что вчерашнего числа взято им 40 артиллеристов и 2 Офицера.

Артиллерии Капитан Фигнер от 8 Октября доносит, что в последнюю его экспедицию взято в плен 5 Офицеров, 345 рядовых; убито 6 Офицеров и до 360 нижних чинов. Часть пленных положила оружие при селе Каменном, другая часть взята при рекогносцировании авангарда и, наконец, остальные в селе Плескове. В сем последнем месте неприятель, в числе 300 человек, прикрывал большие заготовления про-

вианта в зерне и три тысячи четвертей муки, смолотой тамошнею мельницею. Капитан Фигнер все сие вместе с мельницею предал огню, равно как и множество ржи и фуража в окрестных деревнях, куда фуражиры из неприятельской армии, не взирая на голод, в оной свирепствующий, допускаемы не были. По мере накопления большого количества муки вся она отправлялась в Москву. Неприятель, предпринявший защищаться, потерял половину убитыми, в числе коих 5 Офицеров. От чрезвычайного голода, неприятель рассеясь большими партиями, ищет скрывающихся по лесам крестьян и, отнимая сначала их имущества, лишает их потом жизни. Капитан Фигнер всех таковых встречавшихся ему злодеев истреблял. Урон с нашей стороны во всю сию экспедицию состоит в 2 убитых, ранены Штабс-Ротмистр Ковалевский и 5 рядовых; убитых лошадей хотя и было до 30, но все они заменены взятыми у неприятеля».

Александр Самойлович действовал в высшей степени изобретательно, проявляя незаурядное хладнокровие и артистизм: «Один раз, — повествует очевидец и сподвижник Фигнера, — переодевшись французским кирасиром, в белой шинели, привел он свой отряд в лес, приказал людям слезть с коней и молчать, а сам выехал на просеку, вдоль которой пролегала большая дорога, и остановился в тени у опушки леса. Вскоре раздался топот лошадей, говор солдат, и показались по дороге французские кирасиры в колонне по шести. Дав пройти трем эскадронам и, вероятно, уже будучи замечен неприятелями, Фигнер сам сделал оклик: «Qui vive!» Тогда один из офицеров, ехавший на фланге кирасир, отделился от эскадрона и подъехал к нашему партизану, который, обменявшись с ним несколькими словами, повернул лошадь и возвратился к своим. Пройдя с отрядом по указанию крестьян, служивших проводниками, довольно большое пространство заглохшими тропинками, Фигнер опять оставил своих партизанов в лесу с приказанием слезть с лошадей и отдыхать до его возвращения; сам же он, вызвав ехать с собой двух офицеров польского уланского полка, мундир которых подходил к одежде польских улан, служивших в наполеоновской армии, приказал одному из них, говорившему кое-как по-французски, в случае встречи с неприятелями, отвечать и за себя, и за товарища своего, вовсе не знавшего иностранных языков, затем все трое, выехав из леса, увидели верстах в двух от себя, на открытом пространстве, кругом села довольно обширный лагерь французов. «Поедем к ним!..» — сказал Фигнер и вместе со своими товарищами маленькой рысцой подъехал к лагерю так беззаботно, что часовым даже не пришло в голову остановить его. Приближаясь к кирасирскому полку, проходившему ночью мимо его отряда, Фигнер обратился к стоявшим вместе двум офицерам, пожелал им доброго утра и вступил с ними в продолжительную беседу, между тем как офицеры его, разговаривая поневоле с обступившими их кирасирами, отчаивались в своем спасении. Наконец он распрощался с неожиданными знакомыми, повернул лошадь назад и отъехал несколько шагов, но вдруг опять возвратился к французским офицерам, сделал им несколько вопросов и хладнокровно отправился

в лес к своему отряду». В другой раз Фигнер, взяв с собой поручика Сумского гусарского полка Орлова, отправился с ним, надев французские мундиры, в главную квартиру командовавшего авангардом французской армии Мюрата. «Пробравшись незаметно через цепь ведетов, Фигнер подъехал к мосту на речке, прикрывавшей неприятельские биваки. Пехотный часовой, стоявший на мосту, встретил его окликом: «Qui vive?» — и потребовал отзыв; но Фигнер, вместо отзыва, которого, разумеется, не знал, разругал часового за неправильную будто бы формальность в отношении к рунду, поверяющему посты. Часовой, совсем сбившийся с толку, пропустил обоих партизанов в лагерь, куда Фигнер явился как свой: подъезжал ко многим кострам, говорил весьма хладнокровно с офицерами и, узнав все, что было ему нужно, возвратился к мосту. Там снова сделал наставление знакомому часовому, чтобы он не осмеливался останавливать рундов, переехал через мост и сначала пробирался шагом, а потом, приблизясь к цепи ведетов, промчался через нее вместе с Орловым под пулями и возвратился к отряду».

Действия Фигнера поражали дерзостью и бесстрашием. Про его удаль и отвагу ходили рассказы, которые можно было бы счесть за легендарные, если бы про его подвиги не рассказывали очевидцы и участники, как, например, служивший под начальством Фигнера и Сеславина офицер поляк Бискупский. «Быть в опасности, искать самых рискованных приключений вошло как-то в обиход знаменитого партизана и выходило у него само собой, даже без особой рисовки, хотя и похвалиться своей удалью Фигнер был охотник. Любимой его проделкой было забираться переодетым в места стоянки французов и там выспрашивать и выведывать все нужное ему. Это он называл предпринять «странствие». В эти одиночные поиски он отправлялся, опираясь на толстую палку, в которой лишь при тщательном осмотре можно было узнать духовое ружье. Став у какого-нибудь моста или плотины, там, где пролегал путь следования неприятеля, переодетый крестьянином или нищим, Фигнер низко кланялся каждому офицеру, угощал солдат табаком и меж тем считал и запоминал количество прошедших батальонов, эскадронов и орудий. Особенно он любил втереться в доверие к отдельным французам, завлечь их под разными предлогами подальше в сторону и там пустить в ход свое духовое ружье».