Смута. Том 1 - Ник Перумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Благодарю, товарищ Лев, – слегка поклонился Благоев. Вышел не на кафедру, как Ульянов, но к самому краю толпы, заложил руки за спину и, казалось, даже сделался выше. – Товарищи, буду краток. Мы, только что родившаяся Советская Россия, окружены врагами, окружены буржуазными державами, а они, конечно же, сделают всё, чтобы уничтожить нас, чтобы их собственные рабочие и крестьяне не восстали бы, вдохновлённые нашим примером. Поэтому, пока мировая революция не победила, нам, молодой советской стране, нужна будет своя собственная армия. Конечно, совершенно не такая, как старая, царская. Не будет больше золотопогонного офицерья, исчезли «благородия» с «превосходительствами». В траншеях под вражеским огнём все равны, уж я-то знаю, довелось сражаться на Балканах. Поэтому отличия будут по должности – командир взвода, роты, батальона, полка, и так далее. Чётко и понятно – комвзвода, комроты, комбат, комполка, комбриг, комкор, командарм – вы же всё поняли?
И каждый сможет занять место по способностям. Никакая «голубая кровь» отныне не поможет! Поэтому прямо здесь, после заседания, начнём запись в новую армию – Рабоче-крестьянскую Красную армию, сокращённо – РККА. Красную – потому что красный наш цвет, цвет нашей крови, пролитой борцами за свободу!..
Ещё одно дружное «ура!».
– И пусть вас не смущают германские войска и боевые корабли. Временное собрание договорилось с кайзером, заключило союз. Нам эти войска не враги; немецкие рабочие и крестьяне, одетые в солдатские шинели, совершенно не хотят стрелять в своих братьев по классу. Мы уже ведём с ними переговоры. Вскоре они покинут пределы нашего социалистического отечества. К себе домой они понесут семена наших великих идей; так не станем же чинить им препятствия! Немецкие солдаты помогли сбросить иго прогнившего самодержавия; скажем им спасибо за это. А самодержавие рухнуло, да, товарищи, – завтра мы опубликуем собственноручный манифест бывшего царя об отречении от престола. Временное собрание настолько погрязло в интригах и мелких сварах, что не смогло сделать даже этого.
Смех в зале.
Комиссар Жадов засмеялся тоже; однако губы Ирины Ивановны Шульц остались плотно сжатыми.
– Сейчас наши товарищи в Москве, Киеве, Варшаве, Нижнем, Казани, Астрахани и иных городах – вплоть до Владивостока! – берут власть в свои руки. И хотя контрреволюция, хотя старый мир, буржуи и помещики, озверевшее офицерьё ещё наверняка попытаются бросить нам вызов – у них ничего не выйдет. А карающая длань революции будет беспощадна!
Бурные аплодисменты. Долгие, несмолкающие, переходящие в овацию.
Ирина Ивановна хлопала со всеми вместе.
На следующий день и впрямь во всех газетах – которые уже мало чем отличались друг от друга – появился напечатанный аршинными буквами «Манифест об отречении от престола», причём опубликовали даже фотографии машинописного текста с размашистой подписью «бывшего царя» и каллиграфической – «бывшего министра двора».
А отряд комиссара Жадова, не теряя времени, занимал банки, выставлял охрану, «не допуская разбазаривания и расхищения принадлежащих трудовому народу ценностей». Денежное обращение пока что не отменялось, объявлено было, что «старые деньги» останутся в ходу, «пока не появятся новые, социалистические, советские дензнаки». Размен на золото был, само собой, прекращён.
Германские войска и в самом деле отходили из города, соблюдая полный порядок. По пути, в строгом же порядке, проводились das Beschlagnahme – то бишь конфискации содержимого богатых магазинов на центральных улицах, ещё остававшихся неразграбленными.
Из Русско-Азиатского коммерческого банка, что на Екатерининском канале неподалёку от Спаса на Крови, который охранял отряд Жадова, несколько деловитых молодых людей в кожаных куртках и вооружённых до зубов вынесли изрядную сумму в золотых империалах и полуимпериалах. Вместе с ними явилась целая делегация германских офицеров, коим эта сумма и была вручена – под роспись.
– Это что ж такое?! – не выдержал комиссар под неодобрительное ворчание своих бойцов. – Достояние трудового народа – а вы его немцам?! Кайзеру?
– Спокойнее, товарищ Жадов, – хладнокровно отозвался один из «кожаных» молодчиков. Был он росл, плечист, взгляд внимательный, цепкий. – Это в порядке интернациональной помощи. Германские товарищи нам очень помогли.
– Вы им контрибуцию платите, что ли? – не мог утихомириться Жадов. Ирина Ивановна положила руку ему на локоть.
– Какую ещё «контрибуцию», товарищ? Сказано же – интернациональная помощь! Благодаря германским добровольцам был свергнут кровавый царский режим!.. А Россия у нас богатая. Золота много, не обеднеем.
– А… – дёрнулся было Жадов, но Ирина Ивановна внезапно обняла его за плечи, проговорив сладким голоском негромко, но так, чтобы слышали явившиеся за золотом «товарищи»:
– Дорогой, не спорь. Так надо. Для блага революции.
– Верно, комиссар, твоя женщина говорит, – усмехнулся молодчик в коже. – Именно что «так надо». Для блага революции.
Михаил Жадов мрачно молчал.
Немецкие офицеры и сопровождавшие их отбыли восвояси, а комиссар резко повернулся к Ирине Ивановне:
– Товарищ Ирина… – Взгляд его вспыхнул радостью.
– Товарищ Михаил! – Его не успевшее начаться излияние прервало выразительное постукивание ботика. – Место и время боя надо выбирать с умом, а не бросаться грудью на пулемёты, как вы сейчас. Это же явно люди самого Благоева; тут и впрямь большая политика. Немцы нам помогли. И слава Богу, что можно им дать в зубы сколько-то золота и они – жадные, алчные типы! – в него вцепятся и уйдут. Когда поймут, как мы их провели, спохватятся, да поздно будет.
Комиссар заметно увял.
– Мне нужно было вас остановить, – уже мягче сказала Ирина Ивановна. – Простите, что пришлось… вот так вот. Но иначе, боюсь, вы бы меня не послушались.
Жадов вздохнул. Потом встряхнулся, сообразив, что на них пялится изрядная часть отряда.
– Ну, чего встали, товарищи пролетарии? – рыкнул он. – Все ячейки богатеев в хранилище уже вскрыты?
Бойцы задвигались, но как-то смущённо.
– Дык, товарищ комиссар… у вас-то лучше всех получалось!
Товарищ комиссар хмыкнул.
– Эх, босота безрукая! Ну как вот с вами мировую революцию вершить?.. Ничего без меня не могут!
– А почему именно без вас, товарищ Михаил?
– Так ведь я, товарищ Ирина, был слесарем, мастером-станочником. Ну, как «был», и есть, само собой. Слесарь-инструментальщик, высшая категория, Путиловский завод. Вот потому-то я эти ячейки вскрыть могу, а бойцы мои – нет. Они, конечно, хорошие, и за дело революции умрут не дрогнув, но вот с квалификацией у них не очень, признаю. Не давало им прогнившее самодержавие образования…
– Тогда идёмте, – твёрдо сказала Ирина Ивановна, – опись будем составлять. Чтобы ни одна побрякушка не пропала! Всё должно послужить великому делу освобождения рабочего класса!
Михаил помолчал, потёр переносицу, замялся, словно собираясь с духом.
– Вот поистине, товарищ Ирина, как попы б сказали – сам Бог
