Отдельный 31-й пехотный - Виталий Абанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда-то давно моя мама научила меня исцелять людей. — девушка наконец поворачивается ко мне, и я тону в омуте ее черных, бездонных глаз. Словно бы в безлунной ночи вдруг зажглись две звезды, притягивающие к себе взгляд. Среди миров, в сиянии светил, одной звезды я повторяю имя… не потому, что от нее светло, а потому, что мне темно с другими… — всплывают в голове строчки стихотворения. Именно так, в ее глазах можно утонуть и не вернуться, никогда.
— Впрочем… я никогда не была послушной девочкой… так что, наверное, сделала что-то не так… — она легким движением сбрасывает нарезанную морковь в котел с свиной головой и ставит доску обратно на стол. У нее есть стол! Каменный, но все же… я оглядываюсь вокруг. Небольшая пещера, светло-зеленые стены, в стене — ниши, в нишах стоят книги, вазы, какие-то ларцы, сундучки, над потолком — протянуты веревки, на них висят сушенные травы. На столе, рядом с деревянной доской — стоит яшмовая ступка и пестик, в таких толкут травы деревенские знахари. Тут же, на стене — деревянная доска, куда воткнуты несколько ножей-топориков Цань Дао. Пол… пол пещеры покрыт мхом и я только сейчас замечаю, что хозяйка — босая. Дым от очага уходит куда-то вверх, к потолку, поднимается выше веревочек, на которых висят пучки сухой травы и исчезает где-то там…
— Посмотри, все ли у тебя на месте — советует хозяйка, взяв со стола чайник из светло-зеленого камня с вырезанным на боку изображением дракона: — а то я могла и напутать. Ты же мальчик, верно? У тебя должны быть все эти причиндалы… нефритовый стержень и прочее…
— На месте — отвечаю я, сдерживая первый порыв снова откинуть одеяло и убедиться в наличии «нефритового стержня» и прочего. Говорят, что мужчины, приходя в себя после аварии — первым дело за причиндалы хватаются. Если это в самом деле так, то меня сейчас подкололи прямо в точку.
— А ты бука, сладенький — отзывается она, наливая ароматную жидкость в две маленьких чашки: — а ведь я спасла тебе жизнь. Как говорят в Хань — если ты спас кому-то жизнь, то теперь несешь кармическую ответственность за все, что этот человек сделает в этой жизни — хорошее и плохое.
— Прошу меня простить, я и в самом деле был невежлив. — отвечаю я очаровательной хозяйке, сев на кровати и свесив вниз ноги. Впрочем, одеяло еще осталось закрывать мои бедра… хотя бы потому что на мне больше ничего не было. С моей стороны было глупо стесняться, потому что если то, что говорит хозяйка — верно, то она видела меня не только голым, но и без кожи… как там — «Но простите, Азазелло, что я голая! Азазелло просил не беспокоиться, уверял, что он видел не только голых женщин, но даже женщин с начисто содранной кожей»,…
— Тем не менее, приношу свои извинения и хотел бы отметить, что вы сегодня просто очаровательны — говорю я, включая Уварова на всю мощь. Уж кто-кто не потеряется, даже очнувшись в загадочной пещере с таинственной незнакомкой, так это Уваров. Потому что гусары не умеют теряться, они умеют находиться. Во всех смыслах.
— О! А ты шалунишка, дорогой. Впрочем… тебе идет. Удивительно, насколько меняет людей сдирание кожи… — задумчиво произносит хозяйка и ставит поднос с чайником и чашками на столик у кровати: — а вот и чай. Он, конечно, не такой янтарный, как пьет Гуанинь в своем Небесном Дворце, но для Забайкалья — вполне пойдет. Народ тут невзыскательный.
— Благодарю за гостеприимство и оказанную помощь. — отвечаю я, принимая чашку с ароматным чаем: — и то и другое пришлось как нельзя кстати. Я у вас в долгу.
— Приятно видеть, как настолько молодой человек разбирается в вопросах чести и долга — наклоняет голову она: — пей. Это настоящий чай из лепестков Небесного Персика. Я лично собирала лепестки вот этими вот руками — она изящно изгибает запястье и на секунду я забываю обо всем, любуясь на эти изгибы, на ее молочно-белую кожу…
Аромат чай вдруг дает в голову, и она начинает кружится. Я хватаюсь за кровать, пытаясь удержаться, чай из чашки выплескивается на колени…
— Тихо, тихо… — хозяйка вынимает чашку из моей ослабшей руки: — наверное ты еще не готов пить такой чай. Он слишком крепкий. Тогда… подожди бульона. Он точно поставит тебя на ноги.
— Спасибо — наклоняю голову я. От одного вдоха над чашкой моя голова прояснилась и заработала с удвоенной силой. Уже новым взглядом, ясным, четким — я оцениваю обстановку. Что тут не так? Да все. Легче перечислить что так, чем что не так. Пещера, например. Разведи огонь в обычной пещере, и вы либо задохнетесь от дыма, либо будете сидеть со слезящимися глазами, никакого дымохода тут нет. Стены из светло-зеленого камня. Нефрит? Или как его зовут в Хань — яшма, Императорский камень. Кожа на месте — как возможно ее вернуть? Именно вернуть, а не вырастить новую, я помню шрамы на руках, юность у гвардии лейтенанта была бурная. И хозяйка… слишком красивая для смертной девушки, ее кожа — она словно светиться изнутри белым, молочно-лунным сиянием. Я перевожу взгляд на покрытый черной сажей котелок, в котором варится свиная голова. Хоть тут ничего необычного… хотя… по моей спине вдруг бегут мурашки, каждая величиной с крупную крысу, бегут, потому что свиная голова, которая показалась из котла — внезапно по-дружески подмигивает мне!
— Тихо, дорогой. — хозяйка оказывается совсем рядом: — не надо переживать. Тебе сейчас нелегко. Тяжело на сердце?
— И в час когда на сердце тяжело — я у нее одной ищу ответа — пересохшими губами шепчу я: — не потому, что от нее светло… а потому что с ней — не надо света…
— Как романтично… а ты знаешь, как понравиться девушке… — ее глаза совсем близко, и я чувствую ее дыхание на своем лице. Дыхание теплое и пахнет… персиками?
— Ты очень мягкая. И теплая… — сообщаю я таинственной хозяйке, которая уже оседлала меня и как-то незаметно — скинула свой шелковый халатик. Под халатиком у нее оказалась девичья грудь, небольшая, только чтобы поместилась в ладонь, небольшие аккуратные сосочки… шелковая ткань падает вниз, открывая взгляду все больше.
— Я думала ты хоть поешь перед этим… — улыбается она: — боже, ты такой нетерпеливый… я бы хотела поговорить с тобой чуточку подольше…
— Поговорить мы можем и потом — отвечаю я, и моя рука находит ее упругую плоть. Она запрокидывает голову и издает едва слышный стон. Мужчины, думает моя рациональная часть, она же явно не человек, Уваров, она — опасна, она — или колдунья или дух местности или бог знает что еще и определенно не стоит ничего совать в нее, это же как заняться сексом с мясорубкой, но… если бы у мясорубки было такое тело…
— Потом у нас уже не будет — говорит она: — а… к черту… иди сюда…
И я подчиняюсь этой команде.
Спустя некоторое время мы с хозяйкой лежим на медвежьих шкурах совершенно голые, покрытые легкой испариной, я гляжу вверх, туда, где под потолком пещеры в никуда пропадает дым от очага. В голове у меня плавает ленивая мысль о том, что день удался. Сперва сняли кожу с живого, потом — вернули кожу на место, потом — секс. Много секса. Кстати, даже сама полковник Мещерская не могла бы похвастаться такой выносливостью, такой страстью и умением принимать… хм… такие позы. Однако в конце концов хозяйка пещеры утомилась и уснула, закинув на меня ногу. Поглаживая эту самую ногу, я задумываюсь о том факте, что я даже не знаю, как ее зовут. Говорит ли это что-либо о моем моральном облике? Наверняка. Хм, впрочем, широкая общественность о моем моральном облике уже осведомлена в достаточно мере, чтобы понимать, что само это понятие тут не применимо.
С другой стороны — ладно имя. Черт с ним, с именем. Только что я оттрахал не просто незнакомку, а… кого? Я не знаю человек ли это в принципе, хотя тот факт, что ее можно оттрахать — радует. Если она представитель инопланетного разума или божественного начала — тот этот факт говорит о том, что наши цивилизации могут сотрудничать. Пусть и только в постели — это уже хорошо. Так сказать, первый контакт через секс. То-то зеленые человечки бы удивились… прилетели к нам в своих тарелочках, а их прямо на этих тарелках и… а может быть потому никто
