Идолы прячутся в джунглях - Валерий Гуляев

Много споров в ученых кругах вызвала находка большой нефритовой статуи из Лас-Лимас, Веракрус. Она изображает сидящего жреца или правителя, который держит на руках тело столь любимого ольмеками божества — ребенка-ягуара. Лоб и щеки главного персонажа украшены сложным резным орнаментом, тоже воспроизводящим, вероятно, татуировку. Статую случайно нашли дети, игравшие в лесу. Но никаких следов пребывания древнего человека на месте находки обнаружено не было. Ни малейшего обломка керамики. Ни уголька или горсти золы от священных костров. Казалось, нефритовый истукан сам вынырнул из глубины земли, да так и остался наверху охранять покой лесной чащи. Кто и когда поставил его здесь? С какой целью? Майкл Ко поспешил зачислить скульптуру из Лас-Лимас в число древнейших ольмекских изваяний. Но мексиканский археолог Медельин Сениль был более осторожен в своих оценках. Он полагал, что нефритовую статую сделали примерно в V веке до н. э. Однако при внимательном изучении орнаментов скульптуры из Лас-Лимас сразу же бросается в глаза их поразительное сходство с узорами ольмекских изваяний из Вашактуна (статуэтка в тайнике, под лестницей храма) и Серро де Лас-Месас (стела № 9). Оба последних предмета, как известно, относятся к первым векам н. э. Скорее всего и нефритовый жрец из Лас-Лимас появился на свет в одной из мастерских Веракруса примерно в то же самое время. Наконец, среди монументальных скульптур знаменитой Ла Венты есть плоский каменный алтарь с изображением головы человека в маске в виде утиного клюва. Совершенно такие же образы «утиноголовых» жрецов или правителей встречаются у ольмеков еще дважды: монумент № 5 в Серро де Лас-Месас и «Статуэтка из Тустлы» (162 год н. э.). Этот список удивительных совпадений и неожиданных открытий можно было бы продолжить и дальше. Но и сказанного уже вполне достаточно для того, чтобы усомниться в достоверности существующей ныне хронологии ольмекских древностей. С другой стороны, эти факты хорошо согласуются с той точкой зрения, согласно которой начало цивилизации в стране ольмеков приходится лишь на I век до н. э.

Итак, все образцы ольмекской иероглифической письменности — важнейший показатель цивилизации — относятся ко времени не ранее I века до н. э. Следовательно, только с этого момента и можно говорить о действительном появлении цивилизации «сыновей ягуара». Тем более что на всех упомянутых предметах с письменами изображены типично ольмекские боги и мотивы искусства. Правда, окончательное решение этого сложнейшего вопроса — дело будущего. Нужны новые раскопки в Веракрусе и Табаско. Нужны новые факты, проливающие свет на происхождение и основные этапы истории ольмеков. И в немалой мере может в этом помочь успешное решение другой археологической загадки — в какой связи находились по отношению друг к другу майя и ольмеки.

В жизни нередко бывает так, что самые парадоксальные на первый взгляд идеи оказываются ближе к истине, чем любые рассуждения с позиций «здравого смысла». Именно так и случилось со старым спором о приоритете между ольмеками и майя. Речь идет о ставшем уже тривиальным вопросе: кто же первым зажег факел цивилизации в беспросветной ночи окружающего варварства? На протяжении последних десятилетий чаша весов склоняется то в одну, то в другую сторону. Наконец после археологических открытий в Ла Венте и Сан-Лоренсо наступила развязка. Ольмеки явно опередили своих именитых соперников по наиболее важным показателям. Но здесь на свет появилась одна гипотеза, которая круто изменила эту идиллическую картину. По иронии судьбы, создателем ее был человек, посвятивший всю свою жизнь борьбе за решающую роль ольмеков в происхождении остальных цивилизаций Центральной Америки. Имя его нам теперь хорошо известно. Это был все тот же энергичный профессор антропологии из США Майкл Ко. Его идея необычайно проста. В одной из недавно вышедших книг он впервые высказал мысль о том, что майя и ольмеки, по сути дела, — один и тот же народ. Подобным взглядом можно было отказать в чем угодно, но только не в смелости. В который раз Майкл Ко появлялся в ученых кругах с новыми гипотезами, и неизменно они вызывали самую настоящую сенсацию среди специалистов. На первый взгляд может показаться, что такое сравнение двух совершенно непохожих народов — вещь неправомочная. Более того, и сами-то сравниваемые величины далеко не сопоставимы. Если о майя нам известна уже почти вся их двухтысячелетняя история, а прямые наследники их культурных традиций до сих пор живут в горах и лесах Южной Мексики, Гватемалы и Гондураса, то ольмеки, напротив, во многих отношениях остаются для нас сплошной загадкой. Мы не знаем, на каком языке они говорили, каким именем называли свою дождливую родину. Среди развалин их заброшенных городов не уцелело ни одного обрывка старой летописи или хроники. Влажный и жаркий климат тропиков безжалостно уничтожил все, кроме глины и камня. Правда, некоторый свет на историю ольмеков проливают ацтекские летописцы, пронесшие сквозь долгие века смутные воспоминания о сказочно богатом царстве Тамоанчан на южном побережье Мексиканского залива. Но и здесь до нас дошли лишь жалкие крохи былых знаний. В популярных книгах об индейцах-майя часто упоминается акт чудовищного вандализма, совершенного в XVI веке испанским священником Диего де Ландой на полуострове Юкатан. Он приказал своим солдатам сжечь на гигантском костре богатейшее собрание древних рукописей майя из библиотеки столичного города Мани. Так из-за прихоти фанатичного иезуита буквально за считанные мгновенья исчезли в жадном пламени бесценные сокровища культуры, а многие страницы истории майя навсегда погрузились для нас в непроницаемую тьму. Но, видимо, мало кто знает, что у Диего де Ланды был предшественник, венценосный «мексиканский Герострат», осмелившийся поднять руку на веками собиравшиеся летописи своего народа. В 1427 году император ацтеков Ицкоатль приказал сжечь все исторические хроники и документы из дворцовых и храмовых хранилищ Теночтитлана, дабы вычеркнуть из памяти народа всякие воспоминания о прежнем образе жизни ацтеков. Скупо и выразительно рассказали впоследствии об этом драматическом событии ацтекские летописцы:

Хранилась их история.Но она была сожжена тогда,когда в Мехико правил Ицкоатль.Было принято решение,и ацтекские господа сказали:не подобает, чтобы все людизнали рисунки.Те, кто подчинены (народ),испортятся,и все на земле станет неправильным,потому что в них содержится много лжи,и в них многие почитаются как боги.

Какая богатейшая россыпь знаний о прошлом доколумбовой Мексики, переданных на страницах красочных рукописей и книг устами лучших умов того времени — философов, полководцев, ученых, правителей и жрецов, погибла тогда на центральной площади столицы ацтеков, мы так, вероятно, никогда и не узнаем. История ацтекской империи была переписана заново. О том, каким стало ее основное содержание, красноречиво говорит краткое и выразительное изречение одного придворного хрониста, похожее скорее на лозунг или девиз вокруг рыцарского герба:

Пока сохранится мир,никогда не померкнет слава и почетМехико — Теночтитлана.

Стоит ли после этого удивляться, что ольмеки занимают на страницах ацтекских документов слишком скромное место?

Но у Майкла Ко нашлись для подтверждения своей гипотезы довольно веские аргументы. Исходным пунктом его доказательств послужило само название страны ольмеков — Тамоанчан, сохраненное до наших дней в некоторых документах из Теночтитлана. Как уже отмечалось, слово это чисто майяское по происхождению и означает «Страна дождя и тумана». Обычно ацтеки либо в точности сохраняли местное название того или иного народа, либо пунктуально переводили его на свой язык. В данном случае мы имеем дело с первым вариантом. Но если это так, то отсюда с неизбежностью следует, что ольмеки говорили на одной из разновидностей языка майя!

Наиболее ранние формы ольмекской иероглифической письменности и календаря тоже несколько напоминают майяские. Кое-что добавили к этому и лингвисты. Обширная семья языков майя включает в себя около двадцати семи тесно связанных друг с другом разновидностей, или диалектов. Если их нанести на географическую карту, то все они, за исключением одного, будут сконцентрированы в джунглях Северной Гватемалы и полуострова Юкатан, в горных районах Южной Мексики, Гватемалы и Гондураса. И только один язык — индейцев-хуастека — находится далеко в стороне, на севере побережья Мексиканского залива, в мексиканских штатах Веракрус, Тамаулипас и в Сан-Луис Потоси.

Совершенно очевидно, что хуастека были когда-то тесно связаны с другими племенами майя, а затем в силу неизвестных для нас причин отделились от них. Майкл Ко предлагает три решения этой загадки: во-первых, все другие языки майя находились когда-то на территории современных хуастека, но позднее ушли оттуда, оставив хуастека в одиночестве; во-вторых, предки хуастека жили там, где сейчас живут остальные майя, а затем переселились на северо-запад; в-третьих, все майяские языки находились когда-то вместе, в промежуточной зоне; хуастека впоследствии передвинулись на свое теперешнее место, а другие группы майя ушли на восток, в равнинные и горные районы современной майяской территории. Первые два варианта представляются американскому ученому маловероятными, и он останавливается на третьем. Теснейшие языковые связи с индейцами-майя можно найти у тотонаков и мише-соке. Первые из них живут близ северной границы исконной ольмекской территории, а вторые — вблизи или в пределах ее. Отсюда следует, что предки майя жили когда-то внутри границ области ольмеков, на южном побережье Мексиканского залива. Последние достижения лингвистики — лексикостатистика, или глоттохронология[13] — помогают более или менее точно установить время разделения родственных языков. И вот, судя по этим данным, хуастека отделились от других языков майя примерно 3 тысячи лет назад. Испанский хронист Саагун приводит даже старую легенду о весьма анекдотичном поводе этого великого переселения. Оказывается индейцы-хуастека были изгнаны из страны Тамоанчан за то, что их правитель, будучи пьяным, сорвал с себя набедренную повязку и швырнул ее наземь, представ перед своими изумленными подданными в весьма неподобающем виде. «Когда ольмекское государство, — продолжает Майкл Ко, — стало клониться к упадку, сначала в Сан-Лоренсо, а позднее и в Ла Венте, то жители его в массе своей переселились на восток — в лесистые районы Северной Гватемалы и Юкатана и далее, к горным хребтам Чиапаса и Центральной Гватемалы. То, что когда-то было ольмекской цивилизацией, постепенно превратилось в цивилизацию майя».