Экипаж Меконга - Е Войскунский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внешне он держался хорошо. Подбадривал усталых, на привалах особым чутьем находил места, где удавалось, вырыв неглубокий колодец, добыть солоноватую воду.
Из-за воды получилось новое столкновение с немцем Вегнером.
После тяжелого безводного перехода отряд добрался как-то до обильного колодца. Матвеев был дежурным по стоянке и следил, чтобы в толпе обезумевших от жажды людей был хоть какой порядок. В первую очередь надо было напоить пехотинцев, больше других истомленных переходом.
Расталкивая лошадиной грудью толпу, Вегнер подъехал к колодцу и соскочил на землю.
- Эй, зольдат! - крикнул он пожилому пехотинцу. - Давай вода! Ливай на моя лошадь, ему жарко!
Солдат с кожаным ведром, только что вытянутым из колодца на волосяном туркменском, аркане, сделал было шаг к Вегнеру.
- Назад, Веденеев! - закричал Федор. - Велено тебе свою артель поить сполняй без ослушания!
- Я полагал, поручик, благородный официр должен вода иметь раньше грязный зольдат, - сказал Вегнер.
- Пока пеших не напоят, конным всех званий ждать! - отрезал Федор. Извольте идти к своему регименту.
- Ви не моя командир! - заносчиво воскликнул немец. - Ви много себя взял!
Оскользаясь по раскисшей от пролитой воды глине, Федор шагнул к Вегнеру. Увидев его перекошенное от злости лицо, немец вскочил на лошадь, поспешно отъехал.
Вечером Федора вызвали к князю: немец нажаловался, что-де поручик Матвеев его, Вегнера, грозился убить до смерти.
Князь выговаривал вяло: видно, делая внушение Федору, думал о чем-то другом, более важном...
Уже недалеко была Хива - считанные дни оставались. Уже отряд добрался до озера Айбугир.
Когда готовили экспедицию, полагали, что Ширгазы-хан слаб, боится своих подданных и обрадуется предложению русской военной помощи. Года два назад это было верно; но организация похода затянулась надолго, и теперь, в 1717 году, Ширгазы, жестоко подавивший восстание в ханстве, был силен как никогда. И теперь, когда к Хиве подступал русский отряд, хану захотелось еще раз показать недругам свою силу.
Поэтому однажды утром хивинская конница, размахивая кривыми саблями-клычами и оглашая степь боевыми криками, налетела из-за приозерных бугров на русский лагерь.
Взять налетом не удалось: лагерь был укреплен вагенбургом - ограждением из повозок - и часовые были бдительны. Хивинцам пришлось спешиться и залечь. Перестрелка продолжалась до вечера, а за ночь отряд укрепил позиции.
С трех сторон лагерь обвели рвом и земляным валом; сзади была естественная защита - озеро, заросшее густым камышом. Камыш пригодился: из него вязали фашины для укрытия батарей.
Наутро двадцатитысячное войско - десять на одного - под началом самого Ширгазы обложило лагерь.
Двое суток шла осада. Но русские пушки били безотказно, ядер и зелья хватало, вода под рукой - было чем охлаждать раскаленные стволы. Каждый приступ хивинцев сопровождался большими потерями. Хотя отряд Бековича был изнурен тяжелым походом, люди дрались отважно. Теперь, по крайней мере, все было ясно: надо воевать.
Ширгазы понял: силой не взять, надо идти на хитрость. И, к недоумению русских, хивинское войско за ночь исчезло, будто и не было его никогда. В степи воцарилась тишина...
День прошел в напряженном ожидании, а под вечер к лагерю подъехал ханский посол Ишим Ходжа, в дорогом халате, в зеленой чалме, с красной, крашенной хной бородкой. Он почтительно объяснил князю, что нападение было ослушное, без ханского ведома, что хан уже велел за то снять кому следует голову, а князя зовет к себе хан на совет, на мир и любовь.
Бекович послал к хану из своего отряда татарина Усейнова, чтобы передал: едет-де князь царским послом от белого царя с грамотами и многими подарками и что от того посольства будут хану превеликие выгоды.
Ширгазы Усейнова принял, велел передать, что даст ответ, посоветовавшись со своими начальными людьми.
И в самом деле, не обманул - советовался. Решили: напрасно отошли от Айбугира; войска у князя мало, еще рано переходить на хитрость.
И снова у айбугирских укреплений засверкали кривые клинки хивинской конницы, полетели тонкие стрелы и глиняные, облитые свинцом мултучные пули. Снова окуталась степь черным пороховым дымом: пушкари Бековича, прошедшие школу шведской войны, били прицельно.
Отбив хивинцев, опять послал Бекович Усейнова к хану - требовать объяснений в вероломстве.
И опять Ширгазы объявил, что нападали без его, ханского, ведома, что виновные в том нападении уже схвачены и казнены: кто просто смертью, а кто похуже смерти.
Для переговоров к Бековичу выслали Колумбая и Назар Ходжу, людей зело сановных и приятных в обхождении. Послы на все русские предложения дали полное согласие, и на другой день Бекович сам выехал в ханскую ставку для переговоров.
Хан принял князя приветливо, подтвердил все, что давеча обещал Колумбай. Обещал срыть плотины своими людьми, обещал быть царю Петру младшим братом, обещал мир и любовь и на том целовал царскую грамоту.
День был ясный, жаркое солнце палило немилосердно, и вдруг недвижный воздух чуть всколыхнулся, подул легкий ветерок.
Завыли собаки, беспокойно ржали кони, а хивинские бараны, взятые с собой ханским войском для еды, жалобно мекая, жались друг к другу.
На краю солнечного диска появилась черная ущербина, она быстро росла, наползала на солнце... Стемнело. В небе проявились звезды...
Хивинцы забили в бубны и накры, стучали чем можно, чтобы отогнать злых джиннов, покушавшихся сожрать солнце.
Ширгазы встревожился: к добру ли такое знамение небес в час подписания договора с белым царем?
Старый мулла в зеленой чалме, поднявшись на цыпочки, дотянулся козлиной бородкой до заросшего волосами уха огромного Ширгазы, показал скрюченным пальцем на затменное светило, шепнул:
- Видишь ли знамение, великий победитель?
- Вижу, - недовольно буркнул хан.
- А видишь, что знамение имеет вид двурогой луны? То значит - слава ислама затмит славу неверных!
Хан успокоился. Когда затмение кончилось, с легким сердцем принял подарки белого царя.
Осмотр подарков продолжался до вечера.
Федор, как и все сопровождавшие князя офицеры, успел смыть с себя пороховую копоть и переодеться в изрядно помятый парадный форменный кафтан. С улыбкой смотрел он, как с большой телеги, запряженной верблюдами, сняли бесформенный куль, обвернутый многими кошмами. Долго разматывали веревки, скреплявшие войлоки, - было веревок сажен с пятьдесят.
Разбросали кошмы, и глазам хивинцев предстала белая с золотом карета изящное изделие славного мастера Жанто. В стеклах кареты, как в зеркале, отразились синее небо, желтый песок и ярко-полосатые хивинские халаты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});