Корона бургундов - Андрей Посняков

– Я понял тебя, господин, – юноша откинул назад упавшие на глаза волосы. – Не беспокойся, не подведу.

Одернув плащ, он быстро выбрался на дорогу и, без труда нагнав путника, громко поздоровался:

– Сальве! Да будет тебе Господь в помощь.

Вздрогнув, селянин повернул голову:

– И тебе.

– На поле везешь? – шагая рядом, Амбрионикс скосил глаза – вот одна веточка в кустиках дернулась, другая. Не особенно-то и скрываясь, пробирался в кустах меткоглазый Скорька. Следил. Что ж…

– На поле, куда же еще-то? – крестьянин, похоже, был рад хоть с кем-нибудь поболтать, выговориться. – Совсем замучили поборами, не знаешь уже, кому что и должен.

– Ты своему господину должен, кому ж еще?

– Я не раб, нет у меня господина.

– А земля своя есть?

– Какое там! Арендую.

– Значит, есть и господин. Случайно, не Вириний Гетор?

– О! – селянин даже остановился. – А ты откуда знаешь?

– Когда-то на барке в здешних местах плавал, – не стал врать Амбрионикс. – Видал его виллу.

– Да уж, да уж, – покивал собеседник. – Что и говорить – вилла знатная. Только, думаю, сожгут ее скоро – не гунны, так готы – времена-то нынче смутные.

– Ну, до сих пор не сожгли же.

– Не сожгли. Вириний – муж хитрый. И тем, и этим услужит. А уж нашего брата-крестьянина прижал – не вздохнуть свободно.

– И много с тебя берет?

– Треть!

– Еще моли Господа, что не половину, – юноша рассмеялся и, пригладив растрепанные ветром волосы, спросил: – А что, ты навоз-то здесь часто возишь?

– Сегодня – целый день.

– А ну, как река еще сильней разольется? Напрасны труды!

– Не-е! – селянин шутливо погрозил пальцем. – Не напрасны, поле-то мое – во-он на том холмишке, вода до него не достанет.

– Так-так, значит, Вириний Гетор твой хозяин…

– Говорю же! Свободный я.

– Ну-ну… А гуннов тут поблизости не было?

– Да, говорят, были, с неделю назад. Аланов били, многие селения их разорили. Теперь вот, слава богу, ушли.

– А куда ушли?

– А кто ж их, поганых язычников, ведает? Торисмунд, рэкс готов, говорят, из Толозы с большим войском выступил. Поди, вскорости большая битва будет. Опять все на наши головы, и гунны, и готы!

– А готов ты здесь не видел?

– Да пронеслись третьего дня всадники, слава богу – мимо. А гунны они или готы – не догонишь, не спросишь.

– Да-да, – Амбрионикс задумчиво покивал головой. – Это ты, старик, верно заметил. А знаешь, я ведь тоже задолжал Виринию.

– Ты? – удивленно сдвинул брови селянин. – Ты ж лодочник!

– Должен, должен, – юноша скорбно вздохнул. – Так уж вышло. Так ты его, Вириния, скоро увидишь ли?

– Так сегодня и увижу, навоз-от последний раз отвезу, а потом – на виллу. Телега-то – Вириния.

– А-а-а, так и телега – его?

– Его, его… чего, думаешь, я тут до ночи вожусь? Сперва унавозил его поле, потом уж – сколь времени осталось – свое. Еще хорошо – так.

– Да, – согласился парень. – Вириний мог ведь с тебя и деньгами взять.

– Мог. Только ведь рабов у него не так уж и много – и все посейчас заняты, кому навозить-то?

– Ты, вот что, старый, – натянув на лицо улыбку, юноша повысил голос. – Ты Виринию, как увидишь, скажи – мол, Амбрионикс-лодочник что обещал – помнит. И сделает. Пусть уж и он не подведет.

– А, это ты о долге?

– О нем, старичина, о нем. Так передашь, не забудешь?

– Да уж передам. Ты сам-то куда сейчас?

– В Алинкум.

– Далече тебе шагать, успеешь ли до ночи?

– Успею. А не успею, так и ночью пойду.

Рассмеявшись, Амбрионикс весело подмигнул старику:

– Ну, прощай, старче. Пусть Бог помогает тебе.

– Прощай. Удачной дороги.

Свернув с римской дороги на проселок, подросток какое-то время шагал, старательно обходя лужи, а потом, услыхав условный свист, юркнул в кусты.

– Ну, как? – негромко поинтересовался Рад.

– Старик видел гуннов. Думаю, я знаю то место.

Хевдинг вскинул глаза:

– Это ты так думаешь или тебе селянин сказал?

– И то, и другое. Недолго вам осталось идти, господин. Гунны рядом.

– Значит, слава богу, отыщем, – Радомир прищурился, скосив глаза на воинов, махнул рукой. – Вяжите его, парни!

Амбрионикс и моргнуть не успел, как дружинники заломили ему руки, стянув тугой ременной петлею.

– Вот так-то лучше будет, – ухмыльнулся Рад.

– Не доверяешь мне, господин? – проводник обиженно скривил губы.

– А почему я должен тебе доверять? – честно признался хевдинг. – Да и вообще – доверяй, но проверяй – у нас так принято. Тот старик ведь сейчас обратно поедет?

– Пожалуй, да. Не останется же ночевать в поле.

– Вот мы его и расспросим. Проверим твои слова.

Парнишка прикрыл глаза:

– Ну, проверяйте.

Услыхав скрип колес, Радомир самолично пошел навстречу селянину – он, единственный из дружинников, знал латынь. Спасибо Варимберту-херцогу, верному воеводе Аттилы – научил когда-то.

– Сальве, старче!

– И тебе здравствовать, господин.

– Не видал ли ты моего слугу? Лохматый такой мальчишка на вид лет шестнадцать. В браках, в плаще… да, еще шрам на шее.

– А-а-а, так вот он кто! Беглый, значит… то-то я и смотрю.

Старик говорил, так коверкая слова, что от классической латыни мало чего и оставалось, и Рад понимал его через два слова на третье. Ну, хотя бы что-то.

– Ага, значит, ты его видел? Держи вот, медяху, да скажи, о чем он тебя расспрашивал?

– О гуннах расспрашивал и о готах, – селянин с видимым удовольствием зажал монетку в ладони. – А еще, о господине Виринии Геторе, владельце всех окрестных полей и пастбищ.

– Так-так, – насторожился хевдинг. – Расспрашивал, говоришь? А может, что-нибудь просил передать? Какие-нибудь слова, а?

– Долг он хотел отдать, вот что. Видать, у твоего слуги, господин, появились деньжата, хотя по виду его такого не скажешь.

– Появились, появились, – задумчиво пробурчал молодой человек. – А больше он ничего не просил передать?

– Не, только про долг говорил.

– Что ж, – Радомир махнул рукой. – Ладно.

Похоже, Амбрионикс выдержал проверку, из чего, однако, вовсе не следовало, что ему можно было теперь полностью доверять. Князь приставил к проводнику Скорьку – присматривать, и был уверен, если что – молодой словенский охотник не преминет пустить в дело стрелу или нож. При малейшем подозрении. Впрочем, а стоило ли так уж подозревать этого галльского парня? Молчаливого, исполнительного… и слегка туповатого – или это просто так казалось? Разве можно узнать человека за пару дней?

Все же вечером, у костра, Радомир попытался завести беседу. Расспрашивал парня о его семье, о родичах, о городах и селеньях. О личной жизни Амбрионикс распространялся весьма неохотно, что было и понятно – все его родственники погибли, а вот о городах парнишка неожиданно рассказал много и с большими подробностями, даже проговорился, что когда-то плавал на барке по Лигеру-реке.

– Да-да, почти по всей реке, от земли арвернов в Генабум, в Цезародунум, в Юлиомагус и дальше, к самому морю. Генабум – очень большой и красивый город, там есть акведук и мост, который прошлым летом едва не захватили гунны. Нынче же гунны до Генабума не дошли…

– Потому и нам туда не надо, – негромко заметил вождь. – А куда надо? Где, говоришь, их видели-то?

– В лесах, на излучине. В трех левках от Алинкума, есть там такое селеньи на римской дороге.

– От Алинкума – три левки? – дотошно уточнил Радомир. – А отсюда сколько?

– Думаю, никак не меньше шести.

– Многовато, – Рад прикинул – галльская левка – около двух с половиной километров, таким образов всего выходило – пятнадцать.

– Ничего, – дернул плечом проводник. – Если пораньше выйти – к вечеру будем. Там для вас легче – римских дорог нет, одни лесные.

– И что, большой лес?

– Большой, – не задумываясь, ответил Амбрионикс. – До самого Аварика тянется. Кого только в этом лесу нет! Разбойники, остатки повстанцев-багаудов, беглые рабы, даже друиды!

– Друиды? – хевдинг удивленно моргнул. – Так их всех истребил еще Цезарь!

– Я тоже раньше думал, что всех, – юноша машинально прикоснулся к шраму и скривился.

– Кто это тебя так?

– Было дело.

Подросток вновь замкнулся, и Рад не стал настаивать на продолжении беседы, все же уже было поздно.

Утром пошел снег. Он падал серыми мокрыми хлопьями и тут же таял, а под копытами коней противно чавкала грязная бурая жижа. Лесная дорожка явно была не чета римской, на пути то и дело попадались огромные густокоричневые лужи, которые приходилось либо объезжать черт-те где, либо все же форсировать, в любой момент рискуя утопить лошадь. К полудню небо посветлело, но здесь, в чаще, по-прежнему царил сумрак, холодный и по зимнему цепкий, он скользил меж деревьями, смешиваясь со смрадом болот.

– Ну и лесок! – шепотом промолвил Скорька.

– А? – князь повернул голову, погладил по гриве коня.