Собрание сочинений в 3 томах. Том 3 - Валентин Овечкин

Для начала это было бы очень хорошо — напечатать эти рассказы. А что делать с остальными — это уж смотрите сами, сможете ли Вы их доработать и Ваша ли это жила. Мне кажется, Ваша жила — то, что Вы очень хорошо знаете, выдумщик Вы, видимо, неважный; значит, надо писать о том, с чем Вы близко соприкасались. И — не увлекайтесь Вселенной, все равно ничего в ней не поймете, ближе к земле.

Ну, простите за письмо, в котором Вам не все будет приятно. Но что поделаешь, мне и самому радостнее было бы писать Вам, если бы вся книжка у Вас получилась хорошей.

Искра божия в Вас есть, все дело в том, чтобы определить себя, свой голос, написать на свое. Знание жизни Вам, видимо, все же нужно всячески пополнять, припадать к этому источнику где только можно. Может быть, Вам нужно продолжить связь с летчиками и еще писать о них? Тема стоящая. И емкая, вообще-то говоря. Те вопросы гражданского порядка, что Вас волнуют, можно и через эту среду провести.

Напишите мне, в чем согласны со мною, в чем не согласны.

Рукопись посылаю отдельно, заказной бандеролью.

О себе писать нечего. Работаю помаленьку. Замучили проклятые гриппы и всяческие осложнения.

Жму руку.

1955

Н. И. Кирюхину

Дорогой тов. Кирюхин!

Читал Вашу пьесу и жалел — почему это написано не в форме делового очерка? У вас, видимо, большой запас жизненных наблюдений; людей, колхозы Вы знаете, умеете проследить развитие конфликтов и интересно рассказать о них. Литературные способности у Вас есть. Язык действующих лиц хороший, естественный (пережимаете только кое-где с остротами, особенно Архипыч этим грешит), есть и необходимая для сцены лаконичность действия и реплик, одно то уже, что Вы сумели уложить все в 78 страниц, говорит о Вашем знании жестких канонов и требований сцены.

Но все же материал, взятый Вами, мне кажется, не для пьесы. Для хорошей пьесы нужны конфликты острее, драматичнее и, как бы сказать, более глубокие в общечеловеческом смысле. Мелковато для пьесы — строить конфликты главным образом на узкопроизводственных делах.

Пьеса из этого, конечно, может получиться. При жестокой переработке ее режиссером и всем актерским коллективом (так, что Вы и сами потом не узнаете свое произведение), при всяких вставных штучках и номерах «для интересу», на что театральные деятели большие мастера, пьесу «дотянут» и даже, может быть, поставят, но вряд ли ее ждет большая театральная судьба. В лучшем случае ее поставит несколько раз областной театр — для марки, для отчета, для показа того, как он работает с местными авторами, — но широко по другим театрам пьеса не разойдется.

Так вот, чем подгонять искусственно этот материал под сценическое «действо», укладывать его в форму пьесы со всякими театральными условностями и эффектами — не лучше ли Вам написать об этом простой очерк или рассказ? Я, поверьте мне, по своему опыту чую, что это материал не для пьесы, драматизма явно не хватает, не будет это все держать зрителя на протяжении девяти картин в напряжении. Это материал для очерка.

Подумайте. Если очень не согласны со мной, продолжайте, конечно, работать в избранном Вами направлении, но мне кажется, что было бы лучше начинать с очерков и рассказов, а не сразу с этого самого трудного жанра — драматургии.

Жму руку, желаю Вам всякого добра.

16/IV 1955

К. И. Буковскому

Дорогой Константин Иванович!

С огромным удовольствием прочитал повесть Л. Ротова «Инженер в главке». Голосую двумя руками за напечатание этой вещи в альманахе. Если почему-либо ее отклонят — пришли мне рукопись, и я буду за нее драться, используя все возможные ходы, пока она не увидит света в каком-либо органе.

Но робеть редакции альманаха, по-моему, нет никаких оснований. Здесь все правильно, все на месте и абсолютно неуязвимо. И коллектив показан во всей его могучей силе, и общий тон вещи уверенно-победный. несмотря на то что в ней высказано много горьких истин о нашей жизни.

И литературно написано здорово. Прекрасно обрисованы все типы, каждый на свое лицо, конфликт чувствуется с первых же страниц, а чуть дальше уже целиком захватывает читателя, язык чистый, сильный, образный, много глубоких мыслей и очень верных психологических находок.

Одно замечание. По жанру это не повесть, в привычном для читателей смысле. Люди здесь показаны только одной своей стороной, в их производственной деятельности. О главном герое Колосове мы не знаем даже, женат он или холост. Лучше бы автору назвать эту вещь, без особых притязаний, очерком. Меньше будет придирок к нему — по сюжету и всяким «личным линиям». Да это и есть блестяще, в свободной широкой манере написанный, художественный очерк — не документальный, сочиненный. Кстати, и название «Инженер в главке» не подходит для повести. А для очерка — хорошее название.

Напиши мне о Ротове — кто он, где работает, что еще писал и печатал, что сейчас пишет. В справочнике Союза не нашел такой фамилии. Талантливый человек.

Крепко жму руку.

2/I 1956

П. И. Гагарину

Дорогой Петр Иванович!

Рукопись Вашу я послал в Москву редактору альманаха «Наш современник» (бывший «Год такой-то») Виктору Васильевичу Полторацкому. Более чуткой и внимательной к начинающим авторам редакции я не знаю.

Но если и примут Вашу повесть в альманах, вероятно, Вам придется еще основательно поработать над нею, особенно над ее последними главами, окончанием. Очень уж подогнано все в конце к счастливому завершению всех «линий». Непроходимое счастье. Борьба закончена, добродетель восторжествовала, негодяй редактор наказан, и… жизнь остановилась. Впереди для Павла — одно райское блаженство.

Кроме всего, последние главы очень затянуты. В них Вы топчетесь на месте, опять возвращаетесь к биографии Ряшкова, опять рассказываете, как он выдвинулся, как шефствовал над ним Щавелев, очень длинно даете биографию Щавелева и т. д. Если больше нечего Вам сказать нового читателю в конце, то в таком случае сильно подожмите последние главы, быстрее идите к финишу.

Вы писали мне, что рукопись якобы отпугивала кой-кого своей остротой. Ничего чрезмерно острого в ней не нахожу. Наоборот, думаю, что можно бы найти более крупные поводы для редакционных стычек, нежели статья о музее. Дела в районах, куда выезжает Павел (ведь он и по хлебозаготовкам ездил), стиль руководства сельским хозяйством, отстающие колхозы и методы их вытягивания — сколько здесь куда более острых и значительных конфликтов! Можно покрупнее дать и тот же самый конфликт на руднике и его отражение в редакционном коллективе.

И вряд ли есть где-либо такая областная газета, где весь коллектив редакции — сплошь хорошие ребята (один редактор лишь — сукин сын).

Неважное начало повести. Эти пафосные мысли Грибанова о гидростанциях, «славное море, священный Байкал», «фашистская чума», «господа с волчьими клыками», «винтовочку смазать надо да в пирамидку» — все это настораживает читателя на газетно-статейную назидательную скуку. Но дальше пошло гораздо живее. Может быть, просто отсечь несколько страничек вначале?

Подумайте и над другим названием, «За голубым сибирским морем» — тусклое, ничего не говорящее название. Очень много есть уже таких неудачных названий — «За морем Цимлянским» и т. п.

Язык повести хороший, без выкрутасов, чистый, ясный. Удается Вам немногими чертами создавать характеры. Жизнь редакционного коллектива чувствуешь, видишь. Замысел вещи — нужный.

Помучаетесь еще, дотянете — будет хорошая повесть.

Адрес альманаха «Наш современник» — Москва, Цветной бульвар, 30.

Сердечный привет Вам и пожелание успеха!

Из «Партийной жизни» ответили что-нибудь Вам?

7/II 1956

Ю. Е. Пиляру

Дорогой Юрий Евгеньевич!

Отдельно от этого письма, бандеролью, посылаю Вам рукопись «На войне».

Прочитал. Нравится мне меньше, чем «Все это было». Мелковато по мыслям, событиям.

В этом отношении мне в свое время не понравилась повесть В. Некрасова «В окопах Сталинграда». Нет там Сталинграда, нет ощущения гигантской битвы за судьбы мира. Стрелковая карточка командира взвода в обороне — что попалось на глаза между ориентиром 1 и ориентиром 5, то и описал. Очень узкий кругозор. Автор действительно писал в окопах, зарывшись в землю, не поднялся даже на бруствер, чтобы пошире окинуть взглядом картину войны.

И Ваша повесть страдает этими же недостатками, даже еще в большей мере. Это — довольно натуралистические зарисовки атак, бомбежек, артналетов, походов, так называемых «боевых эпизодов», и только. Нет философского взлета мысли над этими фронтовыми буднями, нет ярких человеческих судеб, глубоко волнующих собирательных картин Отечественной войны. Вы, возможно, слишком связали себя описанием только лично Вами виденного, не дав волю воображению, дерзости писательской, в смысле воссоздания на бумаге и того, чего не видел сам. А без такой дерзости ничего большого, настоящего не напишешь.