Всеволод Большое Гнездо - Алексей Юрьевич Карпов

князья отправились в Ростов. Ростовцы тоже признали Юрьевичей — может быть, и скрепя сердце, но иного выхода у них не было. Михалко со Всеволодом «сотворили людям весь наряд, утвердившись крестным целованием с ними», то есть заключили с ними договор, «и честь взяли у них, и дары многие».

Братьям важно было не повторить ошибки своих племянников — не рассориться вконец ни с суздальскими, ни с ростовскими «мужами». По всей вероятности, они не стали полностью менять органы управления в подчинившихся им городах, заменять на своих бояр и «детских» прежних тысяцких и посадников. Правда, судить об этом мы можем лишь по косвенным признакам. В написанном в XVI веке Житии преподобной Евфросинии Суздальской, в миру Феодулии, дочери черниговского князя Михаила Всеволодовича и современницы Батыева нашествия на Русь, упоминается некий суздальский «князь» Мина Иванович, род которого происходил «от варяг, от Шимона, князя Африкановича»29. (Мина был женихом княжны Феодулии Михайловны; к нему она и ехала для вступления в брак в Суздаль, однако перед самой свадьбой её жених умер, и княжна осталась в Суздале, приняв иночество с новым именем.) Если доверять этому сообщению, то получается, что Мина — прямой потомок тысяцкого Георгия Шимоновича (Симоновича), «дядьки»-воспитателя самого Юрия Долгорукого, который и поставил его во главе ростовской «тысячи» и определил ему местом пребывания Суздаль. Должность тысяцкого осталась наследственной и принадлежала потомкам Георгия, и ни князь Михалко Юрьевич, ни затем его брат Всеволод не стали вмешиваться в порядок этого наследования30.

Столь же легендарны наши сведения о «сильных» ростовских боярах. По крайней мере один из них, знаменитый Александр (Алёша) Попович, определённо назван в летописи «ростовским жителем»; он владел неким городом на реке Гзе и впоследствии, вместе с другими, перешёл на службу к князю Всеволоду Юрьевичу, а от него — к его старшему сыну, ростовскому князю Константину31. Но вот происходил Александр, судя по отчеству, совсем не из бояр, а из духовного сословия.

Поражение Ростиславичей в любом случае не прошло для ростовских и суздальских «мужей» бесследно. Главным и наиболее тяжёлым его следствием стала ликвидация в Ростове княжеского стола. Так потерпели крах почти сбывшиеся надежды ростовцев на восстановление роли и значения их города. Очевидно, не только Михалко, но даже Всеволод княжить в Ростове не пожелал, а может быть, и побоялся. Братья возвратились из Ростова во Владимир, и по возвращении Всеволод получил от брата во владение Переяславль-Залесский — ещё один «новый» город во Владимиро-Суздальской земле, ранее никогда не бывший стольным и не имевший своего князя.

В том же году братья предприняли ещё один совместный поход — против рязанского князя Глеба Ростиславича. Сделано это было, несомненно, по согласованию с черниговским князем Святославом Всеволодовичем.

Союз с Юрьевичами и поражение Ростиславичей, поддерживаемых рязанским князем, сразу же принесло вполне ощутимую выгоду Святославу. Он начал войну с Рязанью даже чуть раньше Юрьевичей. Сын Святослава Олег на обратном пути из Москвы (куда он, напомню, провожал владимирских княгинь) двинулся к Лопасне — волости, находящейся на берегу Оки, против устья одноимённой реки. Здесь, на Оке, сходились границы трёх княжеств — Черниговского, Владимиро-Суздальского и Рязанского. На этом пути Олег Святославич-младший занял городок Сверильск — прежнюю черниговскую волость, захваченную Глебом Рязанским едва ли не в короткий период княжения Ростиславичей в Ростовской земле; как полагают, этот населённый пункт находился на реке Сиверке, правом притоке Москвы, где известно село Сиверское (Северское), в семи километрах к северу от Коломны32. Глеб послал против Олега своего племянника (внучатого?), некоего Юрьевича (возможно, одного из младших сыновей бывшего муромского князя Юрия Владимировича, умершего в 1174 году?), однако в битве у Сверильска дружина Олега одержала полную победу, рязанцы бежали, и спорная волость осталась за Черниговом.

Воевать ещё и с Юрьевичами Глеб не решился. Когда владимирские и переяславские полки приблизились к Коломне, ближайшему рязанскому городу, их встретили послы Глеба. Переговоры проходили близ Коломны, на реке Мерьской (позднее этот приток Москвы получил более благозвучное название — Нерская).

— Глеб кланяется тебе, — передаёт летопись речь послов, обращённую к князю Михалку, — так говоря: «Аз во всём виноват. А ныне возвращаю всё, что забрал у шурьёв твоих, у Мстислава и у Ярополка, и до золотника. И Святую Богородицу, что взял из Владимирской церкви».

«И всё, что взял, и до книг, — всё то возвратил»33.

В летописи не сказано, обсуждалась ли при этом судьба захваченных в плен княгинь. Наверное, Глеб должен был озаботиться участью своей тёщи, княгини Ростиславлей. Тем более не знаем мы, как обстояло дело с жёнами Ростиславичей. Но, учитывая, что старший из братьев Мстислав в том же или следующем году женился в Новгороде, его первая жена так и осталась во Владимире и либо быстро умерла, либо приняла иноческий постриг. Надо думать, то же ждало и молодую Всеславну, жену Ярополка.

Михалко Юрьевич вместе со Всеволодом вернулся во Владимир, откуда Всеволод отправился в Переяславль. Но главное, на своё законное место — в Успенский собор города Владимира — была возвращена похищенная чудотворная икона. Теперь князья Юрьевичи могли по-настоящему торжествовать: их победа над Ростиславичами обрела окончательное, символическое оформление.

В Переяславле-Залесском

Если не принимать в расчёт кратковременное вынужденное пребывание Всеволода на киевском престоле, то северный, суздальский Переяславль (Переяславль-Новый, или Залесский, как называли его, чтобы отличить от Южного, или Русского, Переяславля) стал первым городом, полученным им во владение, можно сказать, первым его настоящим домом, в котором он мог чувствовать себя полным хозяином.

Этот город, основанный Юрием Долгоруким в 1152 году — на новом, необжитом месте, в низине, несколько в стороне от старого города Клещина, но на берегу того же Клещина (ныне Плещеева) озера, — отличался от других городов Северо-Восточной Руси прежде всего размерами. Летописец не случайно назвал его «великим»: общая длина валов Переяславской крепости достигала 2,5 километра — это больше, чем в других городах Суздальской земли, за исключением Владимира. Главный собор города был посвящён Спасу; построенный из белого камня, он был украшен Юрием со всей возможной пышностью: «...и заложи велик град, и церковь камену в нём доспе Святаго Спаса, и исполни ю книгами и мощми святых дивно...»34

Сохранившийся до нашего времени собор стоял не в центре города, а почти у самых крепостных стен и особыми переходами был соединён с расположенным по соседству деревянным княжеским дворцом; рядом находились дворы приближённых и знати. Это был городской собор, но вместе