Как это было: Объединение Германии - Михаил Горбачев

Ю. Квицинский: И без носителей ядерного оружия.

Г. Коль: Очень хорошо. Еще раз попробую сформулировать все ясно и твердо. Полный суверенитет Германии означает, что после вывода советских войск на территории бывшей ГДР могут быть размещены любые германские войска, но их вооружение не должно иметь носителей ядерного оружия. На территории бывшей ГДР не будут размещены иностранные войска».

Много внимания было уделено финансовым аспектам пребывания советских войск на территории уже суверенной Германии. Коля, Геншера и Вайгеля беспокоила возможная реакция немецкого населения на то, что оно будет оплачивать содержание этих войск, в то время как за пребывание на территории ФРГ и Западного Берлина американских, английских и французских войск оно не платило ни марки.

Не все развязки были найдены, но была определена процедура решения связанных с этим вопросов – в зависимости от порядка сокращения и вывода войск, от изменений экономической среды в новой Германии, новых цен – уже в единых марках, оценки стоимости нашего военного имущества, от развития экономических связей между СССР и Германией в новых условиях – с учетом того наследия в кооперативных связях СССР – ГДР, которое теперь попадает в новые руки, и т.д.

Вайгель и Ситарян уже в Архызе начали разбираться в этих головоломных делах.

Разумеется, обсуждался вопрос и о сокращении численности бундесвера – в контексте общего сокращения вооруженных сил в Европе по итогам Венских переговоров, которые должны были завершиться к ноябрю 1990 года.

16 июля в Железноводске мы с канцлером устроили большую пресс-конференцию. Подробно и четко донесли до своих стран и мировой общественности соображения сторон об основных принципах и положениях предстоящих договоров и соглашений между СССР и суверенной единой Германией, обрисовали перспективы их новых отношений, которые этими договорами «ставятся на основу стабильности, предсказуемости, доверия и плотного взаимодействия».

Я счел уместным отнести этот рабочий визит канцлера к крупнейшим международным событиям, связанным с фундаментальными переменами в европейской и мировой политике. «Мы уходим, – подчеркнул я, – от одной эпохи развития международных отношений и вступаем в другую. Как мы полагаем, это будет эпоха длительного мира».

На канцлера произвели большое впечатление наши встречи в эти дни с простыми советскими людьми – с крестьянами, убиравшими хлеб, но особенно с ветеранами войны во время возложения венков к Вечному огню в Ставрополе. От ветеранов мы услышали: наш общий урок – все сделать, чтобы отношения между нашими народами стали дружественными, чтобы мы были партнерами и чтобы никогда больше ничего подобного тому, что произошло в 41-м – 45-м годах, не повторилось.

На пресс-конференции я счел необходимым перед лицом народов СССР сказать тогда, что канцлер Коль в последние годы уделяет развитию отношений между нашими народами особое внимание. И не только в сфере экономики и торговли, но и в сфере человеческих контактов, молодежных обменов, связей между учеными, литераторами. Я рассматриваю это как проявление ответственности за будущее наших отношений.

И это вызывает у нас, советских людей, у меня лично как у руководителя государства глубокое удовлетворение.

Гельмут Коль подхватил эту тему и сказал следующее:

«Я хотел бы присоединиться к сказанному. Нельзя устранить проблемы только за счет личных отношений. Но совсем другое дело, когда понимаешь язык партнера, когда существует доверие, когда можно исходить из простой жизненной практики, при которой другого не подозреваешь в том, в чем не должны подозревать тебя. Если это берется за рабочий принцип и если к тому же имеются чувство юмора и схожие интересы, то я нахожу это очень положительным. Я нахожу весьма отрадным и хотел бы здесь это подчеркнуть, что мы за последние годы достигли таких личных отношений, которые даже при различии мнений, впрочем неизбежных, не только облегчают жизнь, но и облегчают нахождение решений».

Разумеется, в ходе июльского визита 1990 года не была обойдена и тема советских немцев. Мною было сказано канцлеру ФРГ, что к советским немцам, где бы они ни проживали, где бы ни работали, в стране существует уважительное отношение. Но есть проблемы, которые порождены определенным временем, и от них нельзя уйти. Я обещал Гельмуту Колю, который был против массового переселения советских немцев в Германию и выразил готовность серьезно помогать их обустройству в СССР, на этот раз обещал публично, что мы будем решать проблему с учетом интересов всех советских граждан, которых эта проблема затрагивает, а также ради укрепления и на этом направлении добрых отношений между нашими народами.

Однако должен признать: ни Советское правительство за оставшийся ему год с небольшим, ни потом российские власти не сделали всего того, что можно было сделать, чтобы предотвратить массовый уход наших немецких граждан на родину своих предков. Не справились с этой проблемой в хозяйственно-административном плане и не смогли убедить русское население в возможности и обоюдной полезности возвращения немцев на места их прежнего проживания, откуда они были выселены в начале войны.

Подводя общий итог договоренностям, достигнутым в Вашингтоне, Москве и Архызе летом 1990 года по германскому вопросу, я хотел бы объяснить, почему я действовал тогда столь решительно, несмотря на сложность и остроту решаемых тогда проблем.

Состоялось!

В начале осени 1990 года можно было уже с уверенностью сказать о том, что в подавляющем своем большинстве наше общество понимает позицию советского руководства по германскому вопросу. Именно в этом понимании и поддержке советских людей был источник моей уверенности и решимости в германских делах. Но так же и в наличии благоприятного общемирового контекста.

Президент Буш в одном из разговоров в те дни

заверил меня в том, что сделает все от него зависящее в международном плане, чтобы содействовать успеху перестройки, чтобы мы в Советском Союзе могли справиться с растущими экономическими трудностями. Он уже в Хьюстоне, где прошла очередная встреча «большой семерки», начал, при активной поддержке Коля, настраивать ее членов в этом духе. Кроме того, он предложил принять декларацию НАТО – ОВД о ненападении, установить дипотношения СССР с НАТО, интенсифицировать процесс разоружения по всем его компонентам, готов был принять меры для развития и укрепления общеевропейского процесса в преддверии Общеевропейского совещания в Париже…

Это были не только слова. Мы имели уже весьма позитивные с точки зрения наших интересов решения, принятые в Дублине на совещании глав государств и правительств стран ЕС и в Лондоне на Совете НАТО. В беседе с премьером Андреотти 26 июля в Москве я сказал между прочим: «Нам было бы трудно с Колем выйти на пакет таких соглашений, если бы не очень серьезные сигналы, которые последовали из Дублина со стороны ЕС, а затем из Лондона от НАТО. Без того, чтобы все было взаимосвязано, нам было бы очень трудно формировать новую позицию. Не скажу, что мы согласны со всем, что там было сказано. Но главное – началось движение».