Как это было: Объединение Германии - Михаил Горбачев

С этого момента можно считать, что германский вопрос, оставленный нам Второй мировой войной, перестал существовать. Осталось открыть двери в будущее Европы, которое я представлял себе в категориях нового мышления, что, кстати, и получило оформление в Парижской хартии СБСЕ, принятой 34 государствами Европы, США и Канады вскоре после объединения Германии.

Через неделю в Москву приехала Маргарет Тэтчер. С ней мы тоже очень основательно обсудили германскую проблему. И так же, как с Миттераном и Бушем, нашли понимание по многим актуальным вопросам европейской безопасности. При этом она твердо исходила из того, что Германия должна быть членом НАТО.

Мы констатировали с нею, что процесс объединения набрал очень большую скорость и фактически оно уже происходит, поскольку с 1 июля вступает в силу Государственный договор об экономическом, валютном и социальном союзе между ФРГ и ГДР, упраздняющий восточную марку и распространяющий компетенцию финансовых институтов ФРГ на всю территорию будущей Германии.

В контексте этого процесса не могу не упомянуть о сессии Совета НАТО в Лондоне в начале июля. Там была принята «Декларация об обновленном Северо-Атлантическом Союзе», которая содержала ряд новых, позитивных моментов. Было заявлено о стремлении усилить политический компонент в деятельности НАТО, развивать новое партнерство со всеми странами Европы, о том, что Союз привержен мирному разрешению споров и никогда не прибегнет первым к силе. Было обещано пересмотреть военную доктрину. В Декларации содержалось приглашение мне как президенту СССР и руководителям других стран Варшавского Договора посетить штаб-квартиру НАТО в Брюсселе. Вскоре в Москву приехал генеральный секретарь НАТО Всрнер, с которым у нас была обстоятельная беседа.

Таким образом, руководители НАТО учитывали возникшие новые реальности и нашу обеспокоенность возможными последствиями объединения Германии. В любом случае Лондонская декларация явилась констатацией новой обстановки, созданной в результате окончания «холодной войны».

В Лондоне был сделан большой шаг на пути освобождения от оков прошлого, сказал я чуть позже при встрече с Колем. То, что Советский Союз теперь не рассматривается в качестве противника, имеет большое значение для планов на будущее.

Не удержусь, чтобы не напомнить об этих новых, весьма важных процессах, начавшихся тогда, в процессе объединения Германии, и, к сожалению, повернутых сейчас вспять геополитическими играми, реанимацией старых подходов в международной политике ряда государств.

Июльский визит

Подошел решающий момент в процессе объединения Германии. 15 июля 1990 года канцлер Гельмут Коль приехал во главе большой делегации в Москву. Начались переговоры на высшем уровне, которые призваны были в принципе завершить этот процесс, оставив все остальное для «дипломатической техники».

Наша первая беседа один на один проходила в МИДовском особняке на улице Спиридоновка, которая тогда носила еще имя Алексея Толстого, – прекрасный дом, построенный нашим знаменитым архитектором Шехтелем в стиле русского модерна в начале XX века. Кстати, в контексте визита Коля, символично, что в архитектуре этого здания много готических элементов.

Разговор носил и философский, и сугубо практический характер. Канцлер начал с цитаты из Бисмарка, которая, как он сказал, ему очень нравится: «Когда Бог идет по истории, надо постараться ухватиться за край его одежды». И продолжал: «Именно эти слова характеризуют наше время, особенно первую половину девяностого года. Особая ответственность ложится на наше поколение, на людей нашего возраста. Мы не участвовали непосредственно в войне, но мы помним войну, видели ее ужасы. У нас есть опыт, которого нет у других. И мы должны в полной мере положить его на алтарь цивилизации».

Я поддержал его мысли. «У нас действительно есть возможность, – сказал я, – сравнить прошлое и настоящее. Нынешнее поколение может быть лучше, но мы, наше поколение, обладаем уникальным опытом. Мы почувствовали шанс, который дает история. И наше поколение должно использовать этот шанс, сказать свое слово.

Так случилось, – продолжал я, – что опять Россия и Германия должны многое сделать, жить в добре и согласии, взаимно обогащать друг друга, укреплять взаимопонимание, наращивать взаимовыгодное сотрудничество. Когда они разошлись, это обернулось тяжелыми последствиями для наших народов и для всех других. Мы с вами можем сделать так, чтобы два народа были вместе. Я ставлю наши отношения с Германией вровень с советско-американскими. Они не менее важны для истории.

…Наше общественное мнение постепенно, шаг за шагом перестраивается в сторону понимания того выбора, который сделал немецкий народ, встав на путь объединения. Прошлое мы не можем забыть. В каждую семью у нас в свое время пришло горе. Но надо повернуться лицом к Европе, встать на путь сотрудничества с великой немецкой нацией. Это и есть наш вклад в укрепление стабильности в Европе, в мире».

Канцлер подхватил мои мысли:

«Через 10 лет заканчивается XX век. И мы у себя в Германии полны решимости завершить его достойно вместе с великим Советским Союзом на пользу Европе и всему миру. США нас тоже поддержат. Любопытно, что американцы вновь открыли для себя Германию. Сейчас каждый второй сенатор в Вашингтоне утверждает, что его бабушка была немка.

…Германия хочет мира, новых отношений с великой Россией. Да и объединение ее происходит не на основе противопоставления другим странам, а в согласии с соседями и со всеми, кого оно затрагивает. Мир с Россией для нас не будет выжат под давлением каких-то обстоятельств, а заключен на свободной, суверенной основе двух равноправных партнеров. Хотел бы повторить: вся история России и Германии свидетельствует о том, что между русскими и немцами никогда не было врожденной вражды. Силы зла, а не добра натравливали их друг на друга, и это имело трагические последствия. Не случайно в свое время в Россию добровольно приехали и пустили глубокие корни 2 млн. немцев.

…Прогресс советско-американских отношений, объединение Германии, новая глава в отношениях с СССР – все это вселяет уверенность в мирное будущее».

Мы говорили с канцлером о том, что одними бумагами не решить всего того, что мы наметили и чего желали бы для будущего. Нужен живой диалог, живое общение. Но согласились, что нужны и хорошие бумаги. Канцлер привез, по существу, проект всеобъемлющего «Большого договора» между единой Германией и СССР. «Я, – сказал он, – вам их сейчас передам. –

И добавил: – Хотел бы особо подчеркнуть, что это мои собственные соображения. Они не выносились на обсуждение в федеральное правительство. При их составлении я не привлекал на помощь даже министров. У министров много сотрудников, один скажет что-то другому, а потом все выплеснется на страницы газет. МИД и министерство финансов я тоже пока оставил в стороне. Речь идет пока лишь об эскизе мыслей и соображений».