Исповедь жены военного строителя - Гаянэ Павловна Абаджан

продвинулась, потому что Серёга начал переводиться в Ступино, а я без него особо не активничала.

На некоторое время я осталась одна. Когда я оставалась одна, то не только к каким-то врачам, но даже в продовольственный магазин не ходила. Помню как дня три практически голодала, потому что дома был только лук и сало (сало у нас было всегда, его в промышленных количествах поставляла Серёгина мама). И вот я хочу есть, но чувствую себя плохо и на перерыв ехать в магазин мне абсолютно не хочется. По дороге домой захожу в наш занюханый магазинчик и всё там мне тошнотворно, я ничего не покупаю. Иду домой и там опять сало и лук. Так было несколько дней, пока не приехал Серёга.

Даже не знаю что это было с моей стороны: лень, депрессия, пофигизм? Носить я стала Серёгин серый длинный свитер с отворачивающимся воротом, я как погрузилась в этот ворот и часто звонила просто так своей тёзке в Москву. Это были фактически наши единственные знакомые в Москве, их отец был близким другом детства моего отца и тоже родом из Луганска.

Так продолжалось где-то полтора месяца, пока Серёга не получил комнату в коммуналке, а пока он обитал в страшного вида общаге в комнате размером с кровать плюс коврик и в основном ночевал в батальонном медпункте, где по вечерам разряжался медицинским спиртом с начмедом Тимой, нашим будущим соседом по коммуналке. Однажды они разбили какое-то лекарство и вся Серёгина одежда провоняла как будто он больничный сотрудник.

Я пару раз ездила к нему в Ступино на выходные на денёк – посмотреть городок. Тут мне как раз дали на работе приличную полугодовую премию. И мы на неё купили Серёге джинсовую "варёнку": куртку и штаны – бананы от новоявленного кооператива. Как-то случайно зашли на рынок и мне все это понравилось. Мне мы ничего не покупали потому что у меня не было никакого желания что-то мерить.

Серега пробовал мне купить вязанную шапочку, натягивал их на меня и снимал. А потом сказал что на такое выражение лица конечно ни одна шапочка не подойдет.

Серёга же в этой одежде несколько лет по выходным смотрелся как пряник.

Через пару месяцев мы окончательно перебрались в Ступино, где я опять по переводу пошла работать на этот раз в Сбербанк, куда меня определил по блату новый Серёгин командир. Я за всю эту дикую траекторию ни разу не уволилась просто так. Всё время переводилась и на первый же день шла на работу. Это была моя позиция. Почти все жёны не работали. Я себя тоже сильно трудолюбивой не считаю. Но так было как-то легче жить, морально легче.

== 1990. Город Ступино ==

Ступино – это тоже под Москвой, но от Павелецкого вокзала мимо Белых Столбов, не доезжая станции Ожерелье, там ещё был значимый авиационный завод. Это хороший компактный городок без древностей.

В Ступино нас встретил очень спитый коллектив, им рулил рыжий комбат, который собирался в ближайшее время переводиться в Казахстан "за папахой", то есть чтоб получить звание "полковник". Квартира в Ступино оставалась за ним, и он планировал в последствие вернуться. Вся армия держится на мужском честолюбии, системе званий. И походы "за папахой" то на крайний север, то в дикую степь – тому яркое подтверждение.

Я переехала в Ступино по дате примерно на День Строителя. Это невозможно забыть, потому что была организована пьянка каких я в жизни не видела. Нас загрузили в УАЗики и вывезли на лесную поляну. С собой была водка, много водки и пару десятков бутербродов. Я даже сразу не поняла происходящего, потому что закуска во всех предыдущих случаях моей жизни всё же была в полнейшем изобилии. Тут я её не увидела. Потом УАЗик уехал и я думала, что поехали наконец-то за едой. Но нет. Привезли опять водку, ящик. Всё.

Я не помню сколько выпила, скорее всего почти ничего. Вспоминался рассказ отца, про то как они своему коллеге (мой отец был прорабом) ради шутки налили стакан водки и во второй стакан вместо воды для запить – тоже водку. Когда он залпом выпил оба стакана, то стал рвать вокруг себя траву и заедать. Так вот, чтоб не есть траву, я только делала вид что участвую в мероприятии. Комбат играл на гитаре, мой Серёга тоже. Я первый и последний раз в жизни видела его играющим на гитаре. Скорее можно сказать, что они оба бренчали.

Вскоре рыжий комбат уехал. Кстати, у него была слава гулящего мужа. Так вот этот гулящий муж максимум через месяц приехал и забрал свою семью – гулять в районе Байконура очевидно было особо не с кем. Жена ехать мягко говоря не хотела, но смирилась и поехала, надеясь на временность.

Там жили на привозной воде такого качества, что её надо кипятить несколько раз и отстаивать прежде чем употреблять для приготовления пищи. Вы можете себе представить силу жажды получить звание полковника и папаху, что офицеры бросали своё жилье в Подмосковье, где у жён – работа, дети ходили в школу, имели друзей, их быт полностью налажен, и вот они всё бросали и ехали в необжитые степи или на крайний север за этим званием. Для справок – разница в окладе между полковником и подполковником – пять рублей.

Нашими соседями по пятикомнатной коммуналке на первом этаже двенадцатиэтажки были Серёгины сослуживцы. Они оба, как и их жёны были тоже с Украины.

В двух смежных комнатах жили Тимофей – военный врач, родом из села в Сумской области, с женой – тоже врачом сразу после института, и их годовалая дочурка.

В двух раздельных комнатах жили Сергей Киричко – пропагандист из Донецка с женой – медсестрой и двумя сыновьями – погодками, старшего из которых назвали в честь отца – тоже Сергеем.

Мы мирно жили, дружили. Не то чтоб прямо дружили, но спокойно делили общее пространство коридора, санузла и кухни. Однажды Серёге показалось, что я слишком часто упоминаю Тиму в разговорах и Серёга обозлился. Потом даже если я говорила "трактор", то Серёге слышалось "Тима", и он попросил меня в ближайшие пару недель не произносить слова, которые начинаются на букву "Т". Поскольку я примерно помнила какой он нервный временами, то такие слова как "там", "тут", "тама", "тута" и "туман" были исключены в первую очередь.

Нам досталась большая комната с лоджией и видом на