Конец российской монархии - Александр Дмитриевич Бубнов

сделанные расчеты по подготовке нашего решающего наступления, приуроченные к весне 1917 г., причем военные действия в 1916 г. были так направлены, что ими не была демаскирована наша подготовка к решающему наступлению, которое в 1917 г. застало австрийцев совершенно врасплох.

Осенью 1916 г. Верховному командованию пришлось решать еще один важный вопрос оперативного характера в связи с присоединением к Антанте Румынии и выступлением ее против Германии. Уже с самого начала боевых действий дипломатия Антанты всеми способами и средствами старалась привлечь на свою сторону Румынию и заставить ее принять участие в войне.

Помимо нашего посланника в Бухаресте А. С. Паклевского-Козела, пользовавшегося в Румынии большим влиянием, другим деятельным «агентом» в этом вопросе был начальник Дунайской речной флотилии свиты его величества контр-адмирал М. М. Веселкин, сделавший из выступления Румынии свой point d’honneur (вопрос чести).

Дунайская флотилия, непосредственно подчиненная Верховному командованию, в начале войны состояла из судов Русско-Дунайского пароходного общества и нескольких канонерских лодок Черноморского флота. Первоначальная задача флотилии заключалась в военном снабжении Сербии по Дунаю, а после занятия Сербии противником деятельность ее личного состава, и в первую очередь ее начальника адмирала Веселкина, сосредоточилась на побуждении Румынии к выступлению.

Контр-адмирал Веселкин — любимец государя и всего флота, «истинно русский человек», душа нараспашку, остряк, решительно никому спуску не дававший и в карман за словом не лазивший, гуляка-весельчак и хлебосольный барин — как нельзя более подходил к такой деятельности. В его распоряжение было выделено на два миллиона рублей различных роскошных ювелирных изделий, которые он широкой рукой раздавал в виде «подарков» разным румынским деятелям и их женам, имевшим «право голоса» в вопросе выступления Румынии. Однако, несмотря на все усилия дипломатии и адмирала Веселкина, Румыния все время колебалась, главным образом из-за сильной боязни Германии, которая через посредство мощной румынской германофильской партии оказывала давление на румынское правительство.

Наше Верховное командование держалось противоположного мнения, считая выступление Румынии против Германии нежелательным. Генерал Алексеев справедливо полагал, что в этом случае, учитывая чрезвычайно низкую боеспособность румынской армии и полную ее неподготовленность к войне, главная тяжесть военных действий ляжет на плечи России. И это именно в то время, когда мы понесли большие потери при Брусиловском наступлении и когда наша подготовка к решительным операциям 1917 г. не была еще закончена.

События, последовавшие за вступлением Румынии в войну, полностью подтвердили опасения генерала Алексеева: румынская армия с молниеносной быстротой была разбита наголову и нам пришлось протянуть свой сухопутный фронт до самого Черного моря, выделив для этого значительные силы, во главе которых был поставлен один из лучших наших военачальников генерал Щербачев.

Однако вопрос присоединения Румынии к Антанте мог рассматриваться и с иной точки зрения: эта страна с ее громадными хлебными, а главное, нефтяными богатствами представляла для Германии — особенно к концу войны, когда ее запасы истощились, — весьма лакомый кусок, и потому следовало ожидать, что немцы, если им не удастся привлечь ее на свою сторону, неминуемо ее просто-напросто завоюют. Именно поэтому дипломатия стремилась «оторвать» Румынию от Германии и привлечь ее на сторону Антанты. (Правильность таких действий полностью подтверждена опубликованными мемуарами немецких военачальников, из которых явствует, что завоевание Румынии определенно входило в планы войны германского командования.)

Завоевание же Румынии Германией или выступление ее на стороне последней представляло для нас с чисто военной точки зрения громадную опасность, ибо в результате немцы получали в свое распоряжение обширный плацдарм для удара во фланг и тыл Юго-Западного фронта. Как следствие, могла бы быть пресечена возможность нашего перехода в наступление на этом фронте и вся подготовка к этому наступлению сведена на нет. В этом случае нашему Верховному командованию пришлось бы для восстановления положения принести гораздо большие жертвы, чем те, которые оно фактически принесло для поддержания Румынии после выступления ее на нашей стороне.

Все это, по-видимому, не было в достаточной степени учтено генералом Алексеевым, на что указывает характер, как будто contre coeur (против желания) принятых им недостаточных мер для поддержания Румынии тотчас после ее выступления. Будь эти меры более решительными, возможно, и удалось бы спасти румынскую армию от полного разгрома и благодаря этому значительно уменьшить количество сил, необходимых для удлинения нашего фронта до берегов Черного моря. Но, с другой стороны, просто невозможно было предвидеть, что семисоттысячная румынская армия окажется до такой степени ни на что не пригодной. А генералу Алексееву после Брусиловского наступления и серьезных потерь в боях у озера Нарочь приходилось в интересах будущего наступления в 1917 г. экономить силы.

Впрочем, меры, которые мы принуждены были впоследствии принять в связи с разгромом румынской армии, не повлияли на подготовку к решительному наступлению на Юго-Западном фронте, каковая была закончена к назначенному сроку точно по установленному плану.

В конце августа 1916 г. Румыния наконец присоединилась к Антанте. К этому ее побудили не столько усилия дипломатии, сколько победоносное наступление Брусилова в Галиции.

Незадолго до этого и в самый разгар Брусиловского наступления меня командировали в Румынию, в Бухарест, для выяснения на месте общей обстановки и изучения в связи с нашей подготовкой к Босфорской операции агентурных сведений о положении в Турции, и особенно в районе Босфора.

Так как Румыния оставалась в это время еще нейтральной, а моя миссия имела к тому же строго секретный характер, мне пришлось обзавестись штатским платьем. Впоследствии оно спасло мне жизнь при разгроме Ставки большевиками.

В Рени, где находилась база Дунайской речной флотилии, меня встречал с распростертыми объятиями адмирал Веселкин, мой большой приятель. Он лично доставил меня на своем флаг-майском судне «Русь» в румынский порт Галац, дав ряд советов в связи с предстоящей миссией.

Из обстоятельных разговоров с нашим посланником Паклевским-Козелом, морским агентом капитаном 1 ранга Н. А. Щегловым и военным агентом полковником Татариновым, скептически относившимся к выступлению Румынии, я вынес самое мрачное впечатление о боеспособности румынской армии. Еще более оно усилилось после разговоров с некоторыми румынскими деятелями и в результате личных моих наблюдений над жизнью в Бухаресте. Но зато, выясняя положение в Турции, я пришел к отрадному заключению: всестороннее изучение с главой нашей агентурной разведки и моим другом капитаном 2 ранга В. В. Яковлевым собранных им и тщательно проверенных сведений показало, что обстановка для Босфорской операции весьма благоприятна и что Турция, несмотря на все усилия немцев, почти совсем утратила свою боеспособность.

На обратном пути мне пришлось выслушать от адмирала Веселкина, ярого сторонника выступления Румынии, жестокую, но, по моему глубокому убеждению, малообоснованную критику в адрес наших дипломатических и военных представителей в Бухаресте. Провожая на вокзал, он вручил мне довольно объемистый пакет со