Землетрясение в отдельно взятом дворе (сборник) - Марианна Гончарова

Словом, мы приехали на заставу смотреть на водные процедуры курицы Кишинев.

Во-первых, зачем.

Все куры как куры — и Дзымбалюк, и Бровары, и другие курочки: снесут яйцо, доложат по форме и гулять, а Кишинев, как объяснил Грыгоровыч, повадилась прятать снесенные яйца и с ними играть в дочки-матери. То есть уселась на них, приговаривая:

— Цып-цып, мои цыплятки, цып-цып, мои касатки, мои желтые комочки, мои будущие квочки.

И ведь хитрая — тихонько снесет яйцо, сядет и сидит, гордая и нафуфыренная. Ну то есть вся такая с торчащими во все стороны перьями.

Вот ему и подсказали: чтобы она яйца не прятала, чтоб на них не сидела, надо ее, эту курицу, в воду макать.

Во-вторых, как.

Это легко. Жена Грыгоровыча Лиля жалуется всем, что Грыгоровыч совсем «с глузду зъихав и на руках носыть усю свою худобу», то есть домашних животных. Оказалось, и правда — буквально на руках их носит. Так вот, Грыгоровыч аккуратно брал курицу Кишинев, нес ее через большой двор поближе к колодцу и опускал в бочку со свежей, только набранной водой. И так держал. На руках, чтобы курица Кишинев не утонула. Кишинев бултыхалась на поверхности, перебирала в бочке своими желтыми когтистыми лапами, энергично шлепала по воде, а вокруг оживленно собирались другие куры и петух Зина Иванивна, злорадно наблюдали за водными испытаниями курицы Кишинев, переглядывались и ехидно-издевательски кудахтали.

— Так всегда в жизни, — на мой правильный вопрос дал правильный ответ Грыгоровыч. — Как только личность выделяется чем-то необычным, как только становится особенной, так сразу собирается толпа и злорадно наблюдает, чем закончится дело. И при этом завидуют, точно ведь завидуют, это я вам говорю, Грыгоровыч.

Да, собственно, не только куры, но и вся застава исподтишка наблюдала, как вокруг колодца в одно и то же время чинно собирается весь птичий двор и все рассаживаются смотреть синхронное плаванье Грыгоровыча и курочки Кишинев.

И курица Кишинев, как объясняет Грыгоровыч, неожиданно вдруг подсела на водные процедуры. И ведь хорошо же на самом деле — жара, петухи ходят потные, с клювов капает, куры роют себе ямы в пыли и в них укладываются, чтобы пересидеть полуденный зной. А курица Кишинев охлаждается в нагретой солнцем чистой воде и шурует по двору потом деловитая, энергичная, бодрая. И до того дошло, что только утром Грыгоровыч на крыльцо — а курица Кишинев ему под ноги, смотрит вопросительно, мол, ну че, старшина, пошли? Скупнемся?

Через месяц звонит Грыгоровыч. Говорит, приезжайте, что-то расскажу. Мы сорвались, конечно. Грыгоровыч, он мастер не только на вопросы отвечать, но и рассказывать.

Оказывается, героическая курочка Кишинев благодаря ежедневным купаниям перевернула всю свою жизнь, повысила иммунитет, яйценоскость и достигла своей цели. Но не дома, а в удаленном от двора районе — устроилась рядом с водокачкой, куда никто почти не ходил, и занялась своими прямыми обязанностями, которыми ее природа щедро одарила: нести яйца и тут же их высиживать.

Конечно, Грыгоровыч удивлялся какое-то время, что его никто на пороге не встречает, никто купаться не просится, но занят был сильно — комиссия, проверка. А как освободился, стал искать. И тут ему позвонили: Грыгоровыч, не ваша ли курочка у водокачки сидит, уж слишком вид у нее независимый, гордый и умный.

Грыгоровыч побежал — по жаре, далеко, устал, взмок. Удивлялся, как его курочка Кишинев туда добрела, какой характер у нее оказался. Ну пришел, а она сидит — похудевшая, возмужавшая, узнала своего товарища по плаванию в бочке, что-то пробормотала застенчиво, глаза стыдливо опустила, кококнула торопливо, мол, вот, старшина, сижу тут… как видишь… высиживаю…

А на спине ее уже два желтых цыпленочка чирикают «мама-мама».

— А така хдэ-э-энька, — причитал Грыгоровыч, — а така змучена… Нихто ж не кормыв, бидненьку…

Стал бегать туда за семь верст, подкармливать.

А на следующий день уже семь цыпляточек. А еще через день — десять!

Вывела она — Грыгоровыч, рассказывая, радостно и с гордостью руками тут схлопывал — семнадцать штук! Правда, выжили двенадцать. Так Грыгоровыч специально в город ездил, на инкубаторную станцию, взял еще цыплят, подложил ей, чтобы было сколько было — семнадцать. Перевез всех во двор, ходит курица Кишинев важная, мать-героиня. И привычку купаться не бросила, взлетает на бочку с водой, ждет, когда ее окунать будут.

И жене, и команде своей прямо при нас, чтобы свидетели были, перед строем на вечерней поверке объявил Грыгоровыч, что, кто эту курочку Кишинев тронет, кто ее тронет!.. Так… Грыгоровыч тут сжимал кулак и гневно им потрясал — он не знает, что сделает.

— Теперь, — сказал Грыгоровыч, — она будет жить на заставе всегда и на самом привилегированном положении. Вопросы есть? — спросил Грыгоровыч. Вопросов не было.

Сейф для граппы

Наш городок принадлежал раньше Австро-Венгрии. И у нас много чего австрийского в наследство осталось. А если австрийцы что делали, то на века. Стояли и будут стоять австрийские дома, а в высоких шикарных квартирах продолжает жить и функционировать такая модная сейчас винтажная сантехника и мебель, ну пусть чуть отреставрированная, чуть подремонтированная. Есть одно учреждение у нас, довольно солидное, богатое, но неприметное. Хотя смотря для кого. Слава о нем, об этом учреждении, существующем уже неполных три века, ну хорошо, два с хвостиком, слава о нем такая, что, сколько его ни пытались ограбить, сколько налетов ни делали, сколько ни вскрывали по ночам — ничего не получалось. А все почему? А потому, что там в углу сейф. И славился он, этот вроде не примечательный ничем, но довольно элегантный сейф тем, что за два века никто не смог его ни вскрыть, ни тем более унести.

Вот что я вам скажу: если швейцарцы славились своими часами, то австрийцы — да, своими сейфами. Сейф этот был австрийский.

И тут вдруг контора эта незаметная переезжает. В здание побольше. Это же событие. Шутка ли, два с лишним века работали в одном месте, а теперь собирай свои манатки и переезжай, это же сколько всего накопилось. Ну вот и стали сотрудники перебирать: что в архив, что списали и по домам разобрали, что выбросили, что раздарили, а сейф… А с сейфом решили так: кто сможет его вынести, тому и ключи дадут, и коды напишут, и, конечно, бесплатно, чего уж. И объявление дали по радио, по телевизору и в газете центральной городской.

Ну тут началось. Едут всякие — и пальцы веером, и тележки всякие новомодные, чтобы мебель возить или там холодильники, и грузчиков с собой по двадцать человек отборных силачей, и автокары… А он стоит, как и стоял, этот сейф. Ну просто на миллиметр не сдвигается.

И вот Паша один, начальник погранзаставы, Данилыч его все зовут, услышал про сейф, так загорелся — ему ведь так надо, а еще и бесплатно. И если личное оружие, документы секретные есть где хранить, то папину граппу — негде. Очень нужен сейф. А то папа как граппу пришлет свежую — водку виноградную самодельную, — как ни спрячешь, пацаны — друзья Пашины: Грыгоровыч, фермер из села, в котором застава, потом Кузьмич один, бильярдист, потом Дима-колбасник — приедут в гости, мол, здоров, Паша, как у тебя то да се… И глазами шныряют, носами шмыгают, сразу унюхают граппу. Она же виноградом благоухает. Или выпросят, мол, не жмоться, Паша, это ж напиток не для одиночества, а для сплочения компании. И выхлебают в два счета. Ну или сопрут… Это же не водка вульгарная. Напиться и песни петь. Тоже мне! Граппа, она… Это же напиток румынской знати! Ее же, папину граппу, надо глоточками… глоточками… И тихо разговаривать. Про жизнь, про то, что и как мама готовит, про несовершенство мира… Граппа — это ведь… Так! Короче! Сейф нужен. Нужен сейф.

Паша человек грамотный: залез в Интернет, три ночи сидел, что-то читал, записывал, рассчитывал. А в понедельник взял с собой четырех солдатиков, самых хрупких таких мальков, один вообще в очках — специально таких интеллигентов отбирал, Паша, он же лицедей в душе, комедиант. Короче, погрузил он свою профессуру в кузов грузового «уазика», повез в ту самую контору. Но, не доезжая, остановился, выстроил своих дохлячков, и шагом марш! — так вошли во двор. А там уже толпа народу — и тотализатор. Ставки делают. Кто кран приволок с собой, кто каменщиков — стену разобрать и собрать (а стены в австрийских домах, я вам скажу, тоже непросто разбираются), ну и кто-то где-то даже выпросил военный тягач. Стоят претенденты, подбородки мнут, брови хмурят, чертежи чертят — плечо высчитывают. Грамотные, ага. Параллельно большие деньги шуршат, прям как на ипподроме. А тут строем входят эти четыре академика. Один в очечках. У народа — реально истерика. Все покидали, руки в карманы, стали комедию смотреть.

Паша наш как ни в чем не бывало отдал команду своим: мол, пока можно оправиться и покурить. Солдатики отошли, а мальчик, который в очках — слышь! — книгу вытащил! И давай ее читать!!! (Все продумали!) С ледяным спокойствием Паша из маленького чемоданчика вытащил дрель. Спросил: можно? Ему в ответ сквозь смех: ага, ну давай, попробуй, и-хи-хи…