Эпиграммы - Марк Марциал

5 Тот, кто не хочет, Амилл, прослыть миньоном, прилюдно

Делает то, что тайком делать удобно ему.

Вечного Силия ты бессмертных читатель творений,

Где он достойно воспел подвиги римских мужей,

Только приют Пиэрид, по-твоему, был для поэта

Милым и Вакхов венок на аонийских власах?

5 Таинств священных достиг он трагической Музы Марона,

Лишь одолевши труды, в коих велик Цицерон.

Он восхищает досель Сто мужей при копье непреклонном,

И поминают добром много клиентов его.

После правленья его при двенадцати ликторах в славный

10 Год священный, когда вольную мир получил,

Годы отставки своей посвятил он Фебу и Музам,

А постоянным ему форумом стал Геликон.

189

Ты, кто цирюльником был знаменитейшим в целой столице

И госпожою своей всадником сделан потом,

Скрылся теперь в города сицилийские, в области Этны,

Циннам, от строгих бежав постановлений суда.

5 Чем, неудачник, ты там займешься в тяжелые годы?

В праздности жалкой теперь что будешь делать, беглец?

Ты не грамматик, не ритор; учителем стать не способен,

Так же как стоиком ты или же киником быть,

Или в театрах кричать сицилийских и хлопать за деньги.

10 Циннам, придется тебе снова цирюльником стать.

Холод двадцатой зимы тебя мучит за тяжбой одною,

Гаргилиан, и на трех форумах судишься ты.

Жалкий безумец! К чему тебе двадцать лет заниматься

Тяжбой, которую ты сразу бы мог проиграть.

Фабий имущество все целиком отказал Лабиену,

А Лабиен говорит: «Большего я заслужил».

Филенида-трибада трет мальчишек

И мужчин превосходит сластолюбьем,

В день одиннадцать девушек меняя.

Подоткнувши подол, в гарпаст играет,

5 Вся в песчаной пыли, и гирей, тяжкой

Мужеложникам, крутит без усилья;

И в палестре измазанную грязью

Бьет учитель ее, натертый маслом.

А к столу не идет она обедать,

10 Не извергнув вина семи деунций,

Полагая, что ей их выпить снова

Можно, съевши колифиев шестнадцать.

А потом, предаваясь вновь распутству,

Не сосет (не мужское это дело) —

15 Все нутро пожирает у девчонок.

Боги! Разум верните Филениде,

Для которой лизать — мужское дело.

Наши, пожалуй, стишки, Инстанций Руф, подожди ты

Тестю хвалить: может быть, любит серьезное он.

Если ж снисходит и он до книжек стихов шаловливых,

Даже Фабрицию я с Курием сам их прочту.

Вот Теофила, твоя нареченная, Каний, супруга;

Гласом Кекроповых уст ум у нее напоен.

Старца великого сад ею в Аттике мог бы гордиться

И пожелала б своей стоиков школа назвать.

5 Не суждено умереть тому, что одобрено ею:

Так не по-женски она, так необычно умна.

Пусть Пантенида твоя перед ней не заносится слишком,

Хоть и знакома сама хору она Пиэрид.

Стихотворенья ее, Сафо любострастная хвалит:

10 Эта невинней ее, и не ученее та.

190

Ты, в трибадах трибада, Филенида,

Верно, ту, с кем живешь, зовешь женою.

Шишки растут на жене, и супруг-то сам тоже весь в шишках,

В шишках и дочка, и зять, шишки на внуке твоем,

Ключник, приказчик, копач загрубелый, а также и пахарь —

Нет никого, чтоб у них гнусный не вырос желвак.

5 Но раз у каждого здесь, будь он стар или молод, есть шишки,

То почему же тогда шишки в саду не растут?

Пусть декабрь к тебе, Павел, будет милым

И не триптихи вздорные, платочки,

Иль полфунтики ладана пустые

Даст, а блюда старинные и кубки

5 От друзей и ответчиков богатых

Или то, что тебе еще приятней;

Новий с Публием пусть тебе сдадутся,

Между шашек стесненные стеклянных;

Пусть судья у атлетов умащенных

10 За тригон тебе голому награду

Даст и бросит хвалить левшу Полиба,

Чтобы, — если б со злости приписали

Мне стихи, что сочатся ядом черным, —

Ты в защиту мою возвысил голос

15 И без устали стал кричать ты громко:

«Не писал Марциал мой этой дряни!»

И на Эсквилиях дом у тебя, и на холме Дианы,

И у Патрициев твой тоже возвысился дом;

Здесь ты Кибелы-вдовы, там видишь святилище Весты,

Новый Юпитера храм виден и древний тебе.

5 Где же застать мне тебя, где же мне отыскать тебя можно?

Тот, кто повсюду живет, Максим, нигде не живет.

Вестник речистый богов, Киллены гордость и неба,

Ты, у кого золотой жезл обвивает змея!

Пусть удаются тебе проказы любовные вечно,

Будешь ли в Пафию ты иль в Ганимеда влюблен.

5 Иды матери пусть украшает священная зелень,

Старому деду легка ноша да будет его.

Пусть этот памятный день, в какой сочеталась Норбана

С Карпом, проводят они радостно всю свою жизнь.

Мудрости он воздает дары, благочестный служитель,

10 И, воскуряя тебе ладан, Юпитера чтит.

191

Хочешь ты даром любви, уродиной будучи старой.

Право, потеха: давать хочешь, не дав ничего.

То, что ты нарасхват у нашей знати

По пирушкам, по портикам, в театрах,

Что тебя, повстречав, зовут сейчас же

На носилки к себе, зовут и в баню,

5 Не должно обольщать тебя чрезмерно:

Не любим, Филомуз, ты, а забавен.

Требуешь, Тукка, чтоб я подарил тебе свои книжки.

Не подарю: продавать хочешь ты их, — не читать.

Хвост саксетанской тебе на стол подается макрели,

Если же вволю ты ешь, ставятся в масле бобы.

Вымя, барвен, кабана, шампиньоны, зайцев и устриц

Даришь ты, Папил. Лишен вкуса и разума ты.

192

Угощали нас «консульским» недавно!

«Что же вино было старым, благородным?»

Консул Приск разливал! Но консул этот

Был тем самым, Север, кто угощал нас.

193

Так как теперь уже Рим замирил одрисских Медведиц

И не разносятся там звуки свирепой трубы,

Книжечку эту, Фавстин, ты сможешь послать Марцеллину:

Есть у него для моих книжек и шуток досуг.

5 Если ж не знаешь, какой отправить подарочек другу,

Мальчику ты поручи эти стихи отнести;

Но не такому, что пил молоко от гетской коровы

И по замерзшей земле обруч сарматский катал.

Из Митилены он быть румяным юношей должен

10 Или лаконцем, какой розги еще не знавал.

Ты же получишь взамен раба с покоренного Истра,

Что тибуртинских овец может пасти у тебя.

194

«Целых тридцать плохих эпиграмм в твоей книге!» Ну что же?

Если хороших в ней, Лавс, столько ж, она хороша.

У Менофила такой с застежкою запон, что мог бы

Комедиантов он всю труппу свободно закрыть.

Думал я, Флакк, что его (ведь часто мы моемся вместе)

Он надевает затем, чтобы свой голос сберечь.

5 Но, когда раз на глазах у народа играл он в театре,

Запон его соскользнул. Бедный! Обрезан он был.

Ловкий пока Евтрапел подбородок бреет Луперку

И подчищает лицо, снова растет борода.

Будут пока мой портрет для Цецилия делать Секунда

И под умелой рукой станет картина дышать,

В гетскую Певку ступай и к Истру смирённому, книжка,

Где обитает Секунд средь покоренных племен.

5 Малым ты будешь ему, но сладостным дружеским даром:

Подлинней будет лицо в стихотвореньях моих.

Несокрушимо судьбой никакой, никакими годами,

Жить оно будет, когда труд Апеллесов умрет.

Четверостишия ты сочиняешь, порой не без соли,

Мило, скажу я, Сабелл, пишешь двустишия ты.

Это похвально, но я не в восторге. Писать эпиграммы

Мило не трудно, но вот книгу писать не легко.

В день рожденья всегда меня обедать

Звал ты, Секст, когда не были мы дружны.

Что ж случилось, скажи, что вдруг случилось?

После столь долголетней нашей дружбы

5 Обойден я тобой, твой друг старинный!

Но я знаю, в чем дело: не прислал я

Серебра из Испании ни фунта,

Ни плащей тебе новых с гладкой тогой.