Блеск софитов (СИ) - Гранд Алекса

– Все правда, Владислав Вениаминович, – ответил я, торопливо огибая напряженного, словно заведенная пружина, мужчину. Прекрасно понимал, что родителю Бельской как минимум хочется сломать мне нос вместе с парой ребер, а как максимум закопать мое бренное тело где-нибудь на заднем дворике его загородного особняка. Но тратить драгоценное время на выяснение испорченных бессовестной ложью и дурно пахнувшей сделкой отношений было выше моих сил. Потребность найти Риту жгла изнутри каленым железом, о чем я и сообщил собеседнику: – мне. Нужно. С ней. Поговорить.

Покинул ресторан будто в хмельном тумане, не обращая внимания ни на Бельского, вскинувшего и уронившего в покорном принятии ладонь. Ни на Грацинского-младшего, пытавшегося доказать что-то не слушавшему подвыпившего посетителя начальнику службы охраны. Ни на нелепо одетую в заляпанный красками сарафан из джинсовой ткани девчонку-подростка с двумя рыжими лохматыми косичками, как у Пеппи Длинный чулок. Облокотившуюся на припаркованный напротив моего авто «Астон Мартин» *[1] салатового цвета и надувавшую из жвачки пузыри чудовищного размера.

Катил по трассе в таком же тяжелом забытьи, с трудом различая дорожные знаки и сердито сжимая руль, и удивился самому себе, очутившись посередине еще не лишившейся дневного тепла крыши из металла и бетона. Бескрайнее небо было настолько близко – протяни руку вверх и достанешь до пушистых, неподвижно застывших облаков. Между двух высоток виднелось окрашенное в розово-красный цвет закатывающееся Солнце. В общем, в представившейся картине было прекрасно все. Кроме расположившейся на самом краю здания девушки, свесившей ноги с парапета.

При мысли, что Рита может не удержаться и по неосторожности свалиться черт знает с какого этажа, стало нехорошо. Иррациональный страх заменил присущее мне хладнокровие и спокойствие на голые инстинкты, толкнувшие вперед и заставившие обхватить девушку крепко и оттащить ее подальше от опасного выступа.

– Антон, ты с ума сошел?! – воскликнула она рассержено, явно недовольная появлением моей персоны, нагло нарушившей ее уединение.

– Ты не…? – хоть неконтролируемая паника и постепенно отступала, меня трясло, как больного в тропической изнурительной лихорадке. Чувствовал, как мое состояние передается Марго и ее тело начинает крупно дрожать в моих пальцах.

– Да не собиралась я прыгать! – с искренним негодованием возмутилась она, сдувая с щеки непослушную прядь. – Я, что, больная?

Прижался к Рите теснее, отчаянно стиснув легкую нежную ткань ее платья и уткнувшись носом в шею чуть выше ключицы. Замер, остро переживая такую необходимую и такую желанную близость, твердо решив для себя – не отпущу. Даже если будет вырываться, даже если будет молотить кулачками в грудь, даже если будет кричать, требуя, чтобы я от нее отстал. Но она не кричала и не требовала. Не пыталась высвободиться, устремив взгляд красивых янтарно-карих глаз куда-то вдаль поверх моего плеча.

Я оставил на мягкой коже дорожку из легких, словно крылья бабочки, поцелуев и ощутил на губах соль пролитых из-за моего эгоизма и трусости слез.

– Рита, – выдохнул тише гулявшего по крыше ветра, опускаясь перед ней на колени и бережно обнимая стройные голые ноги.

– Серов, – пробормотала она с горечью в голосе, отчего я снова испытал весь калейдоскоп эмоций от жгучего чувства вины до полоснувшего, будто ножом, раскаяния. – Почему я с тобой как на вулкане? Или как на американских горках? То дух захватывает, то хочется выплюнуть желудок. И легкие с сердцем заодно!

– Ты меня простишь? – смотрел на окутанную таинственным полумраком Марго и горячо молился об амнистии. Ни к кому не привязывался так прежде и никогда не нуждался в помиловании так сильно.

– Учти, это было больно, Антон, – Рита зарылась пальцами в мои взъерошенные волосы, прикрывая веки и пряча за частоколом угольных ресниц отголоски медленно таявшей обиды. 

________

*[1] – речь идет о спортивном автомобиле от известного английского производителя

Глава 37

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Марго

— Когда ты разрешишь мне встречаться с мальчиками?

— Когда умру. И плюс три дня... Чтобы не волноваться.

(с) к/ф «Ледниковый период 4: Континентальный дрейф».

Мой нежный и ласковый мучитель. Сыгравший томительное адажио на натянутых нервах и спровоцировавший шквал эмоций от яркого ослепительного гнева и до душевных терзаний, на которые я думала, что давно не способна.

– Серов, я начинаю сомневаться в собственной адекватности, – хмыкнула, перебирая в задумчивом жесте его волосы и отчетливо понимая, что безнадежно попала. Придушить Антона хотелось чуть меньше, чем час назад, а зубоскалить, наоборот, больше: – Потому что связаться с тобой могла только ненормальная, ушибленная на всю голову личность.

– А ты разве другая? – с легким прищуром спросил мужчина, не спеша поднимаясь с колен и ведя ладонями вверх по моим обнаженным и вмиг покрывшимся мурашками ногам.

– Туше, *[1] – щелкнула его по носу, глотая возражения и совершенно не ожидая, что Серов подхватит меня на руки, перевернет и будет кружить до тех пор, пока я полностью не потеряю способность ориентироваться в пространстве.

Когда меня, в конце концов, отпустили, на ногах я не стояла от слова «совсем», пошатываясь, словно подвыпившая березка на ветру. Так что пришлось позорно капитулировать и принимать предложенную помощь, пряча лицо у Серова на груди. Неконтролируемое тепло электрическим разрядом пробежалось по телу, успокаивая и заставляя забыть и об омерзительном Грацинском, и о предстоящих гастролях. И о телефоне, впопыхах брошенном на пассажирском сидении моего верного железного друга.

Чтобы вскоре катить в неизвестном направлении, устроив голову у Антона на коленях и изредка отвлекаясь на проносящиеся огни. Выводя на черной ткани джинс беспорядочные узоры-дорожки и трепетно ценя такое редкое, но такое блаженное спокойствие.

А потом, стоило только кии затормозить, выскакивать из авто и наперегонки бежать к киоску с мороженым, заказывая себе фисташковое и пробуя у Антона пломбир, политый клубничным сиропом и посыпанный шоколадной крошкой. Потому что чужое всегда вкуснее, правда?

Позволять ловким пальцам стирать остатки сладкого лакомства с перепачканных губ и радостно жмуриться, посылая в длинное эротическое путешествие пытающиеся возродиться из пепла сомнения. И прижиматься теснее к Антону, неторопливо лавируя в потоке таких же расслабленных, разморенных летней жарой прохожих.

– Я девочка. Я девочка. Лучше бы я умер, *[2] – сидела на не удобной лавочке открытого кинотеатра и жевала купленный у молоденькой продавщицы в красно-белой полосатой кепке карамельный попкорн. Вторила заученным еще в детстве цитатам из тогда черно-белого фильма, вызывая приглушенный низкий смех у своего спутника.

А, когда шли по освещенной фонарями аллее, распевала во весь голос «I wanna be loved by you, just you and nobody else but you» *[3] и скользила из стороны в сторону в шутливых па. Чтобы едва не быть сбитой зазевавшимся велосипедистом и вместе с Антоном упасть на мягкий, ровно подстриженный газон из ярко-зеленой травы. И с восторгом рассматривать пусть и слегка меркнущие из-за искусственного света созвездия на темно-синем, чернильном небе.

Поднималась, отряхивая сарафан и вытаскивая травинки из растрепавшейся шевелюры. Возвращалась нехотя к припаркованному авто, прощаясь с сиявшим разноцветными огнями ночным парком. И по привычке закидывала ноги на приборную доску, пока Антон искал что-то в бардачке. На поверку чем-то оказалась сова на тонкой серебряной цепочке, бережно обвившей мою кисть. С блестящими ярко-синими глазами-бусинками она была маленькой копией той, что висела у меня на груди.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Взятка? – намекала на откуп за плохое поведение, пихнув Серова острым локтем в бок в отместку за пролитые слезы.

– Я купил таких две. Для тебя и для Сони, – негромко произнес он, целуя меня в макушку и заводя мотор. И следующими словами заставляя сердце зайтись от бесконечной благодарности: – когда увидел, как сильно ей нравится твой кулон.