Золото и кокаин - Кирилл Бенедиктов

При этом он заговорщически подмигнул Трофимову.

— Не мне судить, — сказал я. — Может, полубог. Но пока что никто не жаловался.

Радист казался вполне симпатичным человеком, но я хорошо помнил вчерашний Петин инструктаж и держался настороже.

— Ну и правильно, — улыбнулся блондин. — Скромность украшает. Да мы прямо сейчас и проверим.

Он обернулся к желтому погрузчику, за рычагами которого сидел одетый в синий комбинезон венесуэлец.

— Смотри, Денис, это Педро, наш старший грузчик. Знает пять английских слов и три русских, к сожалению, все матерные. Поэтому общаться с ним бывает трудно. Ему надо объяснить, что контейнеры с маркировкой «эс-штрих» загружаются в зеленую фуру, а те, что с маркировкой «гэ», серии с пятой по шестнадцатую, идут в серую фуру. Сможешь?

Я пожал плечами и помахал венесуэльцу рукой.

— Привет, Педро! Меня зовут Денис.

Педро пробурчал что-то нечленораздельное. «Будем считать, знакомство состоялось», — решил я и, стараясь не упустить ни одной детали, перевел то, что сказал Харитонов.

Педро отреагировал своеобразно. Он разразился потоком цветистых ругательств, большую часть которых я слышал впервые. В крайне урезанном варианте его речь сводилась к тому, что проклятые белые, у которых вместо головы жопа, должны сначала разобраться, куда девать контейнеры с маркировкой «зет-желтая», а потом уже давать ценные указания относительно контейнеров «эс-штрих» и тем более «гэ».

— Ругается? — участливо спросил радист. — Это дело обычное. Педро, он всегда такой. За словом в карман не лезет…

Я покачал головой.

— Тут какая-то логистическая проблема. Мне кажется, он просто не может добраться до этих контейнеров, потому что дорогу к ним преграждают другие, какие-то «зет-желтые». Кто у вас отвечает за логистику?

Трофимов вздохнул и торжественно положил мне руку на плечо.

— Теперь за нее отвечаешь ты, Денис.

— Почему? — оторопел я.

— Потому что ты единственный, кто может объяснить грузчикам, что от них требуется. Не бойся, это не больно.

— Но я ничего не понимаю в логистике!

— Да брось ты! — усмехнулся Харитонов. — Мы тут битый час не могли ничего от них добиться, а ты пришел и за две минуты разобрался, что дело, оказывается, в «зет-желтых».

— Толку-то, если я не знаю, куда девать эти «зет-желтые»!

— А вот для этого и существуют старшие товарищи, — успокоил меня радист. — Сейчас мы тебе поможем. Петя, куда у нас идут контейнеры с желтой маркировкой?

Петя вытащил из сумки уже знакомый мне блокнот, пролистал его и сказал странным голосом:

— Маркировка «зет-желтая» загружается в зеленую фуру после маркировки «эс-штрих».

Повисло неловкое молчание.

— А может, сложить пока желтые контейнеры во дворе, потом загрузить «эс-штрих», а уже после — «зет»? — спросил я неуве ренно.

— Да вы, юноша, — проронил холеный Пжзедомский, — просто прирожденный складской менеджер.

— Молоток, — одобрил белобрысый радист. — А говорил, в логистике ничего не соображаешь. Правильно все придумал. Вот и объясни теперь это нашим обезьянкам.

— Не вижу тут никаких обезьянок, — сказал я холодно.

Харитонов удивленно посмотрел на меня.

— Ну а кто ж они такие, если по-человечески не понимают?

Трофимов незаметно ткнул меня в бок. «Он будет тебя провоцировать» — вспомнил я и прикусил язык, чтобы не ответить грубостью. Вместо этого я повернулся к Педро и постарался донести до него свою концепцию погрузочных работ.

Это был тяжелый и долгий день. Я мотался по всей огромной территории склада, перебирался туда и обратно через хребты контейнеров и тюков, искал какие-то несуществующие маркировки, помогал грузить ящики в фуры, до хрипоты спорил с Педро и другими рабочими и, когда в шестом часу все было закончено, почувствовал себя выжатым, как после десятикилометрового кросса с полной боевой выкладкой.

— Ну, — сказал Трофимов, разливая по чашкам крепчайший кофе из термоса, — теперь перекусим — и в аэропорт.

— А чего так рано? — спросил я. Мы сидели в глубине полупустого теперь склада на каких-то мягких мешках и наслаждались отдыхом — впрочем, бортинженер и без того был бодр и весел. — Вылет же вроде завтра утром?

— А все это добро в самолет загружать Пушкин будет? Или ты думаешь, «Кит» настолько велик, что все пять фур просто въедут к нему в трюм и выедут оттуда уже в Колумбии?

Не знаю, что поразило меня больше — известие о том, что рабочий день еще далеко не закончен, или упоминание о конечной цели нашего путешествия.

— Так, значит, мы летим в Колумбию?

— Упс. — Петя приложил палец к губам. — Считай, что я тебе ничего не говорил.

То ли бригада грузчиков в аэропорту оказалась не такой строптивой, как на складе, то ли сам я уже стал понемногу разбираться в тонкостях этой работы, но, вопреки моим опасениям, погрузка «Кита» завершилась еще до десяти часов вечера. Под самый конец в аэропорт приехал Кэп в сопровождении штурмана Лучникова, мужчины невыразительной внешности с нездоровым желтым цветом лица и большими залысинами. Со мной он поздоровался подчеркнуто вежливо, но во взгляде его мутновато-серых глаз читалась плохо скрываемая неприязнь.

Кэп о чем-то перетолковал с экипажем, а потом поманил меня пальцем.

— Отойдем-ка, — сказал он. Мы медленно пошли по летному полю, прочь от грузного силуэта «Кита». Я ожидал, что Дементьев похвалит меня за то, как я организовал работу на складе, но ошибся.

— Что-то плохо стараемся, — сказал Кэп и замолчал.

Я недоуменно посмотрел на него. Дементьев сунул в рот длинную коричневую сигариллу, щелкнул зажигалкой и затянулся. Выпустил кольцо дыма.

— Не понял, Леонид Иванович.

— Чего непонятного? Занимаешься не своим делом. Твоя задача — обеспечить коммуникацию. Ты, выражаясь военным языком, офицер связи. А ты что делаешь? Грузчиками командуешь? Вот второй пилот жалуется, что у него возникли проблемы с диспетчером, а переводчика рядом не было, потому что он в это время грузил мешки в фуры. Это что за самодеятельность, Денис? Мы вроде не грузчика в Москве заказывали.

«Сука Пжзедомский», — подумал я зло.

— Леонид Иванович, — сказал я, — меня попросили взять на себя обязанности логистика, я не счел возможным отказаться. Если это неправильно…

— Неправильно, — перебил он меня, — перекладывать свою вину на других. Мало ли о чем тебя завтра попросят, что, все будешь делать? У тебя есть своя голова, и ты обязан ей соображать. Все понятно?

Я сосчитал про себя до десяти и, стараясь говорить медленно и спокойно, сказал:

— В таком случае я бы хотел уточнить порядок субординации.

Кэп выпустил новое дымное кольцо.

— Мои приказы и приказы второго пилота являются обязательными к выполнению. Просьбы остальных членов экипажа выполняются в той степени, в которой они имеют отношение к твоей непосредственной работе. То есть если радист попросит тебя перевести что-то по делу, ты обязан выполнить его просьбу. А если захочет, чтобы ты сопровождал его на улицу красных фонарей, смело посылай его на три веселые буквы. То же относится к штурману и бортинженеру. Вопросы?

— Почему нельзя было сказать сразу? — не выдержал я.

Кэп остановился. В темноте блеснул огонек его сигариллы.

— У тебя была возможность задать этот вопрос, парень. Вчера. Но ты предпочел пялиться на моего лобстера. Поэтому сегодня большую часть дня занимался не своим делом. На первый раз прощаю. Но если второй пилот или кто-либо из экипажа еще раз пожалуется на то, что ты забиваешь на свои прямые обязанности…

Он не договорил, но я понял его и так.

Понял я и кое-что еще. Экипаж «Кита» был вовсе не рад появлению нового переводчика.

Глава двенадцатая. Мертвец

За последние несколько дней меня слишком часто пытались убить. Поэтому моя реакция была, возможно, слишком поспешной, но довольно предсказуемой — я впился зубами в жесткую, пахнущую металлом ладонь, зажимавшую мне рот.

— Mierda , — шепотом выругался хорошо знакомый мне голос. — Яго, ради всего святого! Ты мне пол-ладони откусишь!

Уменьшительным именем «Яго» меня называли только родные. Этот знакомый грубый голос… этот запах железа, въевшийся в руку, не расстававшуюся с эфесом шпаги… быстро сопоставив в уме все эти детали, я разжал зубы и прошептал:

— Педро, братец, что ты здесь делаешь?

— Спасаю тебя, балда, — сердито отозвался мой брат, дуя на укушенную ладонь.

Я, кажется, упоминал уже, что Педро — мой старший брат, единственный из троих детей дона Мартина де Алькорон, имевший право на замок и наследственный титул. Разница в возрасте у нас была четыре года, но Педро всегда казался мне ужасно взрослым. С самого детства он готовил себя к карьере военного, без конца упражнялся во владении мечом и стрельбе из арбалета, а верхом ездил так, что даже наш суровый отец порой приходил в восхищение. К своим двадцати семи годам брат успел уже повоевать в Италии под знаменами прославленного гран-капитана Гонсало Фернандеса де Кордоба-и- Агилар и вернуться домой с мешочком золотых монет и шрамом через всю левую щеку.