Цвет ликующий - Татьяна Маврина

Вчера прочитала рассказ Н. В. «Ночные полеты». Новизны не было, потому что начало читано летом, а только конец новый. Я думаю. У него будет много поклонников, если напечатают в «Новом мире».

Вспомнился мне Мурманск и порт Александров, куда мы с двумя сейчас уже покойниками Нетой и Абрашей ездили на «отпуск» еще из ВХУТЕМАСа (а Шура С. осталась. Не было денег ехать). Незаходящее солнце. Океан. Вдали за фордом таинственный, потому что туда никак и ни на чем не доедешь, ходят лишь тральщики. Порт Александров — самый северный порт и дальше пароходы не ходят. Гляди со скал, как оттуда бегут тучи, три раза на дню меняя погоду. И незримо идет вода, заливая мостки через овраг. Тогда в биологическую станцию не попадешь. А на скользких колючих камнях вода поднимается незаметно, скачи выше. Но ходить по скалам, вернее, не ходить, а прыгать, взлетать с легкостью неведомой в наших московском и нижегородском краях. Вот из-за этого взлетания я и вспомнила Мурманск. Птичья легкость и невесомость тела. Видимо, от легкого воздуха. И океан! Мечта увидеть океан — и увидела. Везде пахнет треской. Гирлянды сухих голов развешаны по заборам. Спим на полу на втором этаже, едим противнями жареную треску, иногда семгу. Абраша купил зюйдвестку. Он из нас самый богатый. С тех пор прошла целая жизнь. Было это в году 23-м. А я до сих пор такая же — я не боюсь опасностей. Вспоминаю до сих пор кладбище парусников, низкое солнце. Это было самое интересное путешествие в моей жизни. Служащий-Абраша жаловался, что не может спать в светлую ночь, не может есть треску и все с рыбьим духом. «Трещица». Умер он от инфаркта после тюрьмы. А Нета вырастила красавца Рафика и умерла года два назад от белокровия. Умирала она долго. А я вот до сих пор еще жива. Могу вспомнить и тонкие Абрашины ноги, и его отвращение от «трещицы», и красивую Нету, а главное, легкость воздуха, делающую человека, т. е. нас, птицами. Невесомость я и сейчас иногда ощущаю. Но это другое.

Прочитала в журнале «Октябрь» № 9 первую часть «знаменитого» романа Кочетова «Чего же ты хочешь?». Что-то пасквильное и очень банальное.

17.11.69. Сдала на выставку в Югославии «Золотое перо» 10 работ. Приходила Аника Агамирова в красных сапогах до колен и с длинной черной косой. Жили дружно.

18.11.69. Сегодня написала слушателей клавесина от позавчерашнего концерта. Но карандашные рисунки лучше. По радио играли Рахманинова, 2-ю симфонию с солистом Рудольфом Кеплером. Н. В. ожил и повеселел. Мой диагноз — он заболевает от рукописи П. Видно, читать не очень легко, а он не может в этом сознаться. Анимаиса была в распрекрасных чувствах. Хочется делать «Петуха».

19.11.69. На черной бумаге тюбиком стронция — новой желтой — получилось красиво — концерт.

20.11.69. Повторила это тюбиком кадмия желтого — тоже ничего. Карандаш слушается, право, больше, чем тюбик. У нас был Дорош, пошли его провожать и вымокли — у нас был ливневый дождь, моя новая серая каракулевая шуба вся мокрая, сушится в кухне на полу.

22.11.69. Вечером Н. В. правил рассказ, выкидывая все церковное. Показывала А. С. Б. и заодно всем последние «города». Днем был Б. Д. Сурис с предложением печатать архитектурный альбом, т. е. мои картинки. Мне везет!

23.11.69. Делала «Петуха». На красном фоне, на зеленом, на синем, на розовом. На черном — лучше всего. Вчера прочитала две статьи П. об азбуке и о Загорске. Так от всего этого тошнехонько, а сказать нельзя, надо хвалить — обидится. Что-то есть порочное в публичных прижизненных рецензиях. Насколько приятнее и интереснее читать эти отзывы в письмах. Например, Милашевский прислал хорошее письмецо, сегодня Рита Ногтева из Нижнего.

25.11.69. Сегодня ходили в Дирекцию выставок — писали оценочный список. Окантовали на картон, но не все. Директор Назаров подошел знакомиться. Выставка станет тысяч 50–60. Я, может, не понимаю, но это какое-то большое событие в этом учреждении. В «Литературке» ответ на письмо Союзу писателей Солженицына.

2.12.69. Илья принес книжку живописи на стекле. Выпрямляет душу и руку. Не пойму своего отношения к Рахманинову. Скорее, не очень нравится. Дочитала 9-ю главу «Бесов», про грех Ставрогина. По ошибке нам принесли из библиотеки 3-й том журнала «Былое» — и оказалось, это до сих пор не печатавшаяся глава. Печать слепая, бумага желтая, глазам трудно, но не оторваться от этого колдуна!

6.12.69. Скучный вечер с гостями. Что-то я совсем перестала выносить «гости» — привыкла к своему монастырю. Читаю Розанова. Наукообразно и скучно, но о русской истории интересно. Он совсем обходится без татарского ига. Восхищаюсь любопытным его мозгом.

12.12.69. Села читать письма Леонтьева «Губастику». Кое-чему я у него научилась: любить недостатки и ошибки, не верить в равенство и ждать конца как должного.

13.12.69. Вчера позвонила Галина Давыдовна. Условились сегодня ехать смотреть интересную икону. Поехали к Андроникову монастырю. Хозяин — красивый молодой человек тургеневского типа с «вдумчивыми» глазами, Валерий Николаевич Алексеев. Иконы: «Апостол Павел» (?) из чина, весь охряной, добротный, два больших праздника, доски тоже из чина, тоже святители, приближающиеся к Васнецову, с выражением на лицах, хотя письмо еще интересное — мне не понравились, зато нравятся хозяину. Икона — моя мечта. На ней оба заборные слова вырезанные гвоздем. Из-за этого ГТГ не поставили ее на комиссию.

16.12.69. Звонила Манухину, спрашивала об Алексееве, памятуя предупреждение Н. Н. Померанцева (который, как выяснилось, женился). Опять выговор и гнев Н. В. Не обращать внимания.

Дочитала Цветаеву о Гончаровой. Точка. Приговор ей и Сарабьянову.

19.12.69. Сегодня именины! Делала «Петуха». Н. В. веселый, со всех сторон внимание, всякая еда. Я все это не очень люблю, но держусь. Нарядилась, причесалась. Для праздничка. Е. И. из Ашукинской интересно поздравила: «Ангелу злат венец, а Вам доброго здоровьица». Ашукины добавили: «И многие лета». Собралось народу больше, чем ожидали. Издательская шпана. Изнасиловали. Зрительно было красиво, разноцветно, но противно и я ничего не нарисовала даже. Только бы не раздражиться. В 9.30 гости ушли, мы оделись и пошли гулять.

20.12.69. Такая на сердце тоска. Сижу одна, завожу Баха и рисую: коня, белку с Новым годом, пишу всем задолженные письма. Пробую другое перо — «золотое» — ничего не получается, дерет бумагу.

24.12.69. Вчера еще с вечера взволнованная Анимаиса сообщила о неприятностях с «Городецкой живописью». А накануне не очень утешительный разговор с Машей Реформатской об этой большой иконе, так меня пленившей своим белым фоном, сложным рассказом и космической темой. Дни творения, Адам и Ева, Каин и Авель, притом пашут, сеют, смерть Адама.

Сегодня Анимаиса приехала и выложила все «ужасы». Моя статья легковесна, политических ошибок нет, много глупостей и пр. Она горячилась больше меня, а я, поглощенная своей усталостью от не двигающегося с мертвой точки «Петуха», как-то реагировала вяло. Хотя написала письмо Михайлову. Прошение.

25.12.69. «Петух» доводит до обморока, до тоски в середке туловища. Спасение — идти гулять. Но красота инея пропадает ненаписанная — не то настроение. Из воскресной прогулки разговор лыжников о романе Кочетова «Чего же ты хочешь?»: — Солоухин говорит: «Я ему непременно набью морду, пусть меня за это наказывают, а я набью!..» Весь вагон читает и обсуждает статью в «Правде» о Сталине (90 лет).

Сегодня ели лосиное мясо — очень вкусно.

26.12.69. Беды с «Городецкой живописью». Все проваливается, и, видимо, письмо Михайлову не сыграло. Анимаиса в отчаянье, я тоже. Звоню Василенко, прошу о помощи — отказ. Принимаю всякие лекарства. Неприятные обезоруживающие догадки. Читаю про Ницше. Музыки никакой нет. Приехал Дорош. Конца нет моим бедам. Но уже стала бесчувственной.

31.12.69. За эти дни Анимаиса заказала рецензии Алпатову, Ильину, Сидорову, Дорошу. Дорош написал и принес. Пистунова тоже написала и приехала. Остальные после праздников. Что-то в комитете изменилось. Разболтавшие все это чиновники кусают себе локти. Написала на 6 страниц письмо Жегаловой и 30-го отправила сама. Переживания этой недели вылились в большую неприятность — Новый Год.

1970-е годы

2.1.70. Год начался плохо. У Н. В. болит язва. Чувствую себя виноватой, винюсь, но нет мне прощения. Звонил Василенко, берет свой отказ обратно, Жегалова ему звонила. Ничего не разберешь, и очень надоело, но надо как-то заканчивать.

10.1.70. Был Костин для совета о нашей беде с альбомом. Про дела не хочется и писать, а надо бы, для назидания. Месяц оранжевой лодочкой над домом.

14.1.70. Детская выставка в Академии. Лучше всех полосатый кот с громадной мухой на спине. Величественный Кибрик, не менее величественный Шабельников у лимузина. Н. В. немного встает, но сегодня такая «Кафка» до Анимаисиного звонка, который разбил молчание. Рыбаков написал отзыв. Завтра будет в «Авроре» заседание по поводу «Городецкой живописи». Заходила в истерике Анимаиса.