Кромешник и его светлое чудо - Лана Ежова

приготовлением салата и принялся сервировать стол, убрав поднос в шкаф.

Впервые кто-то, кроме сестры, хозяйничал на кухне и не вызывал во мне ни малейшего раздражения.

— Так ты создаешь оружие против кромешников? — пошутил Мэттхольд, возвращая к рассказу.

Ох... засмотревшись на плавные, экономные движения мужчины, я забылась и смолкла.

— Выходит, что нечаянно создала. Скалка в единственном экземпляре, орден забрал ее на исследование, значит, с ней точно что-то не так.

Достав только одну тарелку, Мэттхольд принялся наливать суп.

— Зять пошутил, что он влюбился с первого удара. Я повторила его слова в разговоре с подругой, которая пишет о кромешниках романтические истории, она, кстати, получила на это разрешение от ордена, так что он сам виноват в возникшей ситуации. Прочитав роман с этой шуткой, экзальтированные девицы решили, что все дело в скалке. И понеслось... Тираж изъяли — не помогло. Шутка обрела алогичное объяснение: мол, скалка, как символ домашнего очага, по воле латорийской богини Матери стала приворотным средством. Ордену пришлось пустить слух, что неженатые кромешники, которые носят плащи, сильно изуродованы нечистью. Лишь это сократило число нападений...

Плечи Мэттхольда дрогнули.

Ему смешно? Ха! Это он просто не встречал девицу с горящими глазами, заветным желанием выйти замуж за кромешника и скалкой наперевес. Сногсшибательное зрелище!

— Но ты ведь не поэтому носишь плащ? Не из-за нападений фанатичек?

— Нет, — коротко отозвался он.

Хоть какие-нибудь объяснения, пожалуйста! Ведь иначе я сама их придумаю.

Увы, Мэттхольд не соизволил поделиться подробностями.

И у меня вырвалось горькое признание:

— Если бы собратья по ордену не носили плащи, ты бы тоже его не надел. Это все мой неуемный язык виноват!

Понимаю, что ему пришлось бы выкручиваться как-то иначе, чтобы и лицо скрыть, и не выделяться среди других кромешников. Но помечтать-то можно!

— Я когда-нибудь увижу тебя?

Он неопределенно пожал мощными плечами.

— На все воля Тьмы.

— Ты скрываешь лицо из-за шрама? — допытывалась я, испытав необъяснимый прилив смелости. — Поверь, мне все равно, да и к внешности привыкаешь, не замечаешь, какого цвета у человека глаза.

Не оборачиваясь, Мэттхольд глухо произнес:

— Серо-голубые.

— Что, прости?

— У тебя серо-голубые глаза, Филиппа, иногда светло-зеленые — цвет зависит от освещения и твоего настроения.

И что это означает? Присматривался? Или лично ему не все равно, какой у человека цвет глаз?

— Приятного аппетита, Филиппа. — Он поставил на стол тарелку.

Все еще находясь на волне смелости и наглости, я сложила руки на груди и решительно заявила:

— Спасибо большое, мне приятна забота, но есть я не буду.

— Нет аппетита? — тихо спросил Мэттхольд.

Не сводя с него пристального взгляда, я заявила провокационно:

— Опасаюсь, что отравлено, поэтому позавтракай вместе со мной!

До недавнего времени я даже мысли бы не допустила, что легендарные кромешники могут сделать что-то нехорошее. Благородные, совершенные воины. Ан нет, среди них тоже встречались предатели, клятвопреступники и просто подверженные страстям.

Тот, кто побеждал искушение воспользоваться полученной силой во вред, становился истинно могущественным.

Я уверена, мой гость из числа последних. Он по-настоящему благородный воин Тьмы.

Моя маленькая провокация удалась: молча взяв еще тарелку, кромешник налил и себе супа.

Как зачарованная, я следила за ложкой, которую он поднес ко рту, точнее, к тьме, прикрывавшей лицо.

Ложка вошла во мрак...

Я вздохнула. Это было наивно — надеяться, что он откинет капюшон, чтобы поесть.

— Как видишь, я спокойно ем.

Можно было вредничать дальше, мол, кромешникам яды не страшны. Но цель ведь была в другом... Попытка увидеть лицо моего спасителя провалилась.

Еще раз вздохнув, я принялась за суп. И вскоре забыла обо всех огорчениях: прозрачный бульон, насыщенный вкус и аромат. Удивительно вкусно!

Когда твоя сестра кулинарный маг, сложно удивить, но мужчина напротив сумел.

— Спасибо, мне очень понравилось! — поблагодарила я, когда незаметно для себя доела последнюю ложку.

— Я рад, — отозвался Мэттхольд. — Есть еще чай из трав. Будешь?

Я кивнула, с удовольствием наблюдая, как он гармонично двигается по кухне.

Знаю, среди мужчин много профессиональных поваров, но воин, который умеет готовить, а еще заваривает тебе чай? А уж кромешник! Даже предположить подобное не могла.

Вскоре передо мной стояла чашка с травяным настоем. Пахло аппетитно и знакомо — травами из леса, я сама делала этот сбор.

Гость мыл посуду, как обыкновенный человек, и я вновь засмотрелась. Вспомнилось, во что превращалась у брата кухня всего за один день, когда Виола вынужденно уезжала до вечера. Болес — витающий в облаках изобретатель, я тогда была мелкой и не думала, что должна помогать старшим. Поражаюсь, почему Виола, возвращаясь в свинарник, нас не гоняла по дому полотенцем?..

Я отпила глоток и тотчас выплюнула.

— Что? — Мэттхольд резко обернулся. — Опять отправлено?

Я не удержалась от смешка.

— В этот раз да. Здесь мед, а у меня непереносимость.

— Извини, не знал. — Он забрал чашку и вылил ее содержимое в раковину. — Что делает на твоей кухне мед, если тебе его нельзя? Для гостей?

— Нет. Жаль было выбросить после эксперимента.

Вот же шмырь! Мысленно шутя насчет ядов, я едва не отравилась на самом деле. И ведь по собственной глупости!

Когда я нервничаю, то много говорю. Вот и сейчас зачем-то принялась болтать о том, о чем не спрашивали.

— Я придумала один дурацкий артефакт — твареподавитель. Летом открываешь окно на всю ночь и спишь спокойно — ни мошка, ни комары не беспокоят. Но не хотелось, чтобы артефакт убивал и безобидных насекомых, тех же мотыльков.  Чтобы убедиться, что артефакт настроен лишь на кровососущих, я приманивала бражников, измазывая подоконник медом... Вот почему он у меня.

— Почему артефакт дурацкий? Нужное изобретение для тех, кому недоступно специальное заклинание. Только я бы изменил