Дело молодых - Павел Сергеевич Иевлев

яркие ртутные лампы в алюминиевых кожухах-тарелках, и белый свет заливал просторное помещение с неприятной хирургической отчётливостью. От торцевой стены помещения отодвинули стоявший там в прошлый раз стеллаж с каким-то железом, и за ним обнаружилась ниша с дверью. Обычной такой дверью, хотя несколько чужеродной для окружения – ей бы пристало стоять на каком-нибудь сарае для тяпок в дачном кооперативе. Реечно-фанерная, крашеная белой масляной краской в несколько слоёв, причём верхний уже слегка облупился и пошёл кракелюрами, с обычной дешёвой никелированной ручкой и без замочной скважины. Нормальная дверь, если не считать того, что её косяк был не вделан в стену, а приделан к ней. Такое ощущение, что никакого дверного проёма за ней нет, а просто дверную коробку прислонили к стене и закрепили в таком положении вбитыми в кирпич стальными скобами. Возле двери нас ждал Старый. На лице его не было обычного плохо скрытого ехидства, он был серьёзен и несколько обеспокоен. Рядом с ним стояли ещё несколько мужичков вида пожилого и важного, но ни меня им, ни их мне никто представлять не стал, соответственно, и я на них решил внимания не обращать.

Сандер, подбежав к Старому, буквально приплясывал возле него, заглядывая в глаза, но тот кивнул мне и заговорил с Йози.

– Ты уверен, что хочешь пойти?

– Мы же ненадолго, ничего страшного, – ответил ему Йози.

Хренассе! Ничего, значит, страшного. Если, значит, ненадолго. А если задержаться, к примеру, то что? Етицка сила, куда ж я встрял-то?

– Ну что, готов? – обратился Старый уже ко мне.

Я хотел было спросить со всем возможным сарказмом, к чему именно мне следует быть готовым, но промолчал и пожал плечами – чего уж теперь-то. Всё равно ж полезу, заднюю включать поздно.

– Пшли, пра! – засуетился Сандер.

Ну, пора так пора. Пошли так пошли. Надо полагать, в эту дверь. Она тут не зря в фокусе событий, вон как мужички важные серьёзно на неё пырятся. Каким-то, кстати, недовольством от них в мою сторону веет. Я тот ещё физиономист, но не рады они мне, и со Старым чего-то серьёзно не поделили. Однако Старый их нагнул, и они терпят. Терпят, но с монтировкой за пазухой. Я б на его месте спиной к ним не поворачивался. Да он и сам не дурак, я думаю.

Я уж было сунулся к двери, но Старый придержал меня за плечо, кивнув на Сандера. Тот, поймав его разрешительный жест, метнулся к двери и ухватился за ручку, на секунду завис, как бы припоминая, в какую сторону она открывается и аккуратно потянул на себя. У меня внезапно возникло странное тянущее чувство внутри – как будто в животе что-то повернулось. Накатила неприятная слабость, на секунуду потемнело в глазах, ноги задрожали… Но практически сразу прошло.

Из щели повеяло сквозняком, запахом дождя и даже слегка заложило уши, как в самолёте на снижении. Шаг вперёд, и решительный Йози буквально втолкнул меня в тёмный проём. Дверь за нами закрылась.

В помещении было темно, и пыльно.

– Ожна, ама, – прошипел Сандер.

– Яма тут, не провались, – перевёл Йози, но я и сам уже научился понимать Сандера, по интонациям.

Мы были в пустом гараже. Через некоторое время глаза привыкли, и света, попадающего в щели ворот, стало достаточно, чтобы разглядеть замызганные стены, пыльные пустые стеллажи и открытую слесарную яму посередине. Гараж как гараж, близнец моего и ещё сотен таких же. Единственное отличие – та самая фанерная дверь, которая тут торчала чужеродным пятном в торцевой стене напротив ворот. И здесь она тоже имела вид приколоченной к стене вместе с коробкой, только скобы были другие – из оцинкованных монтажных пластин, закреплённых в стену на дюбель-гвоздь. Кажется, она даже той же стороной была повёрнута, хотя за это не поручусь. Можно было бы, не особо напрягаясь, предположить, что мы просто прошли подземелье Старого и вышли там же, в Гаражищах, но я уже понимал, что это было бы слишком просто. Я где-то в глубине себя уже всё понял, но этому пониманию надо было ещё прорасти на поверхность сознания и стать частью реальности. Пока что с ощущением взаправдошности происходящего были некоторые проблемы. Как в кино.

– Сейчас открою, погодите, – сказал Йози, возившийся с воротами, – заржавело всё…

Скрипнули противно железные петли, в воротах открылась небольшая дверца, впустив тусклый пасмурный день, шум дождя и запах сырости. За воротами гаража шёл мелкий унылый дождик, и, видимо, уже давно. Никакого солнышка, провожавшего меня на той стороне. Первым вышел, отряхивая руки от ржавчины, Йози, за ним выскочил бодро Сандер, а потом уже и я.

Ну что вам сказать за другой мир? Да та же, в общем, фигня, что и наш. Я как-то сразу, с первыми каплями дождя на лице, принял мысль, что мир другой, и никакой это не фокус. Вокруг было, в принципе, то же Гаражище, но как будто заброшенное лет этак с пару десятков назад и в силу этого факта здорово поусохшее.

Собственно, в открывшемся пейзаже осталось полторы линии заросших матёрыми кустами гаражей, половина из которых были с просевшими крышами и снятыми воротами, а остальные имели вид одичалый и неприютный. Растительность давала понять, что ворота не открывались годы и годы. Разумеется, такую заброшку можно, при желании, найти и у нас, но город, видневшийся в некотором отдалении, снимал все вопросы. Город был совершенно другой и непохожий ни на что виденное мной ранее. Нет, никакого кубофутуризма или висящих в воздухе эстакад из фантазий тех времён, когда фантасты ещё писали про счастливое будущее. Просто город. Но это был очень другой город.

Ровные ряды положенных на длинный торец параллелепипедов. Двухэтажные дома, где окна идут сплошной безразрывной полосой голубоватого стекла вдоль стены, а углы слегка скруглены. Такие полосатые, облизанные коробочки – серые полосы стен, голубоватые – окон. Серая-голубая-серая-голубая-серая. Они выглядели странновато в своей ничем не нарушенной плавности контуров – никаких труб, антенн и даже подъездов. Детальки конструктора «Лего», а не дома. А главное, все они совершенно одинаковые и составляют в комплексе абсолютно бесцветный город, лишённый всяких цветов, кроме серого и голубого. По крайней мере, та его часть, которая была видна с окраины, выглядела именно так – никаких перетяжек, плакатов, рекламы, очагов зелени, вывесок и витрин. Ни одного яркого пятна. Ни одного газона. Ни одного дерева. Ни одной машины. Ни единого человека.

Остатки гаражей был отделены от начала городских строений приличных размеров пустырём, без малейших следов человеческой деятельности – естественный луг с вкраплением дикорослых кустов. Никакая дорога