Зима в Мадриде - Сэнсом Кристофер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они свернули на улицу Монтеро. Нищий калека протянул к ним руку из дверной ниши.
– Por solidaridad, – сказал он.
Берни дал ему монету в десять сантимов:
– Ради солидарности. – Он мрачно усмехнулся. – Это вместо «ради любви Господней». Когда мы победим, нищих больше не будет. Как и священников.
Они вышли на Гран-Виа, и вдруг над головой раздался громкий рокот. Люди замерли, стали смотреть вверх. Кто-то бросился бежать.
– Не поискать ли нам бомбоубежище? – спросила Барбара, нервно оглядевшись.
– Все в порядке, это самолет-разведчик. Пошли.
Кафе «Хихон», до войны логово богемных радикалов, было оформлено по новой моде, с мебелью и прочим в стиле ар-деко. Все стены в зеркалах. В баре полно офицеров.
– Хемингуэя нет, – с улыбкой сказала Барбара.
– Ничего. Что вы будете?
Она попросила белого вина и села за столик. Берни направился к стойке, а Барбара стала переставлять стул по кругу в поисках места, где бы не было зеркал, но они висели повсюду. Она ненавидела смотреть на свое отражение. Берни вернулся с двумя бокалами на подносе, который держал здоровой рукой:
– Вот, возьмите.
– Да, спасибо.
– Вы в порядке?
– Да. – Она завозилась с очками. – Просто я не люблю зеркала.
– Почему же?
Барбара отвернулась:
– Не люблю, и все. Вы поклонник Хемингуэя?
– Вообще-то, нет. Вы много читаете?
– Да, вечерами у меня есть время. Я тоже не большая любительница Хемингуэя. Мне кажется, он обожает войну. А я ненавижу ее.
Барбара подняла взгляд, размышляя, не слишком ли она горячится, однако Берни ободряюще улыбнулся и предложил ей сигарету.
– Работникам Красного Креста последние два года приходилось туго. Сперва Абиссиния, теперь это.
– Война не закончится, пока с фашизмом не будет покончено.
– Пока Мадрид не станет его могилой?
– Да.
– Других могил тоже прибавится.
– От истории не убежишь, – процитировал Берни Линкольна.
– Вы коммунист? – вдруг спросила Барбара.
Он улыбнулся и поднял бокал:
– Из центрального лондонского отделения. – Глаза его озорно сияли. – Вы в шоке?
– Я здесь два месяца, меня уже ничем не удивить, – рассмеялась Барбара.
Через два дня они пошли на прогулку в парк Ретиро. Над воротами висел транспарант с лозунгом: «NO PASARÁN». Борьба становилась все более ожесточенной. Войска Франко прорвались к университету на севере города, но были там остановлены. Прибывало все больше оружия из России, Барбара видела колонну танков на Гран-Виа, их гусеницы вырывали камни из мостовой, люди приветствовали танкистов радостными криками. В темное время суток улицы не освещали, чтобы затруднить работу ночным бомбардировщикам, но над Каса-де-Кампо постоянно появлялись белые вспышки – работала артиллерия, слышался грохот канонады, будто беспрерывно гремел гром.
– Мне всегда была ненавистна сама идея войны, с раннего детства, – сказала Барбара Берни. – Мой дядя погиб на Сомме.
– Мой отец тоже был там и с тех пор сильно изменился.
– В детстве я не раз встречалась с людьми, которые, понимаете, прошли через это. С виду они были вроде бы совершенно нормальными, но на них лежал какой-то отпечаток.
Берни склонил голову набок:
– Не слишком ли много мрачных мыслей занимало маленькую девочку?
– О, я всегда любила поразмышлять. – И Барбара вновь горько усмехнулась, иронизируя над собой. – Я много времени проводила одна.
– Вы, как и я, единственный ребенок в семье?
– Нет, у меня есть сестра, она на четыре года старше, замужем, тихо-мирно живет в Бирмингеме.
– У вас сохранился легкий акцент.
– О боже, не надо об этом!
– Это мило, – сказал он, подражая ее произношению. – Мои родители – лондонцы из рабочей среды. Трудно быть единственным ребенком в семье. От меня многого ждали, особенно после того, как я получил стипендию на учебу в Руквуде.
– От меня никто ничего не ждал.
Берни с любопытством посмотрел на нее, потом вдруг поморщился и обхватил больную руку здоровой.
– Вам больно?
– Немного. Не возражаете, если мы присядем?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Барбара подвела его к скамье. Сквозь грубую ткань шинели она почувствовала, какое крепкое у него тело. Это ее взволновало.
Они закурили. Перед ними было озеро, но его осушили: вода, мерцающая в лунном свете, стала бы хорошим ориентиром для бомбардировщиков. От грязной жижи на дне исходил слабый запах гнили. На берегу свалили дерево, и несколько мужчин рубили его топорами; наступали холода, а топлива в городе не было. На противоположной стороне пустой чаши озера стояла в огромной мраморной арке статуя Альфонсо XII, рядом с ней, создавая резкий контраст, из кустов торчало дуло зенитной установки.
– Если вы ненавидите войну, – сказал Берни, возвращаясь к беседе, – то должны быть антифашисткой.
– Мне отвратительны националистические бредни по части высшей расы. Но коммунисты тоже сумасшедшие. Люди не хотят, чтобы все было общим, это неестественно. У моего отца свое небольшое дело, но он не богат и никого не эксплуатирует.
– Как и мой, он управляет магазином, но не владеет им. Тут есть разница. Партия не против хозяев магазинов и других мелких предпринимателей. Мы понимаем, что переход к коммунизму будет долгим. Вот почему мы пресекли то, что творили здесь революционеры-радикалы. Мы противостоим крупным капиталистам, тем, кто поддерживает фашизм. Людям вроде Хуана Марча.
– Кто он такой?
– Главный кредитор Франко. Нечистый на руку делец с Майорки, который сколотил миллионы на труде других людей. Коррупционер высшей степени.
Барбара затушила сигарету.
– Вы не можете утверждать, что вся грязь в этой войне на одной стороне, – возразила она. – А как насчет всех тех, кто исчез? Людей забрала Seguridad[28], и их больше никто не видел. И не говорите, что этого не происходит. К нам в контору постоянно обращаются отчаявшиеся женщины, чьи мужья пропали, и нет никакой возможности добиться ответа, где они.
Берни и глазом не моргнул:
– Невинные люди тоже страдают во время войны.
– Вот именно. Тысячами.
Барбара отвернулась. Ей не хотелось с ним спорить, совсем не хотелось. Она почувствовала, как на ее руку легла теплая ладонь Берни.
– Не будем ссориться, – сказал он.
Его прикосновение ударило как электрический заряд, однако Барбара убрала свою руку и спрятала в карман. Она такого не ожидала, считая, что Берни пригласил ее снова встретиться, так как ему было одиноко и он больше не знал здесь никого из англичан. Теперь она подумала, что ему нужна женщина-англичанка, иначе зачем бы он обратил на нее внимание? Сердце у нее застучало.
– Барбара?
Берни нагнулся, пытаясь поймать ее взгляд, а потом неожиданно скорчил рожу – скосил глаза и высунул язык. Она засмеялась и оттолкнула его.
– Я не хотел вас расстраивать, – сказал он. – Простите.
– Нет… просто… не берите меня за руку. Я буду вам другом, только не делайте этого.
Конец ознакомительного фрагмента.