Том 11. Рассказы. Очерки. Публицистика. 1894-1909 - Марк Твен

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

На следующий день потрясающая сенсация взбудоражила весь поселок: величественного вида иностранец, с внушительной осанкой и непроницаемым лицом, прибыл в трактир и записал в книгу приезжих имя, которое стольких приводило в трепет:

Шерлок Холмс

Эта новость перелетала из хижины в хижину, с участка на участок; побросав инструменты, люди ринулись к центру притяжения. Некий старатель оповестил о выдающемся событии Пэта Райли, чей участок находился по соседству с участком Флинта Бакнера, и Фетлок Джонс, услышав новость, едва не упал в обморок.

– Дядюшка Шерлок! – пробормотал он себе под нос. – Везет как утопленнику! Угораздило же его появиться, как раз когда... – Но тут Фетлок впал в мечтательную задумчивость и вскоре успокоился. "Впрочем, его–то мне бояться нечего. Всем, кто его знает так, как я, отлично известно, что он способен раскрыть преступление, только когда сам его подготовит заранее, запасется всеми уликами и сыщет какого–нибудь парня, который согласится совершить это преступление согласно его инструкциям. Ну а на этот раз улик не будет! Так в чем же он сможет здесь показать свой талант? Ни в чем. Нет, сэр, все подготовлено! Но если б я рискнул отложить это дело... О нет, так рисковать я не намерен. Флинт Бакнер отправится на тот свет сегодня же вечером. Без проволочек!" Но тут перед Фетлоком возникло еще одно препятствие: "дядюшка Шерлок, конечно, захочет сегодня вечером поговорить со мной о семейных делах. Как же мне от него отделаться? Около восьми часов я должен на несколько минут попасть к себе". Это было весьма затруднительное обстоятельство, из–за которого Фетлоку пришлось немало поломать голову. И все же выход был найден: "Мы пойдем прогуляться, а я на минутку отлучусь и оставлю его на дороге, так чтобы он не видел, что я сделаю. Лучший способ сбить сыщика со следа – это не отпускать его от себя, когда готовишься совершить преступление. Да, это самый безопасный ход. Я возьму его с собой".

Тем временем всю дорогу перед трактиром запрудили жители поселка, в надежде хоть одним глазком взглянуть на Великого Человека. Однако Великий Человек сидел в своем номере и не выходил. Слегка повезло только Фергюсону, кузнецу Джейку Паркеру и Хэму Сандвичу. Трое восторженных поклонников великого сыщика–ученого засели в сарайчике для хранения задержанного багажа, расположенном напротив окон занимаемого сыщиком номера и отделенном от него лишь проходом в десять – двенадцать футов шириной, и просверлили в ставнях глазки.

Ставни у мистера Холмса были наглухо закрыты, но вскоре он их распахнул. Жуткое и вместе с тем радостное волнение охватило троих наблюдателей, внезапно очутившихся лицом к лицу с выдающейся личностью, с этим сверхчеловеком, слава о котором гремит по всему миру! Вот он сидит перед ними – не легенда, не призрак, а реальность из плоти и крови: протяни руку – и можно его потрогать.

– Вы только взгляните на эту голову! – с благоговением в голосе воскликнул Фергюсон. – Бог ты мой! Вот это голова!

– Еще бы! – почтительно согласился кузнец. – А гляньте на этот нос, на эти глаза! Ум, говорите? Целая бочка!

– А бледный какой! – заметил Хэм Сандвич. – Это все от мыслей, вот от чего! Черт подери! Остолопы вроде нас даже понятия не имеют, что значит по–настоящему мыслить!

– Куда уж нам! – подтвердил Фергюсон. – То, что мы считаем мыслями, просто–напросто чепуха на постном масле.

– Верные твои слова, Фергюсон. А гляньте на этот нахмуренный лоб! Вот это, скажу я вам, острота мысли – так и сверлит, все вглубь, вглубь, в самое что ни на есть нутро! Должно быть, напал на какой–то след.

– Так и есть! Попомните мои слова! Вы только взгляните, какой мрачный, какой бледный и торжественный, – ни одному покойнику его не переплюнуть!

– Где там! Ни за какие денежки! И ведь это все у него наследственное! Он же четыре раза умирал, это даже историки описали. Три раза своей смертью, а один раз – от несчастного случая. Говорят, от него несет сыростью и холодом, как от могилы. А еще говорят...

– Т–сс! Смотрите! Приложил большой палец к правой шишке на лбу, а указательный – к левой. Клянусь своей второй рубахой, его мозговая машина сейчас шпарит на полный ход!

– А то как же! А теперь он глядит на небо, поглаживает усы и...

– А теперь поднялся и пальцем правой руки на пальцах левой пересчитывает улики. Видите? Вот дотронулся до указательного, теперь – до среднего, а теперь – до безымянного...

– Стоп! Застрял...

– Глядите, как сморщился! Видно, не может разобраться в этой улике. А вот...

– А вот улыбается! Ну, прямо тигр! Глядите, остальные пальцы перебрал одним махом. Значит, понял, в чем дело! Понял, будьте покойны.

– Да, скажу я вам! Не хотелось бы мне быть на месте того парня, за которым он охотится!

Мистер Холмс пододвинул стол к окну, сел к наблюдателям спиной и стал писать. Наблюдатели оторвались от дырочек в ставнях, набили трубки и уютно расположились, чтобы не спеша покурить и потолковать.

– Да, ребята, что тут говорить. Он – чудо! – с полной убежденностью объявил Фергюсон. – Это прямо–таки на нем написано.

– Самые что ни на есть верные твои слова, Фергюсон, – сказал Джейк Паркер. – Вот было бы здорово, если бы он вчера вечером оказался с нами!

– Еще бы! – подхватил Фергюсон. – Уж тогда бы мы имели возможность наблюдать научную работу сыщика. Интеллект – понятно? Чистый интеллект самого высшего сорта. Наш Арчи – молодчина, и нечего умалять его способности, но ведь его дар, насколько я понимаю, только зрение, острое, как у совы ночью, удивительный природный дар животного, ни больше ни меньше; но в этом же нет интеллекта, нет этой жуткой таинственности, этого величия... Двух таких людей можно сравнивать не больше чем... чем... Да что там! Разрешите–ка мне сказать вам, что бы он стал делать вчера. Он бы сперва зашел к мамаше Хоган и взглянул – только взглянул – на помещение, вот и все. И что–нибудь увидел бы? Да, сэр, все до последней мелочи! И он бы знал жилье Хоганов лучше, чем сами хозяева, проживи они там хоть целых семь лет. Потом он бы сел на койку, все так же тихо, спокойно, и сказал бы миссис Хоган так... Эй, Хэм, к примеру – ты будешь миссис Хоган. Я стану тебя спрашивать, а ты отвечать.

– Ладно, валяй!

– Сударыня! Прошу внимания! Не отвлекайтесь. Итак, какого пола ребенок?

– Женского, ваша честь!

– Гм! Женского. Хорошо, очень хорошо. Возраст?

– Седьмой пошел, ваша честь!

– Гм, мала, слаба – две мили. Потом устанет. Ляжет, уснет. Мы найдем ее на расстоянии двух миль или менее того. Зубы?

– Пять, ваша честь! И один вылезает.

– Хорошо, очень хорошо! Очень, очень, хорошо!.. (Да, ребята, уж он–то найдет улики и увидит их там, где другой пройдет мимо, не обратив на них никакого внимания...) В чулках? В башмаках?

– Да, ваша честь! И в том и в другом.

– Чулки нитяные, башмаки сафьяновые?

– Башмачки юфтевые.

– Гм! Юфть! Это осложняет дело... Ну, ничего, справимся. Вероисповедание?

– Католичка, ваша честь!

– Отлично. Прошу оторвать лоскут от ее одеяла. Благодарю. Полушерсть заграничного производства. Отлично. Теперь кусочек от ее платья. Благодарю. Ситец. Поношенный. Превосходная улика. Превосходная! Теперь, будьте любезны, соберите мне немножко мусору с пола. Спасибо, большое спасибо! О! Превосходно! Превосходно!.. Теперь мы, кажется, знаем, в чем дело...

И вот, друзья мои, у него уже есть все необходимые улики, и больше ему ничегошеньки не надо. И потом, как вы думаете, что делает Выдающаяся Личность? Он раскладывает на столе все эти кусочки материи и мусор, кладет на стол локти, склоняется над ним, укладывает все вещицы ровно в ряд, изучает их, тихо шепчет: "Женского пола", перекладывает их по–другому, шепчет: "Шесть лет", снова перекладывает их и так и сяк и опять шепчет: "Пять зубов... один выходит... католичка... нитяные... ситец... юфть... будь она проклята, эта юфть!" Потом выпрямляется, устремляет взор в небеса, запускает обе пятерни в волосы и все ерошит их, ерошит, бормоча: "Будь проклята эта юфть!" Потом он встает из–за стола, хмурит лоб и начинает пересчитывать все свои улики по пальцам и... застревает на безымянном. Но лишь на один миг! Потом лицо его озаряется, будто дом во время пожара, он расправляет плечи и во всем своем величии обращается к собравшимся: "Пусть двое возьмут фонарь и сходят к индейцу Билли за ребенком. Остальные – по домам. Спокойной ночи, сударыня! Спокойной ночи, джентльмены!" И он кланяется, величественный, как Маттерхорн, и уходит в трактир. Вот каков его стиль работы. Единственный в своем роде, научный, глубокомысленный: четверть часа – и дело в шляпе. И не надо всей толпой полтора часа шататься в диких зарослях, верьте моему слову.

– Черт подери! Вот это здорово! – воскликнул Хэм Сандвич. – Фергюсон! Ты же все это разыграл как по нотам! Ни в одной книге его так точно не описали! Да я будто все своими глазами видел! А вы?