Руки вверх, Ваше Величество! - Николай Мизийски

и для разнообразия — толстого дворцового повара Слонардо, на голову которого дядя нацепил карнавальную маску слона — белую, картонную, с длинным изогнутым хоботом.

Приближалась полночь. Городские часы показывали без трех минут двенадцать. Из-за колокольни кафедрального собора выглядывал мечтательный полумесяц. Он слабо освещал шестьдесят четыре черные и белые плиты, в восемь рядов уложенные на маленькой, охваченной зданиями площади.

— Ах! — в тысяча девятый раз-воскликнул Кралини.

Но кардинал не упрекнул его — он видел, что на этот раз надоевшее «ах» вызвано уважительной причиной: на площади находился преуспевший соперник — герцог Кралето. Трое разбитных воинов в черных одеждах сопровождали его в ночной прогулке.

— Добрый вечер! — свысока приветствовал Кралето, приближаясь со своими людьми.

В общем-то, Кралето не был настроен воинственно. На следующее утро его ожидала официальная, но приятная церемония — появление перед народом об руку с красавицей флорентинкой. И ясно же, что ему не хотелось подвергать себя риску в дуэли с отвергнутым и потому особенно опасным соперником. И все-таки, не скрывая торжества, он с наигранной учтивостью поклонился, сказал не без насмешки в голосе:

— Могу ли я надеяться, что десятого числа этого месяца вы удостоите своим присутствием мой свадебный праздник? Я распорядился приготовить специально для вас ваши любимые лягушачьи лапки.

Кто-нибудь другой на месте герцога Кралини поискал бы концом своей шпаги грудь Кралето. Однако несчастный светловолосый влюбленный, не ожидавший такой дерзости, лишь подумал: «Если я его убью, то паду в глазах своей возлюбленной. Лучше его вынудить убить меня, чтоб он был заточен во влажные стены подземной темницы, — тогда она станет жалеть меня, так рано и невинно погибшего».

И Кралини, пылкий и отважный, решил во что бы то ни стало умереть сегодня же — ровно в полночь, через три минуты!

Ферзарио, Слонардо и безымянный солдат сразу разгадали его печальные намерения. Их охватил ужас, но они не могли помешать страшному свершиться в те романтичные и жестокие времена любое желание герцога — закон для его приближенных, даже если тот герцог пребывает не совсем в своем уме.

— Немедленно в угол! — приступая выполнению своего замысла, приказал Кралини повару Слонардо.

Слонардо повилял картонным хоботом и без колебаний подчинился:

1. Сb2—a1.

По какому-то странному стечении обстоятельств в описываемую ночь все люди, так же как и герцог Кралини, были немножко не в себе и по плитам площади передвигались, ходами шахматных фигур. И оказалось, что при этом действующие лица, облаченные в черное, не могли действовать: они были стеснены и не имели ни шага в своем распоряжении. Кроме, конечно, самого герцога Кралето. Да и у него был всего-навсего один неопасный ход — на квадрат «a1», где стоял маскарадный слон. Не сомневаясь в своем праве, герцог попросту столкнул незадачливого повара в ближайший подвал:

1. …Крb2:a1.

Кардинал Ферзарио сжал губы. В обществе он слыл справедливым священнослужителем. При других обстоятельствах он лишь хладнокровно взглянул бы на соперника своего племянника и не стал бы ввязываться в стычку. «Глупо благородным людям отправлять друг друга в царство небесное, — всегда, утверждал он. — Если мы станем обращаться к дуэли при каждой ссоре, то скоро на земле не останется благородных». В эту же ночь, когда часы показывали двенадцать без двух минут, сердце его взяло верх над разумом. Если племянник решил умереть по собственной воле от оружия Кралето, почему бы не помочь положить конец его душевным терзаниям? И пусть та красотка поймет, что предпочла жениха, черного и одеждой, и шевелюрой, и сердцем! И пусть она походит потом вокруг тюрьмы, в которую упрячут Кралето, пока не закружится ее девчоночья голова!

Кардинал Ферзарио вытащил из-под своего пышного белого облачения большой серебряный крест и перешел на позицию, с которой ему более всего был доступен главный враг:

2. Фe1—c3+.

— Отец святой, неужели вы хотите запятнать кровью высочайший символ нашей веры? — тихо спросил Кралето под нацеленным в его голову тяжелым металлическим предметом.

— Что делать, Кралето? — ответил Ферзарио. — Кто виноват, что тебе не сидится дома за любовными письмами и стихами? Дорога тебе жизнь, не броди в столь позднее время по городской площади и не форси перед отвергнутым влюбленным и подданными короля!

«Кардинал обнаружил нас», — растерянно подумали окрестные жители из числа благородных, что глазели на ссору сквозь приоткрытые занавески. Но ни один не покинул своего наблюдательного пункта. В конце концов не они виноваты в том, что потомки знатных предков докатились до такого любопытного представления!

— Ох! — уже громко произнес Кралето. — Вы меня толкаете на страшное, кардинал, а я не намерен драться с вами!

И герцог в черном вернулся на прежнее место:

2. …Крa1—a2.

— «Давай, дядя, жребий брошен и пути назад нет!» — Кралини процитировал своего далекого предка, имя которого вдруг вылетело из головы. — Через минуту наступит полночь, городская стража появится на площади, и мой замечательный план может провалиться.

Жалость и страх вытеснились из сердца кардинала Ферзарио. Осталась одна злость, которая была так сильна, что бросила его туда, где скрестились пламенные взгляды племянника и его соперника.

Не дав договорить Кралини, кардинал нарисовал крест в воздухе перед лицом Кралето и в гневе взревел:

— Читайте свою последнюю молитву, герррцог Кррралето!

3. Фc3—b2+.

Над будущим счастливым молодожене:: нависла неминучая беда. Мечтательный полумесяц закрыл один глаз, чтоб видеть не больше половины трагедии. Чуть-чуть свели занавески на окнах благородные зеваки.

— Кардинал Ферзарио, вы, случайно, не состоите на учете у психиатра? — не шутя спросил Кралето.

— Молч-а-ать! — провозгласил кардинал, растягивая последние звуки, как при пении псалма.

И нацелил серебряный крест в голову герцога.

Времени было в обрез, но как же спастись от грозящего удара? Если он сам, Кралето, попробует сбросить с квадрата «b2» кардинала Ферзарио и занять его место, шпага Кралини воткнется ему между ребер. И невесте придется ходить не вокруг тюрьмы, а вокруг фамильного